- Не ведаю, государь, - потупился Матвей.
- Не лукавь!
- Верно, за высоту твою, ноги длинные, нос...
- Ладно, ступай! Болтаешь много, говорю... Жу-ра-вель, - протянул Иван Васильевич, когда Матвей вышел. - Я для вас лютым волком обернусь! Сам, поди, видишь, отче, что в наше время без лютости не обойтись...
Но отец Паисий уже ничего не видел. Он лежал, вытянувшись на своём ложе, устремив вверх широко раскрытые незрячие глаза...
Глава 2
ЗАГОВОР
С какой доверчивостью лживой,
Как добродушно на пирах
Со старцами старик болтливый.
Жалеет он о прошлых днях,
Свободу славит с своевольным,
Поносит власти с недовольным,
С ожесточённым слёзы льёт,
С глупцом разумну речь ведёт!
А. С. Пушкин. Полтава
И пошёл гулять слух по Москве, с каждым часом ширясь и обрастая новыми подробностями, словно снежный ком по первому липкому снегу покатился. В торговых рядах и на пятачках, где малый торг вершится, в церквах, корчмах и иных местах, где народу бывать случается, судили и рядили о нападении на великокняжескую дружину. Шамкали беззубые старухи, утирая слезливые глаза, стрекотали молодухи, перекатывая под глазами свои румяные яблоки, степенно подсчитывали урон мохнатые купцы, зубоскалили бражники.
В государевой корчме, построенной возле каменных палат купца Таракана, шум-брань и народу невпроворот. Счастливчики за столами устроились, прочие на ногах толкутся. На столах кружки, черепки, луковичная и чесночная шелуха, жирные доски к локтям липнут. Едят мало: щи да студень - излишняя трата, их и дома поесть можно; тут главное - выпить, а закусить и рукавом негрешно или общую луковицу понюхать, что над столом подвешена. Выпив, слушай, что говорят, или сам, чего знаешь, выкладывай.
Чёрный, словно грач, купчишка весь день в корчме - налит зельем, набит новостями.
- Ехал нынче утром великий обоз с добром новгородским. Налетели тут разбойники и всё пограбили.
- Что пограбили-то?
"Грач" словно ждал этого вопроса и с радостью перечисляет:
- Сребро и злато, лалы и другие каменья, жемчуг и саженье всякое, соболя и шёлковая рухлядь, вина медовые и фряжские, брашна скусная, ягоды дурманные, птицы царские, кони быстрые - многось чего!
В тёмном и душном смраде эти слова переливаются, сверкают, дразнят, вызывают зависть.
- Погуляют теперь молодчики!
- Да не шибко-то! - умеряет восторги "грач". - Главного разбойничка споймали и в пыточный дом повезли, а тама не разгуляешься. Через него и до дружков-приятелей доберутся.
- А может, и не скажет ничаво.
- Ещё как скажет! У Хованского, слышь, новый пыточник объявился из басурман. Наши-то кнутом бьют, на дыбу тянут, огнём жгут, словом, всяко изощряются. А тот, слышь, просто работает: вспорет брюхо и начинает кишки на руку наматывать. Поначалу терпишь, а потом видишь, что мало их в тебе остаётся, и всё выкладываешь - жить-то охота.
- И живут?
- Если по делу что сказал, он всё твоё добро обратно запихивает, чего ж не жить?
- А вдруг не так запихнёт?
- Бывает. Один, слышь, до сей поры через пупок дух пущает, однако живёт.
Корчма взрывается гоготом.
- Врёшь ты всё! - доносится с другого угла. - Не было никакого обоза, доподлинно знаю. Одни Князевы дружинники, с десяток, не боле.
- А кто ж их порешил?
- Вроде новгородские в отместку.
- Вовсе н-не от Н-н-нова г-города, - нетерпеливо стучит ближняя кружка, - а от К-к-к...
Помогают:
- Казани?
- Крыма?
Бедолага машет головой:
- К-к-казимира. Сто лыцарей - и все в ж-железах.
- Зачем же крулю польскому на княжеских людей идтить?
- П-п-п... - снова стучит кружка.
И снова помогают:
- Попугать, что ли?
- Полон взять?
Наконец справился:
- П-плесните медку, с-скажу.
- Тьфу ты! - плюются мужики и даже обижаются.
- Не, братва, этот разбой без татарвы не обошёлся, - вплетается в гам новый голос. - У меня шуряк в Лопасне ям держит, так сказывает, что их недавно в наши места тучей налетело. Татарве же разбои учинить и кровь крестьянскую пролить - что нам водицы испить.
- Это верно, - вздыхают мужики, - недавно опять Коломну пограбили и великий полон взяли. Никак не найдут наши князья управы на басурман.
- Да им-то что? Денежки собрали и откупились, а вся истома нам достаётся...
На другом конце строения за глухой перегородкой гуляла чистая питейная половина. Близился Михайлов день, когда по заведённому обычаю начинали отходить из Москвы торговые караваны на осеннюю ярмарку в Орду. Накануне собирались здесь купецкие артели для того, чтобы взять непременный посошок в дальнюю дорогу, а заодно и новых товарищей испытать: как пьют да как расплачиваются. Шли в Орду обычно по воде. Москва-река изукрашивалась на несколько дней разноцветьем парусов и неторопливо уносила суда, набитые хлебом, льном, кожей, меховой рухлядью и кузнечными поделками. У Коломны она передавала их своей старшей, коварной сестрице Оке. Та кружила купцов по извивам, ротозеев сажала на мели и топила в стремнинах, а умелых быстро доносила до матушки-Волги. Отсюда, если не перехватят по пути разбойные ватаги волжских ушкуйников, можно было уж прямиком добраться до Орды. Удачливые поспевали как раз к Покрову, когда открывалась ярмарка. Так и говорили: коли ласков Покров, даст прибыток под кров.
Торговые люди и в веселье о деле не забывают: похваляются своим товаром да купеческой смёткой. Те, кто меха везут, прихватили образчики для приценки. В Москве знатоков немало, но великокняжескому денежнику особая вера. Он, итальянец Жан Батиста дела Вольпе, а по-простому Иван Фрязин, не только государевы деньги чеканит, но и счастливый глаз имеет. Поднесут к нему образчик: "Погляди-тко, Ван Ваныч!" Тот встряхнёт шкурку, подует, на свет глянет. Коли в сторону отложит - плохи дела, коли к себе заберёт да деньгой звякнет - жди удачи. Спорить не смеют. Однажды кто-то заикнулся, так Фрязин тотчас бросил ему шкурку назад. А на следующий день купец со всем своим товаром в реке потонул. С той поры молчат купчишки, во что обрядит Фрязин, то и принимают, лишь смотрят украдкой, сколько насыпал, а друг с дружкой равняются. Радуются, как дети, у кого хоть на грош больше, и отсылают к столу итальянца дорогие заморские вина.
Вот, крепко зажав в ладонь полученные деньги, отошёл от него очередной приценщик. Княжеский приказчик Федька Лебедев дёрнул счастливца за полу кафтана:
- Ну-ка, покажь!
На потной ладони блеснули три серебряные монеты.
- Тьфу! - ругнулся Федька. - Недорого твой соболёк пошёл. Дурит вас фрыга, а вы, ровно щенята малые, только повизгиваете.
Купец отдёрнул ладонь и укорил:
- Сам ты дурень. Зачин не ценой богат, а покупщиком - знать надоть.
- Кто дурень, ещё поглядеть будем, - встал на защиту своего артельного товарища Митька Чёрный. - Федька вчера драного кота за два рубля продал, а ты за соболя три алтына поимел - и доволен...
- Врё-ёшь! - послышались голоса, любопытные придвинулись ближе - Федька "был известен Москве своими проделками - и попросили: - Расскажи.
Митька промочил горло и начал:
- Дело было вот как. Жил с ним по соседству мужик одинокий, помер он третьего дня, а перед смертью наказал Федьке дом свой продать и всё, что с него возьмёт, убогим раздать - по соседской душе молиться. Федька пообещал - грех умирающему отказать - и крест ему в том поцеловал. Но как помер сосед, стал думать: что толку добро на ветер пущать? Однако ж волю последнюю не исполнить и крестоцелование нарушить - ещё больший грех! Как тут быть? И вот что он удумал: пустил в соседский дом кота и пригласил покупщика...
Митька взял мочёное яблоко и вкусно хрустнул, брызнув по сторонам ядрёным соком.
- Ну? - поторопили его слушатели.
- Да... Видит покупщик, хорош товар, и спрашивает: "Сколь хочешь за дом?" Федька отвечает: "Два гроша". Удивился покупщик: "Продаёшь ты али глумишься?" - "Истинно отдаю за два гроша, - отвечает Федька, - только без кота дом не продам, понеже решил отдать их купно и в едино время". - "А что за кота возьмёшь?" - "Два рубля, не меньше". Покупщик размыслил: "Аще кот и дорог, но за-ради дома купить можно". И купил. Федька, как поклялся, всё, что за дом выручил, убогим раздал, а что за кота своего взял - здеся просиживает и дурь вашу высматривает...
- Ай, ловко! - восхитились купцы. - Тебе, Федя, с этаким умом не тута, а за государевым столом сиживать.
- А что? - важно надулся Федька. - И тама посидим. Завтрева как раз наша артельная братва в дом великого князя приглашена...
- Ох и врать ты здоров! - смеются вокруг. - Как встретишь самого, так привет от нас передавай...
Позже, когда разошлись насмешники, к их столу сам Фрязин пожаловал. Угостил своим фряжским вином и спросил про приглашение.
- Вот те крест, не вру! - широко перекрестился Федька. - Наш артельный голова с боярышней Морозовой дело торговое имеет, вот она и наказала приехать, зане сама тама обретается.
Фрязин всплеснул от радости руками и воскликнул:
- Тебья сам Божий господино ко мне послал! Тама теперь и мой друг Просини. Передавай ему маленький письмецо для привета.
Он полез в привязной кошель и загремел серебром.