Такие же чёрные конские хвосты на своём верху имела юрта старика Хелькала, тоже довольно просторная, так как в ней любил проводить в разговорах время сам Аттила; Хелькал ещё от Мундзука - отца повелителя - унаследовал доверие к себе.
А вокруг шумели и волновались несметные полчища гуннов, готовые, как показалось Валадамарке, в любой миг ринуться в любую сторону света по зову своего предводителя .
"Не то что в ставке Бледы: тишь да гладь... А какая здесь купальня!" - восхитилась женщина.
Всадники обоз и охрану Бледы провели через два "кольца стражей". Знаменитые одиннадцать сторожевых колец, постепенно суживающихся и состоящих из преданных и отборных многих сотен только гуннских воинов будут стоять возле любого местопребывания Аттилы позже, когда он станет полновластным властителем всех гуннов.
Но всадники не остановились возле юрты повелителя, а проследовали к жилищу Хелькала, где за дастарханом уже сидели сам старик, его сын Аэций, Аттила и другие приближённые. Прислуживали им только рабы, женщин сюда не допускали. Исключение сделали для гостьи, поэтому с появлением Бледы и его жены хозяева поднялись, все, кроме Аттилы, и усадили по распоряжению повелителя Валадамарку на почётное место.
Бледу это покоробило...
Валадамарка успела обратить внимание на богатые одежды собравшихся, но в то же время они, и даже знатный римлянин, были... босиком. Вообще, гунны предпочитали ничего не надевать на ноги. Лишь находясь на коне, они привязывали к пятке колючку от шиповника вместо шпоры; седло имелось только у знатных кочевников, но даже сам Аттила часто пренебрегал им.
Молча ели парившее мясо, лежащее сочными кусками на серебряном блюде, и пили тэке - кислое молоко, любимый напиток Аттилы. Лишь Бледа, щуря свои и так заплывшие глазки, предпочёл другой напиток - крепкий хмельной кумыс.
Вскоре появился в жилище Хелькала горбун Зеркон Маврусий; все почтительно потеснились, и горбун сел рядом с Валадамаркой. Он помог ей снять тяжёлый головной убор, волосы её мелкими косичками упали на плечи, лицо женщины слегка раскраснелось - оно стало ещё прекраснее, и Аттила, не скрывая, смотрел на жену брата с вожделением... А тот, уже осоловев, пытался раза два петь, но ему никто не подтянул.
"Почему Аттила ничего не говорит о своей предстоящей свадьбе?" - задала себе вопрос Валадамарка.
- Как они, должно быть, счастливы! - восхитился кто-то, бесцеремонно показывая обглоданною костью в сторону Бледы и его жены.
- Талагай! - сказал Маврусий и, чтобы было понятно Валадамарке, перевёл: - Дурак! Счастье - это призрак. Знаешь, милая, легенду о птице призрачного счастья... Арманды.
- Нет, Зеркон, не знаю.
Валадамарка со стороны горбуша испытывала к себе доброе отношение, когда ещё являлась женой старого Ругиласа. Через него она, ещё совсем молодая и жаждущая сильных мужских ласк, однажды дала знать Аттиле, чтобы тот в летнюю ночь пришёл к её юрте, притворись пьяным... Аттила знал, что он ей нравится, так же, как и она ему, но удивился: зачем притворяться напившимся кумысу?.. Всё же сделал так, как она велела.
Якобы пьяный Аттила не вызвал никаких подозрений у охраны; завалился возле юрты жены своего дяди. Охранники пошутили: "Проспится племянничек и уйдёт..." Вскоре он услышал нежный шёпот из юрты:
- Аттила, подними кошму.
Он придвинулся вплотную к юрте, приподнял кошму, через кереге просунул руку и нащупал голое бедро Валадамарки.
- Я лягу спиной, согнувшись, близко к кереге... А ты через кереге... Понял меня?
Как не понять!..
- Расскажи, Зеркон, о птице Арманды, - попросила Валадамарка.
- Прежде чем рассказать, милая, о птице Арманды, я поведаю другую легенду, которая прямо относится к первой...
Все замолкли, собираясь слушать мудрого Зеркона Маврусия. Только Бледа бормотал что-то; по знаку Аттилы могучего сложения раб положил Бледе на плечо огромную волосатую руку, и тот тоже замолк.
- Один статный луноликий богатур много раз бился с врагами, но всегда оставался жив, в каком бы несметном количестве они на него ни нападали. Этому чуду богатур был обязан красавцу-коню Акбару, всякий раз выносившему хозяина из лютой свалки... Богатур очень любил коня, также любил и свою нежную жену, похожую на тебя, моя милая, только у той глаза были чёрные, а у тебя синие, как воды Байкала, - ещё ниже клонил свой горб перед Валадамаркой Зеркон. - Жену богатура звали Гаухар. Однажды её богатур вернулся без коня. Но ничего не сказал жене, лишь грустью подёрнулось его лицо. А потом так сильно затосковал по Акбару, что занемог и слёг. Увидев это, Гаухар отправилась на поиски коня. Пришла поздно вечером и запричитала:
- Коке! Ат жок!.. Коке! Ат жок!..
"Нет, мол, коня... Нет!"
На следующий день то же самое. И так продолжалось долго, пока раздосадованный богатур не вскричал в сердцах:
- О Пур, да забери ты её! И пусть она кричит одно и то же: "Коке! Ат жок!.."
С того момента как сквозь землю провалилась Гаухар, а появилась серая невзрачная кукушка, которая и поныне кричит, словно причитая и тревожа души людей: "Коке! Ат жок! Коке! Ат жок!.."
- А почему я не вижу среди нас талагая Ушулу?! - воскликнул Аттила. - Пусть разыщут его.
Привели юродивого юношу. Аттила протянул ему кусок мяса:
- Ешь, а потом спой свои глупости.
Ушулу поел, масляные руки вытер о свою волосатую грудь и вдруг запел несуразности:
- В поле - ветер, в жопе - дым, я родился молодым ...
Аттила довольно захохотал. Зеркон ещё ниже склонил свой горб и захихикал тоже. Лишь римлянин Аэций пристально посмотрел в стальные глаза Аттилы...
Но Маврусий скоро выпрямился и, заглянув в лицо на миг растерявшейся женщины, сказал:
- Милая Валадамарка, настало время рассказать и вторую легенду. - Зеркон сделал паузу и снова начал: - И летала по небу одна распрекрасная птица... Возгордилась она своей красотой. Задумала покинуть Землю, чтобы оттуда, из неземной выси, стать великим зрителем и наблюдать за тем, что делается внизу. И вот она взмахнула крыльями и поднялась...
Сколько продолжался этот полёт, никто не знал. Долго, долго она летела... Может быть, сто или тысячу лет... И столько же времени ей понадобилось, чтобы обозреть сверху отныне холодную для неё и далёкую Землю...
Но однажды стало птице не по себе. Ей вдруг почудились крики одинокой кукушки, которые она слышала не раз, летая над земными просторами:
- Коке!.. Ат жок!.. Коке!.. Ат жок!..
Эти крики стали преследовать красивую птицу днём и ночью; она сильно затосковала по живущим на далёкой Земле, и тоска стала подтачивать её силы... Теперь гордая птица была уверена в том, что если она не вернётся на Землю, то погибнет, запахнув вдали от неё. "Там мои корни, - подумала птица. - Там они напитают меня соками. Вдохнут жизнь. А что я делаю здесь, глупая?.." - Зеркон при этих словах заглянул в глаза Валадамарки, и у той дрожь прошлась по всему телу.
- И птица ринулась вниз, но силы её были уже не те... Ярким живым костром занялось её тело... И на Землю упали сгоревшие остатки. Проходя мимо и увидев, как сгорела гордая, но глупая птица, один мудрец, убелённый сединами, сказал просто:
- Это птица - Арманды! Птица призрачного счастья...
И тут Ушулу пропел ещё одну несуразицу:
- По долинам, по горам идёт сильный тарарам, в душе хрен сидит, на лысого глядит, на лысого, на белого - чёрта загорелого...
Все разом глянули на лысого горбуна и захохотали пуще прежнего. Серьёзность сохранили Валадамарка и Аэций.
- Почему тэке мало пьёшь? - спросил римлянина Аттила. - Помнишь, как хорошо было запивать им полусырое мясо, которое мы клали под ягодицы и нагревали до парения во время скачек...
- Помню.
- Хорошо... Завтра поскачем на дальнее кочевье. Там и справим мою свадьбу...
С самого рассвета лагерь Аттилы заволновался: рабы укладывали вещи в колёсные кибитки, запрягали в них волов и верблюдов; конные, чтобы разогреть лошадей, с голыми пятками носились по кругу. Слышались рёв ослов и ослиц, лай собак, блеяние коз и овец, пронзительные окрики хозяек на нерасторопных слуг. А с восходом солнца этот кишащий муравейник, состоящий из конных и пеших гуннов, и покорённых народов - сарматов, антов, аланов, германцев, угров, славян и даже римлян - устремился на юг, следом за своим повелителем.
Но Аттила, прежде чем пуститься в путь, когда в лагере шла ещё суматоха сборов, вызвал к себе старика Хелькала и его сына, которые и явились к нему незамедлительно.
- Таншихай, - указывая на какой-то предмет, завёрнутый в холстину, обратился Аттила к сыну Хелькала. - Это топор. Но перед тем, как скажу, для чего он будет предназначен, я напомню тебе, Хелькал, и тебе, Таншихай, о тайне, которой владеем только мы трое... О тайне смерти моего отца Мундзука... Ты, Хелькал, захватил грозного повелителя всего в крови, которая лилась из его ран, нанесённых ножом... женщиной. И она, подлая тварь, ползала по распростёртому телу отца, перемазанная этой кровью, не совсем веря в то, что сделала... Ты, Хелькал, сразу же позвал меня и своего сына, чтобы замести следы... Чтобы никто из гуннов не мог узнать о великом позоре, что великого сына бога Пура умертвила какая-то ничтожная женщина, мы незаметно убрали её, а народу объявили, что Мундзук убил себя, так как был уже болен и стар. Правитель гуннов или погибает в битве с врагами, или лишает себя жизни сам, когда становится немощным...