- Как же это случилось? Не худые ль людишки что подстроили? Ретивая да хлопотливая была женка.
- И я так мыслю, батя, но улик нет. Поутру уехала в курени; жигари перед тем недовольство сказывали в работе, лаялись на хозяев. Потом разом притихли… А ввечеру прискакал артельный с плохой вестью; сказывает, неосторожно вела себя: сосной-вековушкой хрястнуло по маковке, и не различишь образа божьего на ней…
После глубокого раздумья отец тяжко вздохнул:
- Эх, Дуня, Дуня, не уберегла себя! Не найти нам в дом такую хозяюшку…
На душе росла тревога. "Что будет с заводами? - беспокоился Никита. - Григорий хоть хлопотлив, но слаб духом - попустительство по своему слабодушию допускает. А ставить при недостатках большое дело - надо иметь крепкое сердце… От Дуньки остались сиротки… Хошь бабка и возьмет над ними сбереженье, а все ж сироты…"
- Ступай, отдохни. Устал небось? - заботливо поглядел он на сына.
Теплое отцовское чувство шевельнулось в сердце Демидова: первая смерть в семье пробудила его.
Григорий ушел из горницы, а Никита долго ходил из угла в угол, припадая больной ногой…
Розыскная канцелярия по-прежнему не оставляла Демидова в покое. Капитан-поручик Плещеев опять вызвал на допрос и продержал заводчика целый день. Дорого обошлось это Демидову; лишняя прядка серебряных волос прибавилась в черни бороды. Но заводчик крепился, отмалчивался, держал себя спокойно…
Плещеев то ставил вопросы в упор Демидову, то отменно вежливо расспрашивал про житье. Демидов был ровен, как бы ушел в себя. Смерть любимой снохи не выходила из памяти.
Понимал Никита, к чему клонятся расспросы о житье, пришлось слать Ивану Никифоровичу соболей - ничего не поделаешь. Подьячие и писчики тянули, кто чем мог; у каждого нашлось дело и хлопоты до Демидовых. Жадный Демидов охал, кряхтел, но раскошеливался…
Длинные руки Розыскной канцелярии добирались и до Каменного Пояса. Тобольский воевода по настоянию капитан-поручика Плещеева наводил справки о работных людях на демидовских заводах. Знал Никита, что Акинфий легко не расстанется со своим добром.
Оно так и было. Воеводские подьячие и писчики наезжали в Невьянск, требовали пересчета народа; выясняли, сколько железа плавится в домнах и куда оно идет. Акинфий отговаривался от воеводских доглядчиков недосугами и срочным литьем. Когда приказные становились нетерпимыми, сын Демидов делал им посулы, а то просто выгонял с завода.
Так дело тянулось два года.
4
Счастье, однако, не оставило Демидовых. Дело приняло неожиданный поворот. Весной 1718 года фискалы, помышляя окончательно разорить заводчика, подали на него челобитную прямо царю Петру Алексеевичу, в которой без зазрения совести корили Никиту Демидова в присвоении Невьянского завода, в нерадивом хозяйствовании и возводили на него обвинение в том, что Демидов ставит железо в казну по неслыханно высоким ценам.
Царской канцелярией ведал генерал-лейтенант, а по гвардии подполковник князь Василий Долгорукий, человек вдумчивый, осторожный и характером мягкий. Получив от фискала жалобу на Никиту Демидова, генерал долго думал, как приступить к делу. Ему было известно, что Демидовы в немалом почете у царя. Князь решил быстро; доложил царю, недавно прибывшему из иноземщины, челобитную фискала.
Петр Алексеевич был в благожелательном настроении; на обширном столе перед ним лежали корабельные чертежи; царь, похудевший, в очках, которые он стал носить недавно, разглядывал их и довольно попыхивал дымком из голландской трубки. В эти минутки подумывал царь о стройке фрегатов. Нужны были дерево, пенька, смола, железо, - государь разглядывал чертежи и прикидывал, откуда все это раздобыть.
Долгорукий тихонько приоткрыл дверь, просунул свое грузное тело и прошел к столу. Государь поднял круглые смеющиеся глаза на князя, шевельнул усами.
- Ну, что скажешь? Видел? - Петр Алексеевич мундштуком трубки повел по чертежам. - Ноне весной заложим на Неве. Знатно!.. Отпиши Демидычу, что железо и якоря потребны…
Царь пристально поглядел на простое русское лицо князя, на его широкий нос. Долгорукий поклонился:
- Ваша царская милость точно угадали, я пришел, государь, с челобитной на Демидова. Фискал доносит, государь…
- А ну, князь, прочти. - Царь сел на стул, отвалился, закинув ногу на ногу, и задымил трубкой.
Долгорукий неторопливо, вразумительно читал, а государь покачивал головой: "Так, так…"
В царской горнице были широкие окна: солнечный свет золотыми брусьями падал на пол. За окном раскачивались зеленые ветки кустов, щебетали птицы. По-весеннему было хорошо и свежо. Рядом за стеной раздавались женские голоса; царь прислушался, узнал голос жены; заботливо подумал: "Последние дни дохаживает, а все хлопочет… Катюша!"
Долгорукий прочитал челобитную, наклонив голову в пышном белом парике; волнистые локоны упали на малиновый кафтан; князь ждал царского решения.
- Ну как? - спросил царь.
- Мыслю я, государь, потребно против сего допросить Демидова…
- Верно, - согласился Петр Алексеевич. - Демидыч мне друг сердешный. Но дружба - дружбой, а служба - службой, допросить надо… И у другов бывает заворуйство… Но то помни, князь Василий Владимирович, что в челобитной фискала много напраслины. Заводы Демидову переданы мною навечно, окупил он их; мужик он крепкий, хозяйственный. У него, князь, сердце железное, а руки золотые…
- То верно, ваше величество, - согласился Долгорукий. - Хорошо бы, государь, тебе иметь сотню таких слуг, как Никита.
Царь прищурил глаза, повеселел:
- Хорошо бы и пять и шесть таких, как Демидыч, и тем был бы я доволен. Горное дело знатно пошло бы в гору… Ты, князь, запроси Адмиралтейство, по сколь берут другие подрядчики за железо, тогда и рассудим…
- Правдиво, государь, разрешил. - Князь учтиво раскланялся и неслышным шагом вышел из царской горницы.
Государь встал, подошел к окну и распахнул его. С моря дул легкий ветер, раскачивал деревья. По двору, взявшись за руки, вперевалку, как утята, расхаживали двое годовалых ребят. Царь засмотрелся на крошек и счастливо подумал: "Эх, если Катеринка родит сына, ну и пир задам! Держись!"
Яркое солнце пригревало землю и людей. Оттого было бодро и весело.
Князь Василий Владимирович Долгорукий не мешкал, вызвал Никиту в Санкт-Питербурх. Демидов разом воспрянул духом, заторопился в дорогу: "Кто знает, может, осподь доведет увидеть самого Петра Ляксеича?" В Розыскной канцелярии присмирели, выжидая, что будет…
Вешняя дорога утонула в грязи; буйные паводки посрывали мосты через многие реки, снесли вниз по течению, путникам подолгу приходилось задерживаться у переправ. В ожидании Демидов нетерпеливо ходил по берегу; подхлестывала мысль: "Скорей, скорей в Санкт-Питербурх!"
Колеса по ступицу уходили в грязь, притомлялись кони. Ночи стояли дождливые, небо плотно заволокло тучами, темень; но Демидов, забыв хворости, - разом отошли они, - подгонял себя вперед и днем и ночью.
Май был на исходе, когда Демидов въехал в Санкт-Питербурх. Все занимало его; прошло несколько годков, и многое изменилось. Через Фонтанку-реку построили добротный тесовый мост. На Невской першпективе среди мазанок появились каменные палаты, рылись канавы, осушались топкие болота, вдали в тусклом свете хмурого дня показались широкие ворота Адмиралтейства, а над ними - деревянный шпиц. По улицам нового города катилось много экипажей; небо было хмурое, однако жизнь везде била ключом. Остановился Демидов в своих хоромах; приказчик заждался хозяев и немало был обрадован приезду Демидова. Никита словно помолодел; бойко расхаживал по горницам и расспрашивал о делах.
Положение было невеселое: амбары хозяйские опустели, железо давно разошлось. Из-за притеснений и придирок Розыскной канцелярии сын Акинфий прекратил доставку железа в Санкт-Питербурх. Весна в тот год выпала многоводная; Чусовая поразметала да разбила о каменную грудь "бойцов" немало стругов, груженных железом. Кругом одни убытки…
Но не унывал сейчас Никита Демидов. Позвали его в Санкт-Питербурх, значит у царя дело есть.
В один из дней Никита Демидов предстал перед князем Долгоруким. Князь ранее не встречал Демидова, но, будучи много наслышан о нем, внимательно рассматривал туляка. Заводчик был бодр, глядел весело. "Орел", - определил князь Демидова. Он запросто, по-дружески встретил его:
- На тебя, Демидыч, поступил навет, но я твердо верю, что все это отпадет и мы будем друзьями…
Никита почувствовал подъем сил; он с надеждой взглянул на князя:
- Дай-то бог, дай-то бог… Расказните, а выслушайте. Извелся я от сутяжничества. Заводы, яко малое детище, требуют ухода и хозяйского глаза, а на заводы меня не пущают. Ваше сиятельство, верьте: от того жизнь не мила!
Долгорукий пожал Демидову руку:
- Вот за то государь и любит тебя, что делу предан. А теперь расскажи всю правду без утайки.
- И таить-то нечего. Трудно работать, князь: не всегда удача. Хлопот немало и с народом и с делом. Даны мне заводы и крестьяне, кои робят по восемь недель в году, а за ту ихнюю работу вношу в казну подати. Народ неспокойный, бывает - покинут работу, разбредутся, вот и все тут!.. Ставлю я, ваше сиятельство, воинские припасы против других дешевле, обхожусь малым прибытком; сам да дети глядим за заводами: в том и есть прибыток. Жить можно в доброе время, а как в домнах аль в молотах случись неполадок, аль плотину прорвет, аль пожар, аль грузы на Чусовой об камень шваркнет да на дно - один разор тогда. Да будет, ваше сиятельство, вам известно, что деньги от казны за поставленное железо задерживают два, а то три года… Вот оно как!