Артем захлебнулся чаем, сердито сказал:
- Почему у тебя на уме всякие зазнобы да ухажеры?
- Я вот о чем думаю. Чудно жизнь устроена. Кто тебе не нужен - липнет, как муха к меду, а кто по сердцу - никаким калачом не подманишь.
"А ведь верно! - подумал Артем. - У меня такой же коленкор".
Любка продолжала свои грустные размышления.
- Сколько греха я на душу приняла. Душа у меня сейчас в грехах, что хвост собачий в репьях. И никакой радости за это не получила. Раз в жизни захотела сама, без принуждения, согрешить, и ничего не вышло. До сих пор жалею. Все память бы осталась.
- Не надо об этом, Люба… - попросил Артем.
В комнате посвежело, стало темнее. Любка выглянула в окно.
- Батюшки, гроза-то какая придвигается…
- Мне надо идти…
- Уже? Посиди еще немного.
- Нет, надо идти. Будь здорова, Люба. Главное, прибивайся к хорошим людям. С хорошими и ты будешь хорошая. Сторонись обормотов вроде Савки. Всякого добра тебе желаю, Люба.
- Прощай, Артем. Знал бы ты, как мне неохота с тобой расставаться. - Любка встала, решительно шагнула к Артему. - Дай я тебя поцелую. Свидимся ли…
Она повисла на шее, прильнула к его губам. Из ее глаз брызнули слезы.
Легкий ветерок всколыхнул занавески на окнах, принес запах нагретой солнцем земли.
Любка вытерла передником слезы, улыбнулась.
- Прости меня, дуру непутевую.
Она проводила Артема за ворота.
В небе клубились черные тучи. Прохладный ветер неслышно пробегал по улицам. Тревожная тьма наплывала на город. Внезапно по черноте туч резанула зелено-голубая ветвистая молния, почти тотчас же в отдалении глухо ударил гром, и грохот покатился на город с нарастающей силой.
Глава восьмая
1
Лавку Федот Андроныч открыл раньше обычного. Поджидая покупателей, он без надобности перекладывал товары с места на место.
Первой пришла Мельничиха, как всегда, косматая, испачканная сажей.
- У тебя есть добрый ситец? Запан хочу сшить.
- Ты бы руки-то вымыла, прежде чем в лавку идти, - буркнул Федот Андроныч.
- Думаешь, запачкаю? Они у меня сухие. Были бы мокрые, так марали бы твое добро. Отмеряй-ка мне вот этого веселенького полтора аршина. Сколь ему цена-то?
- Четыре рубля аршин.
- С чего четыре? Намедни бабы брали по два рубля.
- Мало ли что было намедни. Намедни у Савостьяна корова двух телят принесла, а вчера одного, да и того дохлого.
- Ты мне зубы не заговаривай. Говори, сколько стоит ситец.
- Я тебе русским языком сказал… Не хочешь, не бери! - Федот Андроныч вырвал ситец, со злостью бросил на полку. - Все теперь буду продавать в два раза дороже. Поняла? А раз поняла, катись отседова!
- Креста на тебе нет, антихрист!
Мельничиха опрометью выскочила из лавки. Через полчаса ее злой язык разнес по всему селу весть о ценах, установленных Федотом Андронычем.
Бабы набились в лавку и давай костерить купца… Федот Андроныч даже не пробовал обороняться. Бабам на то и язык длинный дан, чтобы лаяться. После баб пришли мужики.
Они не ругались, спрашивали что почем, кряхтели, и Федот Андроныч тоже кряхтел, печально вздыхал, вел тихие речи:
- Совет, мужики, все спортил. Товар достать нет никакой возможности. Ради вас торгую. Мне это дело прибытку не дает.
А после обеда, от злости красный, примчался Клим Перепелка. Сверкая единственным глазом, с порога пошел в наступление:
- Последние соки с народа выпить наладился? Думаешь, на тебя управы не найдется? Я тебя, собачий сын, призову к революционному порядку!
- Чего пузыришься? Чего дурными словами обзываешь? Разберись, а уж потом дери глотку. Торговля - дело вольное. Хочешь покупай, не хочешь - уговаривать не стану, силком деньги из карманов выгребать не буду. И нечего тут разоряться, понапрасну глотку драть.
Климу особенно-то и крыть нечем. Покричал, погрозил и убежал. К посельге, конечно, побежал, куда же еще. В тот же вечер собрали мужиков. О чем там речь вели - Федоту, конечно, никто не докладывал. Но на другой день в лавку никто не заходил. Ни копеечки не наторговал Федот Андроныч. Потом до него слух дошел: мужики сделали складчину, свою лавку открыть думают, название ей хитрое придумал учитель - купиратив. Полдня ломал голову Федот Андроныч, разгадывая тайный смысл хитрого названия. "Купи" - это понятно, а вот что обозначает хвостик слова - "ратив"? Как ни бился, доискаться до смысла непонятного слова не мог.
Неделю просидел в лавке один-одинешенек, прямо как сыч в дупле. Все надеялся: не выйдет у мужиков с "купиративом", придут. Никто не пришел…
Через неделю узнал: привезли мужики из города кое-какого товаришку, посадили торговать учителеву дочку. Когда Федот Андроныч запирал лавку, руки не слушались, ключ не попадал в замочную скважину. Ударили, ироды, под дыхало - развевают по ветру счастье-богатство, нажитое неустанным трудолюбием.
Вечером приехал Виктор Николаевич. Где он был и чем занимался, Федот Андроныч не знал. В последние дни приказчик по тайным делам своим гонял лошаденок без милости. В этот день он был весел, насвистывал надоевшую Федоту Андронычу песенку. Выслушав жалобу купца на окаянство Совета, он махнул рукой.
- Об этом сейчас не стоит и говорить. Ждать осталось не долго.
- А что? Слушок есть?
- Уже не слушок. Но об этом узнаешь… Позови Савостьяна и Луку Осиповича. Сейчас подъедет Доржитаров.
Злых собак своих Федот Андроныч загодя запер в амбар, и люди собрались без лишнего шума. Вместе с Доржитаровым приехали Еши и Цыдыпка. Оба они без конца курили вонючие трубки, заполняя горницу богопротивным дымищем, и будто не замечали, что это не по душе хозяину.
Говорил Доржитаров:
- На западе под ударами чехов и русских войск Советы пали в доброй половине городов Сибири. Сейчас войска приближаются к Иркутску. На очищенной от большевизма территории создано временное сибирское правительство.
"Опять-таки временное, - подумал Федот Андроныч. - Когда же утвердится постоянное? Или до скончания веков будет такая катавасия?" Забывшись, Федот Андроныч недоверчиво хмыкнул, Доржитаров скосил на него узкие глаза.
- Власть большевиков у нас не продержится и месяца. С востока идет в наступление атаман Семенов, с юга, из степей Монголии - казачьи отряды. С запада, как я уже говорил, идут войска сибирского правительства. Аркан на шее Советов нашего края затягивается все туже. Но это не значит, что мы должны ждать, когда нам принесут освобождение. - Доржитаров замолчал, вопросительно взглянул на Виктора Николаевича. Тот поднялся.
- Поднять восстание мы можем через несколько дней. К сожалению, у нас еще не все готово. Выступить мы должны в одно время. Поэтому я считаю, что уже сейчас нам нужно объединить наши силы под командованием одного человека.
Доржитаров прикрыл узкие глаза, задумался и стал похож на медного бурятского бурхана. По его лицу никак нельзя было догадаться, о чем он думает.
- Вы со мной не согласны? - спросил Виктор Николаевич.
- Хорошо, я согласен. Но… - Доржитаров улыбнулся, словно извиняясь. - Действуя под вашим командованием, бурятский отряд должен быть самостоятельной единицей. Один язык, одна вера. Я уеду в приграничные улусы. Связь будете держать с этими почтенными господами. - Доржитаров показал на Еши и Цыдыпа.
Еши лениво пошевелился. Цыдып, польщенный доверием, гордо выпрямился. Виктор Николаевич посмотрел на них, перевел взгляд на Доржитарова, и злая улыбка проползла по его губам. Федот Андроныч подумал: "Ишь ты, хитер, азиат. Должно, правду баил приказчик, что Доржитаров этот вместе с большевиками с радостью вышвырнул бы отсюда и всех русских".
Доржитаров, видно, понял, что о нем думают, перед отъездом постарался задобрить Федота Андроныча.
Подсел к нему, спросил сочувственно:
- Ты не болен? Выглядишь неважно…
- Заболеешь. Тут скоро с ума спятишь, не только что. Загубили мою торговлю распроклятые антихристы.
- Поезжай торговать в улусы. Все равно там никто не торгует.
- Не знаю, не знаю… - протянул Федот Андроныч и спросил у Еши: - Будут у вас покупать мои товары?
- А как же… Цыдып поможет продать.
- Ладно тогда, приеду к вам дня через два.
Виктор Николаевич не хотел его отпускать, но Федот Андроныч заупрямился. Расчищать дорогу старой власти - дело нужное, но еще нужно о себе подумать. Он не очень-то надеялся на успех торговли в улусах. Но когда лежат товары, не принося никаких барышей, будешь продавать кому угодно. Первый день торговли почти ничего не дал. У пастухов не было денег. Цыдып ему подсказал, что товары лучше обменивать на баранов и на продукты. Федот Андроныч послушался, и дела пошли неплохо. Каждый день он возвращался домой с бочонком масла и мешком сушеного творога. Проезжая мимо "купиративной" лавки, он презрительно сплевывал и незаметно складывал пальцы в кукиш.
Еши и Цыдып принимали в торговле живейшее участие. С верными людьми отправляли товары в окрестные улусы, на заимки и летние пастбища. Цыдып целую неделю торговал сам: разложив на бричке плитки зеленого китайского чая, куски ситца, шапки, разноцветные ленты, он скликал пастухов и начинал нахваливать товары. Пастухи толковались, щупали товары, чесали затылки.