Князь, внимательно слушая Демидова, прошелся по двусветному обширному залу; шаги его гулко звучали по паркету. Никита оглядел крытый штофом зал и подумал:
"Быстро город отстроили. Были землянки да избы, а теперь палаты добрые…"
Князь прервал думу Демидова:
- Сказывают, что ты пошлины не платишь?
- Верно, - отрубил Никита. - За поставляемые металлы в казну не плачу пошлин. Пошто я платить должен? Пошто другие заводчики - иноземцы Миллеры да Нарышкины - не платят, а я должен? Государь жаловал меня заводами, а об том в грамоте не указано, что должен я за казенное железо пошлину нести…
Долгорукий в раздумье покачал головой:
- Пожалуй, тут есть резон…
В зал вошел слуга - высокий статный старик с седыми бакенбардами. Камзол на слуге синего сукна, башмаки с пряжками, на ногах белые чулки.
Слуга поклонился; на иноземном языке что-то сказал князю.
Долгорукий кивнул головой и, оборотясь к Демидову, сердечно попросил:
- Княгиня приглашает к столу.
Князь взял Никиту под руку и повел через залу. У Демидова гулко заколотилось сердце. Он не чуял под собой ног. "К добру, к добру это!" - подумал Демидов, выпрямился, осмелел и пошел в княжьи покои…
Князь был высок, строен, немного тучноватый, с двойным подбородком; парик высился копной, отчего Долгорукий казался еще выше и грузней. Княгиня ж перед ним хрупка и мала ростом; глаза синие, волосы золотистые.
"Осподи, до чего прекрасна!" - восхищался Демидов и не знал, взять или не взять в свою шершавую ладонь протянутую ручку княгини. Пальчики были так тонки, розовы, что Никита подивился, как может жить человек с такими руками.
Хозяйка восторженно смотрела на Демидова, чем немало смущала его.
- Вот вы какой! Я так и думала, что богатырь!
Вокруг обеденного стола стояли хрупкие кресла, и Демидов не знал, куда упрятать свои большие ноги. Поражало Никиту, что царь живет проще своих приближенных. А у князя - разодетые холопы; на их руках белые перчатки; сказывали, только при иноземных дворах такая роскошь.
Демидов смущенно положил руки на колени. Княгиня, как вешняя птаха, щебетала самое пустое, а Никита и слов не находил. Мычал да поддакивал…
Ушел Демидов от князя усталый, разбитый, но осчастливленный. Всю ночь не приходил сон; думал Никита, чем бы отблагодарить князя за ласку и внимание…
Князь Василий Владимирович Долгорукий запросил генерал-фельдцейхмейстера Брюса, Адмиралтейство и Сибирский приказ, кто из заводчиков и по какой цене поставляет в казну железо и воинские припасы. Запрос шел от канцелярии государя, и потому все не замедлили отписаться. Когда сопоставили цены, то оказалось, что многие железные припасы Демидов поставлял вдвое дешевле других заводчиков, и не нашлось у невьянского заводчика припасов, которые были бы дороже. Генерал-фельдцейхмейстер Брюс уведомлял, что невьянское железо Демидовых не уступает свейскому; сдавал его Демидов по шестнадцати алтын за пуд, а свейское покупалось по тридцать алтын, а ноне и в продаже нет. Дьяк Сибирского приказа Иван Чепелев в доношении о ценах добавил, что Никита Демидов за поставляемое в казну железо пошлин не платит потому, что в договоре о платеже их не написано.
Долгорукий не замедлил доложить царю Петру Алексеевичу об отписках. Царь сидел за столом, широко раскидав ноги; перед ним стояла кружка ячменного пива. Глаза царя были веселы.
- Ну вот, я сказывал, - торжествовал Петр Алексеевич: - Демидов умный и работяга. Наказать ему ставить для кораблей железо и якоря беспошлинно.
Слово Петра Алексеевича крепко; Долгорукий снова позвал Никиту Демидова и объявил ему о царской милости. Торжествовал Никита: все враги да сутяги повержены в прах. Он почтительно выслушал царское повеление, поднял жгучие глаза на князя и попросил:
- Дозвольте, ваша светлость, расцеловать вас. Век не забуду монаршую милость!
Демидов, не ожидая согласия, сгреб князя и трижды поцеловал его.
На столе лежали образцы металлов, и, указывая на них, Долгорукий сказал:
- Не заблагорассудится ли тебе, Демидыч, осмотреть эти металлы да цены свои сказать…
Никита сразу принял деловой вид, подошел к столу, взял образцы металлов, долго разглядывал их да расспрашивал - сколько чего потребно ставить Адмиралтейству.
- Так! Все сие могу в казну ставить в цене против других дешевле. Только бью челом государю: оберечь меня и заводишки от крапивного семени да указать, чтоб с железа и воинских припасов, кои в казну будут ставиться, пошлины не брать: дабы со стругов никаких оброков и на следах пропускного, привального да отвального, и мостовых, и с работных людей поголовных денег не требовать. Опричь этого, прошу вашу светлость, дабы деньги за металлы выдавать без замедления, а по городам: Твери, Вышнем Волочке, Ладоге да в Санкт-Питербурхе дать поблизости рек пристойные дворы для склада железа, да чтобы железо то не залеживалось, а принималось казной скоро. Замедление вызывает караулы да лишние кормчие деньги, а это удорожает железо… И еще, ваше сиятельство, прошу я царя Петра Алексеевича подтвердить владения наши на Каменном Поясе… Вот и все; верой и правдой буду стараться я для своей отчизны…
Долгорукий терпеливо выслушал Демидова, улыбался. Нравился ему этот крепкий старик с быстрой сметкой. Однако князь любезно попросил Никиту:
- Те условия и доводы, Демидыч, доложу я государю. Ты подумай: может, от коих отречешься?
- Крепко думано, князь, - твердо ответил заводчик. - Слово мое мужицкое, а верное.
- Это приятно, - улыбнулся Долгорукий. - Верный человек - умные и речи… Что ж, попытка не пытка.
Демидов помолчал, встал, мялся в нерешительности: было очевидно, что он не все высказал.
- Еще что есть? - Князь поднял на Никиту серые глаза.
- Прошу прощения, - поклонился Демидов. - Не сочтите то за дерзость. Думаю еще бить челом государю и о том, чтоб ведали моими заводишками в канцелярии князя, дабы убытков никаких больше не было…
У князя на щеках выступил румянец. Он бережно взял Демидова за руку:
- Не знаю, что и говорить. Государь решит…
На том и расстались. Демидов вышел на улицу; из-за серых туч брызнуло солнце; заблестели вешние лужи. На дороге дрались воробьи; над Невой засинело небо. Никиту потянуло в поле, в лес.
- Не поеду домой, - махнул рукой Демидов и крикнул холопу: - Ты езжай, а я один поброжу.
По телу бодро ходила кровь, солнце пригрело; постукивая костылем, Демидов пошел к Неве. По реке плыли тупорылые баржи, груженные камнем, тесом. У Васильевского острова на мысу в утлом челноке финский рыбак ловил рыбу. Никита подошел к берегу; вода шла быстро. Демидов закричал рыбаку:
- Э-ге-гей, рыбарь! Плыви сюда, лешай!
Финн покорно поплыл на зов Демидова. Сильное течение быстро сносило челнок, но проворный рыбак не сдавал, ловко пристал к берегу…
- Куда везти, господин? - спросил суровый, обвеянный ветрами финн. Во рту он держал трубку.
Демидов проворно вскочил в лодку, подумал: "Ишь ловок, козел. Знать, еще потягаемся со старостью". Тепло сказал финну:
- Ты, добр-человек, вези меня рыбу ловить. Ноне душа моя взыграла, хочу себя потешить. Вези!
Рыбак оглядел Демидова, пыхнул трубкой; видимо, остался доволен осмотром. Он оттолкнул лодку от берега. Ее подхватила быстрина реки и понесла…
Над взморьем голубело небо. Весь день Никита ловил с финном рыбу.
Усталый и промокший, он вернулся домой и, подавая стряпухе свежих окуней и плотву, весело оскалил крепкие зубы:
- Уху ставь! Эх, и наголодался старик порядком…
Стряпуха подивилась перемене в Демидове.
- И с чего это он, сивый бес, тешится? - украдкой поглядела она на приказчика.
Тот понял ее взгляд, толкнул ее локтем в бок:
- Помалкивай! Царь, знать, новую милость к хозяину проявил. Вон оно что…
Через два дня князь Долгорукий объявил о царской милости: государь принял все условия Демидова и приказал снять аресты с опечатанного железа и препятствий заводчику не делать, а ведать его делами положил канцелярии князя Долгорукого…
Вспомнил тут Демидов хрупкую синеглазую княгиню с золотыми волосами. С утра забрался он в заветную кладовушку, где хранилась сибирская рухлядь. С большой старательностью и сердечностью отобрал Демидов лучших соболей. Долго любовался ими, ласкал ладонями, вздохнул: "В самый раз княгинюшке будут…"
Самолично он уложил соболей в короб и отвез подарок. Князь и княгиня не опомнились, - Демидов выложил добро перед хозяевами и бухнулся перед хозяюшкой в ноги:
- Матушка-красавица, прими соболей от чистого сердца. Обрадуй! За приветливость да за ласковость преподношу…
Князь не знал, что делать, а проворная синеглазая княгиня нежданно-негаданно обняла Никиту за шею и поцеловала его в лоб…