* * *
День был жаркий. Иван, расстегнув ворот, улёгся на земляном полу во взводной палатке, поглядывая через приоткрытый полог на дорогу. От навеса, где дежурили нарочные, отъехал автомобиль и запылил в сторону штаба бригады. Степан Ус сказал:
- Не иначе за приказом отправились. Чует моё сердце, снимемся сёдня.
Шандыба кивнул:
- Наше дело, сосед, успевай в стремя вступить.
- Ты, Иван, на хутор уже отписал, похвалился Георгием?
- Успеется. Ишшо в настоящем деле не были.
- Потрафило тебе: пороху не нюхал, а уже Георгия нацепил.
- Не гутарь, Степан, попусту. Когда мы на разъезд наскочили, я никому дорогу не заступал. Вини своего коня, что он моего Воронка не обошёл.
Вошёл, пригнувшись в проёме палатки, Стрыгин.
- На кухню иду за кулешом. На вашу долю брать?
Ушёл, гремя котелками.
- Вчера от Гаражи слышал: вся Краоянская бригада на рубеж выдвинулась. Жди начала наступления...
С того часа, как бригада заняла исходные позиции, Пётр Николаевич Краснов ждал объявления войны с минуты на минуту. Столкновение с разъездом противника он расценивал как одну из попыток австрийцев разведать расположение русских войск. Из штаба по телеграфу было предписано командиру полка с начальником штаба явиться к командиру бригады.
Первыми словами было:
- Господа, война началась.
- Да, - только и сказал Краснов.
- Да-да, господа, то, что мы предчувствовали, сбылось. Вам необходимо атаковать станцию Любеч и овладеть ею.
- 10-й полк наступает без поддержки пехоты?
- 9-й полк имеет своё задание.
- Позвольте операцию начать завтра на рассвете. Батарея обстреляет станционные укрепления. Австрийцы накануне постарались, окопы отрыли.
Командир бригады подошёл к карте.
- Конечно, хорошо было бы пустить сначала пехоту, но её нет.
- Мы начнём конной атакой. Залогом успеха будет неожиданность.
- Во всём полагаюсь на вас, Пётр Николаевич. Как вы там писали: "Быстрота, глазомер и натиск".
- Так говорил Александр Васильевич Суворов, ваше превосходительство.
- Да-да. Задача бригады - не дать австрийцам отойти на вторые позиции...
Возвращаясь в расположение полка, Краснов сказал начальнику штаба:
- Я, Валериан Дмитриевич, совершенно убеждён: если мы будем действовать неожиданно и дерзко, то задачу выполним.
- Однако, Пётр Николаевич, мы обязаны помнить, что к Любечу подтягиваются крупные австро-венгерские соединения.
Краснов потёр подбородок.
- Бог не выдаст - свинья не съест. Давайте, когда приедем, снова проиграем на карте предстоящие действия...
В полночь запели трубы. Полк, поднятый по тревоге, вскоре был готов к маршу. Шандыба, поглаживая Воронка по холке, говорил Стрыгину:
- С вечера Ус накаркал.
- Слышь, Вань, а может, мы того... снова передислоцируемся к Томашовке в старый лагерь?
- Не похоже. Батарею с места стронули.
- А я всё сомневался: ужели сыщется такая держава, что посмеет на Россию напасть? Эвон она какая огромная. Сам видел, сколь дён до царства Польского добирались.
- Побить-то нас не побьют, но юшки попущают, - вмешался в разговор хопёрец, чей конь всё норовил куснуть шандыбинского Воронка.
- Ты, хопёрец, лучше утихомирь-ка своего каурого.
- Играет.
- Разговоры! - прикрикнул Ус.
Семён ногой в стремени толкнул Шандыбу в санок.
- Наш станичник, слышь, паря.
- Приказный!
- В брюхе заурчало, - засмеялся хопёрец, - жрать оката.
- То из тебя страх прёт. Эвон, дух чижёлый, - рассмеялся Стрыгин.
- Ты ерой, Аника-воин, - обиделся хопёрец.
- Сотня! - враз оборвав разговор, подал голое Гаража. - По четверо в ряд разберись!
Звякнули стремена, зазвенели удила.
- Сот-ня-я, за мной! - выкрикнул Гаража. - Взводными каштанами - в ры-ысь!
И ударили копыта в сухую, соскучившуюся по дождю землю. Двинулись сотня за сотней, закачался лес пик. Следом упряжки потянули полковую батарею.
"К границе едем, - думал Шандыба, - война..."
Взошла луна, осветила дорогу. Ни разговоров, ни песен: всем ясно - мирные дни остались позади.
* * *
Полк изготовился к атаке. Казаки держали вашей в поводу, тихо переговаривались.
- Робеешь, Шандыба? - Стрыгин глянул на товарища.
Иван только плечами пожал.
- А я, односум, робею. Помнишь, я тебя просил в бою друг дружку держаться. Ну как ранят, а то хуже, убьют, чтоб домой отписать.
Хопёрец, что на живот жаловался, промолвил:
- Ехал, дорогой хотел заснуть, всё же меньше страху было бы. В седле укачивало, а сна не было.
- А я вот, Семён, о чём подумал. Австрийский император - чего ему неймётся? И германский кайзер чего на нас попёр?.. Я слышал, он нашему государю роднёй доводится.
- Кубыть чего не поделили.
- А кто его знает. Наши казачки тоже: как чего не так, стенка на стенку прут, - пояснил хопёрец.
Степан Ус повод на руку намотал, а сам голову к седлу притулил, подрёмывал. Конь у приказного смирный, будто с понятием, что хозяину перед боем поспать требуется. Усу родной хутор приснился. Мать из колодца воду достаёт, журавль поскрипывает. Потом отца увидел. Тот к нему с вопросом: "Отчего ты, Степан, в Георгии обижен? Ванька тебе нос утёр, Захар Мироныч зова по станице гоголем ходит..."
Открыл Ус налившиеся мутью глаза, прислушался. Кроме казачьих переговоров, ничего не слышно. Решил: "По всему ведать, на рассвете в атаку поведут".
- Господи, спаси и помилуй.
Тут по рядам перекатилось:
- Уса и Шандыбу к полковнику!
Полковника увидели среди офицеров штаба. Он прохаживался взад-вперёд, положа руку на эфес сабли.
Казаки подошли. Ус доложил. Краснов сказал:
- Требуется разведать, что делается у австрийцев, не ждут ли они нас?
Ехали настороже: не наскочить бы на врага. Версты через две оказались на открытом поле. Остановили коней, всмотрелись вдаль. Луна освещаю австрийские укрепления. Было тихо. Горели огоньки станции, но там не замечалось никакой сумятицы.
- Кажись, не догадываются, - сказал Ус. - Возвертаемся...
* * *
Впереди открывалась широкая панорама. Вёрстах в пяти лесная опушка: лес грядами убегал на север. На запад тянулись поля: то жёлтые, сжатые, то зелёные, поросшие сочными травами. Вдали высился красный костёл. У леса копошились австрийские солдаты. Видно было, как они укреплялись, маскировали окопы ветками, отбрасывали землю.
- Роют, - сам себе сказал Шандыба.
- Скоро в атаку пойдём, - заметил Степан. - Вон как полковник вглядывается.
От группы офицеров отделился ротмистр и заторопился к казакам. Не доходя, подал команду:
- Третьей и четвёртой сотням спешиться! Коней в укрытие! - Подошёл к названным сотням: - Примкнуть штыки! За мной к станции, бегом, цепью!
Приблизились к постройкам. Оттуда раздались сначала редкие, потом частые выстрелы. Начальник штаба поторопил:
- На ура, казачки! Взрывай водокачку!
Громкие крики, короткий штыковой бой. Застрочили пулемёты короткими очередями, затем длинными. Сдерживая коня. Ус проворчал:
- Ишь как строчат, навроде палкой по частоколу.
Тут ударила полковая батарея. Снаряды падали в расположение окопов, поднимали султаны земли. Небо от разрывов сделалось розовым. Орудия смолкли, и Краснов подал команду:
- Полк, в намёт арш!
Шандыба перекрестился:
- Господи, помоги!
Рассыпавшись в лаву, понеслись казаки на вражеские укрепления. Австрийцы выскакивали из окопов, бежали к станции, некоторые стреляли по всадникам, потом пытались отбиться штыками. Казаки брали врагов в пики, рубили саблями.
Сильный взрыв потряс станцию и мост: огненное пламя поднялось над водокачкой.
Воздух дрожал, в ушах стоял гул. Неожиданно с запада показались густые цепи австрийцев. На рысях вынесла батарея. Развернулась. "Сейчас ударит шрапнелью", - пришла Шандыбе в голову мысль... Краснов развернул сотни и, не видя, догадался: лава несётся за ним. Батарея успела дать всего один залп, и её смяли. Расчёты разбегались, пехота дрогнула и тоже побежала.
Краснов придержал коня, бросил саблю в ножны. Велел трубачу играть сбор...
К вечеру сражение за Любеч закончилось. Донцы грузили на фуры трофейное оружие, гнали пленных. Те шли, со страхом поглядывая на чубатых конвоиров.
Доложив в штаб бригады о разгроме австрийской группировки у станции Любеч, Краснов тут же получил новое предписание: развить наступление, не давая противнику сосредоточиться.
За удачное проведение Любечской операции полковника Петра Николаевича Краснова наградили Георгиевским оружием, произвели в генерал-майоры и назначили командиром Краоянской бригады.