- Айна... - сказал он дрогнувшим голосом и осекся. Вместо ответа Айна бросила на смущенного джигита ласковый, ободряющий взгляд.
Не зная, как завязать разговор, Артык постукивал рукояткой плети о луку седла.
Гнедой, выгнув шею, грыз удила и нетерпеливо бил копытом. Артык поднял голову, огляделся вокруг и, не увидев кобылицы Мереда за изгородью, сказал первое, что пришло в голову:
- Где твой отец?
- Поехал в поле, - невнятно ответила Айна. Артык повеселел и снова спросил:
- А мать?
- Ушла на южную сторону.
Артык даже опешил немного. Если бы Айна сказала, что отец или мачеха дома, ему здесь нечего было б делать. Он улыбнулся и заговорил смелее:
- А ты совсем молодец. Айна! Оказывается, и масло сбивать умеешь!
Айна потупилась. А Артык выпрямился в седле и стал говорить уже более уверенно:
- Почему же ты молчишь, Айна? Или считаешь меня чужим?
- Нет, - тихо ответила Айна и смущенно прикрыла рукою губы.
- А вы разбогатели, видать. С чего бы это?
- Ой, что он говорит! Какое же тут богатство?
- Где нет богатства, может ли быть бурдюк масла?
- У нас всего две коровы.
- Только две? - переспросил Артык и, не зная, что говорить дальше, опять начал постукивать плеткой о луку седла.
Айна чувствовала, что Артык говорит не то, что хочет. "А что я отвечу, если он спросит о чем-нибудь важном?" - думала она и нехотя раз-другой ударила в бурдюк мутовкой.
Будто вспомнив о чем-то, Артык поднял голову и сказал:
- Айна, ты помнишь, как мы с тобой в детстве играли?
Склонив голову, Айна молча улыбнулась. Артык продолжал:
- А я не могу этого забыть ни днем, ни ночью. Мне даже во сне снится. Как мы гонялись друг за другом... Иногда я ловил тебя и...
Айна вздрогнула, но, сразу овладев собой, прервала Артыка:
- Ой, что он говорит!. Разве мы теперь дети?
- Вот об этом я и тужу... Если б мы были детьми...
- Что было бы тогда?
- Тогда тебе не удалось бы так спокойно сбивать масло.
- Почему?
- Я незаметно подкрался бы и крикнул: "Ав!" Помнишь, как я тебя однажды перепугал, а ты вскрикнула: "Ма-а!"
- Теперь не очень-то испугалась бы! Смеющиеся черные глаза Айны опьяняли Артыка.
Он восхищенно смотрел на нее, не чувствуя, как мотает головой жеребец, дергая повод. Упершись в стремена, он сильно осадил коня и сказал:
- А теперь я и играть буду иначе. Подберусь незаметно и... крепко схвачу твои белые руки!
Айна не ответила и отвернулась.
- И тогда не испугаешься? - спросил Артык.
- Ой, что он только говорит!
- Потом...
Айна стала играть черенком мутовки.
- ...потом... поцелую...
Айна тихонько вскрикнула и схватилась за мутовку обеими руками.
Артыку и самому стало не по себе. "В самом деле, шутка получилась неуклюжей", - подумал он и в этот момент заметил, что Айна предостерегающе махнула ему рукой. Артык понял, что кто-то приближается к кибитке, и отпустил повод.
Конь пошел мелкой рысью. Артык оглянулся и увидел, что Айна смотрит ему вслед. Поняв, что его слова не обидели девушку, он стал напевать под цокот копыт:
Если я белые руки, нежные руки любимой,
Сжимать отважусь, - убьют, а не отважусь, - умру.
Если я мед пьянящий с губ ее ненасытимо
Впивать отважусь, - убьют, а не отважусь, - умру.
Айна глубоко вздохнула. Последние слова Артыка заставили ее вздрогнуть и каким-то огнем разлились по всему телу. Она посмотрела на свои руки, будто на них могли остаться следы его прикосновения. Ей показалось, что щеки ее горят, и она погладила их. Девушка глянула вслед Артыку. Гнедой бежал плавной рысью. Из-под копыт, как лягушки после дождя, отскакивали комочки земли. Артык играл плеткой и часто оборачивался. Айна долго не могла прийти в себя. Она чувствовала на щеке прикосновение его мягких, едва пробивающихся усов, хотя ее щек касался лишь влажный утренний ветерок.
В детстве Айна дружила с Артыком, и всегда он нравился ей. Теперь она с волнением ощущала в себе что-то совершенно новое. Это уж не детские шалости. Словно зацепил Артык сердце ниточкой, а весь клубок увез. Дорога, по которой он ехал, извивалась змейкой, - тянулась по ней и та ниточка от ее сердца... Руки Айны продолжали взмахивать над бурдюком, а глаза были устремлены туда, на дорогу. И задумчивый взгляд ее то загорался от увлекательной и гордой мечты, то затуманивался от каких-то других, более трезвых мыслей...
Когда Айна стала вынимать из бурдюка сбитое масло, вернулась мачеха.
Мама не отличалась особенной проницательностью, но все же она заметила что-то неладное в лице девушки - оно выражало не то радость, не то печаль.
- Эй, дочка! - сварливо крикнула она. - Ты принялась за работу, когда я уходила, а кончила только сейчас?
- Холодно сегодня, - не поднимая глаз, ответила Айна, - масло плохо сбивается.
Мама хорошо знала, сколько времени она провела в пустых разговорах, и потому не поверила Айне, но и придраться было не к чему. Все же от попреков она не удержалась:
- Скажи лучше, что бездельничала и остудила бурдюк...
Лицо девушки на мгновенье затуманилось, но при мысли об Артыке оно вновь засветилось чистой радостью.
Глава третья
Семья Артыка и Ашира имели паи в разных арыках. Прошлой осенью семья Ашира продала и проела свой пай, а весной брала воду для посева из другого арыка. У Артыка были теперь другие три пайщика, вместе с которыми он работал по очистке канала и арыка. Сегодня он отправился с ними в поле, - надо было проверить, не гибнут ли посевы. Была у Артыка и еще одна забота: его участок лежал высоко, и орошать его было очень трудно. Артык решил прорыть к нему еще одну канаву.
Теплая погода наступила уже в конце зимы, сев дейхане успели закончить еще до новруза. После теплых дождей, выпавших в дни новруза, ячмень и пшеница взошли дружно. Но весной уровень воды в канале не повышался, и это беспокоило дейхан. Это же было и причиной мрачного настроения Артыка. Политые всходы уже ярко и густо зеленели, не-политые оставались редкими и начали вянуть. Однако листочки еще не желтели. Это несколько успокаивало Артыка. "Если не ударит жара, - думал он, - до следующего полива дотянут". И тут же его охватывали сомнения: до его очереди оставалось целых двенадцать дней. Двенадцать дней... - размышлял он. - А полив неполный, да и что это будет за вода, если ее и в эту очередь на мой посев не хватило?"
Когда Артык всадил лопату в землю, намереваясь рыть канаву, им снова овладело подавленное настроение. Невольно припомнилось... Прошлой осенью, когда урожай был снят, наступило время выбирать мираба. В ауле Гоша было около шестисот хозяйств, делились они на четыре рода, четыре арыка. Дейхане были недовольны своим мирабом, - он бессовестно обделял их. Поэтому большинство дейхан говорило: "Надо выбрать такого мираба, который не будет обкрадывать народ и на всех будет смотреть одинаково". Вопрос горячо обсуждался повсюду, каждой группе дейхан хотелось поставить своего человека.
Среди бедных дейхан происходили такие разговоры:
- Теперь с выбором мираба надо хорошенько подумать.
- Э, каждый год мы говорим так, и каждый год мирабство достается таким людям, как Нунна Пак.
- И то верно. Прошлой осенью мы хотели выбрать Пашщи Келя, а стал мирабом Нунна Пак. И все, кто был с ним заодно, разворовывали наше добро.
- Ну, теперь не будем дураками. Выберем Келя.
- Вряд ли. Видно, тогда выберем, когда у Келя вырастут волосы (Кель - лысый, плешивый (игра слов)).
- Почему же не выйдет? Вот что, люди! Нас много, давайте сговоримся и отдадим мирабство Артыку. Он из рода кертыков, а кертыкам уже много лет не доставалось мирабство.
- Вот это дело! Артык - крепкий парень и честный. Он не станет нас надувать, как Нунна Пак.
- Как знать? Может, и станет...
Об этих разговорах слышал и Артык. Сам он считал избрание его мирабом таким же неслыханным делом, как немой - возможность заговорить. И в то же время думалось: "Воля народа священна. Ну, а если выберут меня, справлюсь ли с мирабством? Нет, не соглашусь!" - отвечал он себе и тут же начинал спорить: "А что, разве я был бы хуже этих мирабов?! У меня же, конечно, не будет одна мерка для бая, другая - для бедняка. Уж если я возьмусь, так не буду рабом Халназар-бая и не дам одним лишь богачам народную воду..."
Так думал Артык. Но в богатых кибитках, за пловом, рассуждали иначе:
- А что, если и в этом году мирабство отдать Нунне Паку?
- Дейхане не согласятся. Этот шельмец хватил, кажется, через край.
- Тогда, может быть, выберем Мамед-хана?
- И Анна-бек был бы подходящим мирабом.
- Лучше всего выбрать Андар-мираба. Он хорошо разбирается в этих делах.
И вот пришло распоряжение арчина (Арчин - старшина) всем собраться для выборов мираба, а затем выйти на работы по расчистке арыков.
Был прохладный осенний день. Дейхане сошлись к шалашу посреди аула. С разных сторон выкрикивали имена, не вызывавшие ни поддержки, ни возражений. Некоторое время разговор велся в шутливом тоне. Наконец человек, степенный на вид, в каждом движении которого чувствовалось самодовольство, овладел вниманием собравшихся.
- Кого бы мы ни избрали, - говорил он, - с делом как-нибудь справится. Среди тех, чьи имена здесь назывались, многие заслуживают уважения. Но ведь дело не в том, чтобы отбыть срок мирабства. Нужен человек, который мог бы повести за собой людей, умел бы выполнить все, что требуется.
Со всех сторон послышались голоса:
- Меле-бай правильно говорит!