- Оставим их в покое до завтра, - пробормотал он. - Пусть в себя споначала придут, утро вечера мудренее. - И, произнеся это, неуверенно закрестился. Затем Лука Андреевич отпустил Чеботарева, взяв с него твердое слово, что ни матери своей, ни кому другому не скажет он пока о неизвестных пришельцах. А утром придет часикам к восьми, чтобы за завтраком заранее все о них выяснить.
Однако Дениска примчался к Аникину значительно раньше. Был он принаряжен, щегольски выглядел в новом зипуне, шароварах из дорогого сукна. Из-под высокой барашковой шапки выбивался чуб. На голубой плисовой рубашке, перехватывая тонкую талию, блестел насечками кавказский ремешок. Гремя засовами, Лука Андреевич спросонок неохотно бормотал:
- Ну чего тебя в такую рань, аки кочета, приволокло?
- Дядя Лука, - с порога огорошил его молодой казак, - о вчерашнем происшествии уже весь Черкасск знает. Я и на базаре был, и в лавке у старого Моисея, и у дверей войсковой канцелярии - везде гутарят. Только ты не подумай, что от меня пошло. Сказывают, будто ночью сам наш атаман Платов из канцелярии своей крики их слышал и в окошко видел, как разломанный плот на волнах подымался. Даже денщика своего к полицейским посылал, чтобы те на помощь поспешали. Только, когда они хмельные на берег приперли, там ничего не увидели, окромя деревянных обломков. Вот и порешили, что потопли люди. А сейчас весь городок гудит, судит и рядит, кто бы такие могли быть и где тела. Вот как, дядя Лука!
- Оно и в действительности нехорошо получилось, - растерянно пробормотал Аникин. - Вроде справный казак, а высшему своему начальнику, атаману всего Войска Донского, не доложил. Так и доверия недолго лишиться.
- Дядя Лука, - с оттенком брезгливости в голосе прервал его Чеботарев, - неужели вам собственная шкура всего на свете дороже? Да их бы вчера, полуживых, одними допросами замучили в полицейской части.
- И то верно, - согласился Аникин. - Давай так будем действовать. Поскольку мы их первые избавители от смерти, за нами и право сымать с их допрос.
- Они сейчас как, в здравии?
- Очухались, - утвердительно сказал Аникин. - Девку моя Настёнка отхаживает, а парень как лежал в горнице, так и лежит. Мы под него только полосатую полость подостлали, чтобы на холодном полу не простудился. Я зараз в щелку подглядывал. Головой он ворочает и глазами во все стороны зыркает. Видать, понять не в силах, где это он и почему оказался. А девка нежная. Она так мою Настёнку разжалобила, что не выдержала та - платье со своего плеча пожаловала. У девки-то собственное все разодралось, аж титьки наружу, как ты вчера в своих искусительных целях изволил заметить, а на парне холщовое рубище крепкое. Зараз мы их к самовару покличем и все спытаем.
3
Они впятером сидели за желтым раскаленным медным самоваром. Рослый, плечистый парень неуверенно переводил взгляд то с Анастасии на Луку Андреевича, то с Луки Андреевича на Дениску, словно примеривался, с кого начинать разговор. Девушка теребила конец густой черной косы, перекинутый на грудь, и застенчиво улыбалась той улыбкой, в которой было сплошное достоинство и никакого заискивания. При свете дня парень показался Дениске еще более могучим, но простодушный взгляд его карих глаз был по-ребячьи доверчивым, лишенным какого-либо коварства. Он словно прицеливался ими в гордые, чуть высокомерные глаза Дениски, с любопытством рассматривал его скуластое лицо с дерзко отброшенным на лоб черным чубом.
- Послушай, парень, - обратился он тихо, - это ты меня вчера на берег вытащил? От смерти спас лютой.
Дымчатые глаза Дениски диковато посмотрели на него, и на самом их дне появилась надменность. Ощущая в ледяном своем взгляде полное превосходство, он коротко проговорил:
- Зараз отвечу. Тебя дядя Лука из пучины вытащил. Ему и отбивай земные поклоны. А когда на небо попадешь, то и небесные.
- Я туда скоро попадать не собираюсь, - возразил парень. - Думал, ты меня из воды за шиворот выволакивал.
- Нет, - отрезал Дениска, - я девку твою спасал. Ее действительно из самой пучины вынес. - И чуть застенчиво посмотрел на смутившуюся девушку.
- Откуда ты взял, что она моя? - строго спросил парень.
Дениска повел глазами на Аникина, ощущая, как нарастает в нем строптивый протест.
- Ого, дядя Лука, - кивнул он хозяину, - выходит, не мы его, а он нас допрашивает. Ловко.
Девушка улыбнулась и вздохнула.
- Вы Андрейку простите. Еще не в себе он…
- Постой, Люба, - прервал ее парень. - Допреж того чтобы говорить на равных, должен же я узнать, с кем говорю. - Он обвел глазами богато обставленную горницу, сабли в ножнах, скрещенные на ковре, и нерешительно спросил: - Кто вы? У кого мы с Любашей? - На его губах появилась добрая улыбка, будто он извинялся, уже не надеясь на то, что его простят. Аникин картинно повел худыми, но еще крепкими плечами.
- Вот это уже наш гость по-казачьи гутарит, - подмигнул он Чеботареву. - Ты не находишь, Дениска?
- Нахожу, - степенно ответил Чеботарев. - На такие речи и ответить приличествует.
- Вот и ответь. Не зря же мы с тобой их из воды вытаскивали.
Дениска с усмешкой поглядел на своего покровителя.
- Зараз отвечу, коль дядя Лука повелел. Вы находитесь у донских казаков, в доблестной столице Войска Донского Черкасске, а спасали вас в бурю тоже донские казаки - герой многих баталий Лука Андреевич Аникин и его крестник Дениска Чеботарев. Вот и весь сказ наш. - Дениска постарался произнести всю эту тираду холодным тоном, придав лицу неприступное, каменное выражение, чтобы как можно сильнее осадить этого, ему не известного парня, явно не казачьих кровей, и был страшно озадачен тем, что на лице парня появилась радость.
- Вы казаки? - закричал спасенный. - Мы в городке Черкасском? Любаша, да ты только послушай! Вот когда сбылась мечта наша! - Он вдруг встал на колени и низко опустил голову. - Если чем вас прогневал, то секите мою голову напрочь, ибо нет мне пощады. Но воля божья… мы шли к вам пешком через сотни верст. Поглядите, какие ссадины и рубцы на ногах у Любаши, да и на моих тоже. Мы видели в каждом своем сне эту встречу. А вы еще и спасли нас к тому же от явной гибели. Да какую же награду надо отдать, чтобы вас отблагодарить за все это!
- Зачем к нам шли? - суховато спросил Аникин, но парень не уловил в его голосе строгости. Лицо его все добрело и добрело, огромные кулаки разомкнулись, и крупными пальцами он теперь нежно-нежно гладил бахрому скатерти.
- Да как же к вам было не идти, - покорно говорил он, то бросая нежные взгляды на девушку, то переводя благодарные глаза свои на казаков. - Беглые мы, господа казаки. Забил нас барин треклятый. Вот если хотишь, - обратился он вдруг к одному Дениске, - то подыми рубище мое холщовое.
Дениска интереса ради заголил ему спину, и все увидели широкие рубцы от плетей. Переглянувшись между собой, они только покачали головами.
- Вот ить история, - вздохнул Лука Андреевич, - и в плену так жестоко не секут.
А спасенный им парень все продолжал и продолжал светлеть лицом.
- Видели, стало-ть, на спине на моей барскую милость? А вдобавок к тому он еще и всю шкуру спустить с меня поклялся и на Любаше жениться под страхом смерти запретил. Что же оставалось делать нам, горемыкам? Неужто в омут головой вместе бросаться? Прослышали мы про свободный казачий край, где беглым приют дают и слова, говорят, есть вещие: с Дона выдачи нет! Вот и подались к вам, чтобы спастись от доли своей жестокой. Через смерть, можно сказать, прошли, через испытание, а теперь что хотите, то с нами и делайте. Любой суд готовы принять в свободном вашем краю, любой труд выполнить.
- Да, да! - вскричала вдруг девушка. - Вы посмотрите, какие у Андрейки сильные руки. Да и я могу любую работу выполнять спины не разгибая. Примите нас.
- Я не принимаю, - суховато откликнулся Лука Андреевич после длинной, томительной паузы, возникшей после этих бурных слов. - Это только атаман войсковой Матвей Иванович Платов смилостивиться над вами может. - Тонкая цепочка жиденьких бровей сомкнулась над его переносицей, вытянулось острое лицо с недобритой щетиной на узком подбородке, льдом холодным затянулись зеленые глаза. И почувствовал он, как больно забилось сердце при словах этих несчастных беглецов, словах коротких и выразительных: с Дона выдачи нет! За самый больной кусочек души задели эти слова. "А ведь было когда-то и на самом деле так! - подумал про себя Лука Андреевич. - Со всех сторон матушки-России стягивались на Дон обездоленные, обесчещенные и находили приют, радость и спасение. А потом брались за оружие и невиданные подвиги совершали во имя отечества. И как знать, обессмертило бы или нет себя легендарное Войско Донское, если бы в свое время не появился этот мудрый завет: с Дона выдачи нет! А так ли это сейчас?"
Лука Андреевич мрачно смотрел через всю горницу на затемненный угол с образами, где под иконой богоматери тлел душноватый лампадный огонек. А беглые, обеспокоенные столь долгим молчанием, тревожно следили за каждой жилкой на его лице. Переглянувшись между собой, они, вероятно, решили, что вот и настал тот миг, когда надо наконец удариться в ножки своим спасителям. Заглянув в глубокие синие глаза Любаши, парень не нашел в них запрета и рухнул на колени перед Лукой Андреевичем.
- Батюшка родной, не дай погибнуть, смилуйся, - запричитал он каким-то фальшивым голосом. - Погибнем мы с Любанькой без твоего заступничества.
Он стоял на коленях безмолвный, потускневший, явно стыдившийся своей рабской позы.
- Встань! - вдруг с ненавистью выкрикнул Дениска. - Как ты смеешь так унижаться! Встань и запомни, что, если когда-нибудь захочешь быть казаком, ни перед кем не падай на колени.