И тогда, сорванная с места каким-то неожиданным порывом, теребя косу, к нему подскочила девушка в не по росту длинном платье Анастасии. Гнев и жалость плеснулись в больших синих глазах. Изо всей силы оторвала она от пола огромного лохматого Андрея, потянула к себе за безвольно обвисшие вдоль тела сильные руки.
- Любаша, да я же ради тебя, - пробормотал парень, - прости меня, Любаша.
- Встань! - глазами указывая на Дениску, гневно выкрикнула она. - Он верно говорит. Если собираешься быть казаком, всегда помни, что сказал этот человек, и ни перед кем не падай на колени. - И она вызывающе обожгла глазами Чеботарева. Желая прекратить обострившийся спор, Лука Андреевич тонко крикнул жене:
- Настёнка! Жена моя верная и помощница! Собери-ка на стол. Время нам с гостюшками поснедать, а там я и к самому атаману подамся. Пора и ему доложить о новых жителях городка Черкасского.
4
- Так как, ты говоришь, этот парень выразился? - задумчиво переспросил Платов, выслушав не очень-то длинный рассказ Луки Андреевича о ночном происшествии. - С Дона выдачи нет? А ведь и в самом деле была такая заповедь, когда войско наше создавалось, вольница казачья, стало быть. - Платов запнулся, подумав про себя о том, как мало уже осталось от этой вольницы.
За широким окном струился солнечный свет. Вчерашнего непогодья как не бывало: небо будто протертое. Зеркало слившегося с Тузловом и Аксаем Дона ровное и ясное, хоть смотрись в него. Ни ветра, ни дождя и в помине.
"С Дона выдачи нет", - повторил Платов про себя и подумал о том, что уже много лет назад, когда был он сам желтым неоперившимся юнцом, часто эту фразу слышал. И не от кого-нибудь, а от отца родного - войскового старшины Ивана Платова. Эта фраза всегда рождала романтическое представление о донской вольнице.
Про себя он огорченно вздохнул, но тотчас же вспомнилась холеная рука императора Александра, внимательный, чуть-чуть снисходительный взгляд голубых, холодно мерцающих глаз и все сказанное им во время последней аудиенции.
"Дорогой мой Матвей Иванович, оставим высокий штиль и возвышенные слова о казачьей вольнице на долю историков и поэтов. Отныне потребно иное. Для нас важно, чтобы каждый казак хорошо понимал меру своей ответственности перед отечеством и троном российских императоров. Ведомо, что и быт Войска Донского должен быть сильнее пронизан верноподданническим отношением к престолу".
Вспомнив слова императора, Платов ощутил, как улетучивается легкое сожаление о донской вольнице и ему на смену приходит мысль о безупречном повиновении тропу, с которой теперь он вставал и ложился. В этом был он весь, герой многочисленных походов и баталий, лихой рубака Матвей Платов. Едва только речь заходила о троне и о сменяющих друг друга августейших императорах, об их требованиях к государственным мужам, в нем угасала возвышенная романтика и вместо нее пробуждалось одно лишь коленопреклонение. Презрев неисчислимые обиды, нанесенные ему людьми, стоявшими у трона, Матвей Иванович становился царским слугой - бескомпромиссным и строгим. О царе Александре Матвей Иванович думал с особой почтительностью: "Он от сотен казаков смерть отвел, прекратив наинелепейший поход на Индию, а меня, верного слугу, возвысил, в высокой должности атамана Войска Донского видеть пожелал".
Сейчас Матвею Ивановичу пришло на память, что еще до его вступления в должность пришел циркуляр "О недержании беглых и беспаспортных в донских станицах". Не согласившись, он направил в Санкт-Петербург прошение об определении таких "…в казачью службу. Имея к оной исправность и способность". Но отказ пришел незамедлительно, и он, как истый царев слуга, должен был покориться, каблуком наступив на собственную совесть.
Мысль об этом кольнула так больно, что он уже без прежнего дружелюбия поглядел на Аникина.
- Не кажется ли тебе, Лука Андреевич, что ты малость паришь в эмпиреях? Если мы будем бесконечно скорбеть о казачьей вольнице, где девизом было, как ты говоришь, "с Дона выдачи нет", кто же тогда будет нести неукоснительно царскую службу? - Он назидательно поднял палец с блестевшим рубиновым перстнем и продолжал, обводя рукой вокруг себя: - Как называются сии просторы, в центре коих стоит городок Черкасский? Землей Войска Донского? Не так ли?
- Так точно, - подобострастно подтвердил Аникин.
- А где войско, там всегда должен быть воинский порядок, и ни одно произвольное действие не должно его нарушать. А разве со словом "порядок" можно соединить слово "вольница"? Не на то нас толкает наш богоданный император Александр. - Платов говорил все это каким-то трескучим и сухим голосом, так что казалось, будто и сам он не во все сказанное верит. Хмуро наклонив крутой лоб с залысинами, Матвей Иванович вперил глаза свои в выпяченную грудь стоявшего навытяжку Луки Андреевича. - На тебя я такожде осерчал малость, Аникин. Казак ты справный, да и в сече лихой. Никогда не забуду, как мы с окаянным басурманином ханом Гиреем рубились. А вот сегодня разочаровал ты меня малость. Пошто о ночном происшествии смолчал? Надо было экстренно докладывать. Даже ночью, милейший.
- Ночью в канцелярии никого не было, - вздохнул Лука Андреевич.
- Ко мне бы домой примчал, с кровати бы поднял, - сурово осек атаман. - По такому вопросу всегда надо незамедлительно обращаться.
- Мы тогда их к жизни возвращали и об ином не мыслили, - тихо, но упрямо ответил Аникин, и это прозвучало как возражение.
Скользя глазами по его мрачному лицу, Платов осознавал, что вся его длинноватая назидательная речь о ненужности донской вольницы не высекла в сердце старого казака ни единой искры. Желая уклониться от дальнейшего разговора на эту тему, атаман сипло спросил:
- Кто они такие? Беглые, разумеется?
Лука Андреевич, не опуская головы, вызывающе сказал:
- А какие же еще! Из самой Воронежской губернии шли. Ноги в волдырях и кровоподтеках. Что у девки, что у парня.
- А ты уверен, что они не душегубы какие-нибудь и не разбойники с большого тракта?
Лука Андреевич с презрением передернул плечами.
- Ты бы на девку поглядел, отец наш Матвей Иванович, - сказал он укоризненно. - Святой богоматери лик видел? Так у нее чище. А что касается парня, то он мне рубаху задирал, рубцы от плетей показывал, какими его барин наказывал по своей прихоти.
- Я тоже иногда наказываю, - нахмурился Платов. - Сам небось видел, как по моему указу на майдане плетьми виновных секут.
- Ты по делу наказываешь, атаман, - смиренно склонил голову Аникин. - И в основном справедливо.
- Гм-м… - одобрительно промычал Платов. - А бывает и несправедливо?
- Возможно, и бывает, - усмехнулся Аникин, - ибо человек не бог.
Платов вдруг раскатисто захохотал.
- Здорово ты уважительными речами своего атамана потчуешь! Однако я люблю дерзких. Значит, полагаешь, что пришлые достойны нашего снисхождения?
- Полагаю, ваше превосходительство, - смиренно наклонил голову Аникин. - Если бы не рвались они на свободный и великий наш тихий Дон, вряд ли бы рискнули на плоту от самого Бирючьего Кута плыть по грозе к нашим берегам. Прости их, герой Войска Донского, атаман наш всемилостивейший, прости и дай приют.
Платов насмешливо хмыкнул, короткие усы его дернулись, как у кота.
- Льстить умеешь.
- На том и держимся, - улыбнулся Аникин, понимая, что сражение им выиграно. - Казак что саблей, что льстивой речью славен.
Платов сел в атаманское кресло с резными подлокотниками и барельефом двуглавого орла на спинке.
- А чем же они будут кормиться? - спросил он с разыгранной озабоченностью. - У меня казенных харчей, насколько тебе известно, для беглых не припасено.
Лука Андреевич хитровато прищурился.
- Матвей Иванович! Ведь я же казак с достатком. Да будет вам известно, что на летнее время завсегда нанимаю двух-трех работников и они не вымирают с голодухи. Смею полагать, что парень и его девка их заменят.
- Гм-м, - усмехнулся Платов, - остер ты на язык, Аникин. Ну бог, как говорится, на помощь.
- Спасибо, наш доблестный атаман Войска Донского, - поблагодарил Лука Андреевич и сделал вид, будто хочет припасть к ручке, но Платов брезгливо отодвинулся.
- Ты что! Казаку не подобает.
- Так ведь за милость такую и за то, что душу мою вы поняли, - смиренно заявил Аникин.
- Ладно, ладно, - прервал его Матвей Иванович, - будем полагать сию проблему решенной. Пусть поживут пока что у тебя на коште. А в недалеком будущем… в самом недалеком будущем может произойти такое событие, - вдруг широко и радостно заулыбался он, - такое событие, что Войску Донскому потребуются тыщи рабочих рук и государь император высочайшей своей монаршей милостью восполнит нашу казну, дабы могли мы сплотить труд людей, подобных тобою спасенным. Как их зовут, кстати?
- Андрей и Люба, - подсказал Лука Андреевич.
- Андрей и Люба, - повторил за ним Платов. - Ну а паспортов у них, разумеется, нет?
- Нет, - весело ответил Аникин.