* * *
Полковник Краснов возвращался из штаба бригады поздним вечером. Фары автомобиля высвечивали дорогу, выхватывали обочину: деревья, кустарники. Водитель вёл машину осторожно. Хорунжий Любимов на переднем сиденье, подавшись к стеклу, всматривался в дорогу. Пётр Николаевич, откинувшись на подушки заднего сиденья, прикрыв глаза, думал о жене Лидии Фёдоровне - в штабе ему передали письмо из Санкт-Петербурга. Жена писала: обустроилась, ни в чём го нуждается, горничной и кухаркой довольна. Интересовалась его службой, рассказывала, что в столице только и разговоров о предстоящей войне. Писала о святом старце Распутине, который вхож во дворец и пользуется у государыни большим доверием оттого, что может лечить наследника цесаревича, когда у того случается плохо с кровью...
Краснова в штабе бригады встретили хорошо. Его точку зрения на действия казачьей конницы в войне полностью поддержали и заметили, что с Красновым согласен командующий 8-й армии генерал Брусилов. Полковник считал Брусилова генералом знающим, научал его труды по стратегии и тактике.
Получив поддержку в штабе, Пётр Николаевич мысленно уже принял решение передислоцировать свою часть, подтянуть её непосредственно к самой границе. В таком положении полк получит высокую маневренность и будет готов нанести первый удар.
Молчание нарушил хорунжий Любимов:
- Ваше превосходительство, ужели не миновать войны?
- Да, Алексей, война неизбежна. И будет она мировой. Много стран ввяжутся в неё.
- Значит, и затяжной.
- Бесспорно. На чашу весов будет брошена го только техническая мощь воюющих сторон, го и экономический потенциал. Я убеждён: технически Германия очень сильна, но экономический потенциал России сильнее... Думаю, всё решит первый год войны. Как развернутся боевые действия, насколько крепок дух. Русский солдат и казак сильны верой в царя и Отечество. Нам бы эту веру сохранить, тогда сохраним Россию и одержим победу.
- Дай Бог, ваше превосходительство.
- Будем надеяться на лучшее.
Подъехали к лагерю. Дозорные, узнав машину полковника, подняли шлагбаум.
Отбой уже был, но начальник штаба ждал Краснова. Полковник принял рапорт дежурного. Начальник штаба, одёрнув мундир, вышел навстречу. Краснов протянул руку, поздоровался:
- Вероятно, хотите узнать, как съездил? Война на пороге. Наши соображения приняли, так что, Валериан Дмитриевич, с утра поднимаем полк.
* * *
Выдвинулись почти к самой границе. Краснов был убеждён: полк расположился здесь ненадолго. Ждали приказа. Не было дня, чтобы полковник не выезжал на возможные участки прорыва. С начальником штаба и командиром батареи выбирали места, где удачнее всего можно было прорвать фронт.
Постоянно выставлялись сторожевые посты. В один из них попали Шандыба со Стрыгиным да ещё два хопёрца, старшим - Степан Ус. Пост им достался на развилке дороги, одна вела на Любеч, другая - на Новгород-Северский.
Выехали с утра, когда густой туман ещё не развеялся: кони будто плыли. Место выбрали удачное. Лошадей укрыли в кустарнике, сами сели в овражке. Наблюдение вели с небольшой возвышенности, откуда во все стороны было видно. Едва туман рассеялся, как открылась округа. Первым отсидел в засаде Шандыба, его сменил Стрыгин. Прилёг Иван на траву, сорвал травинку, прикусил, пожевал. Вспомнил, как в детстве молочай ели. Прежде на ладони покачают, пока из него не перестанет выделяться горькая белая жидкость. Да ещё приговаривают: "Молочай, молочай, на кобыле покачай..."
Рядом Стёпка Ус развалился, пускает дым в небо. Шандыбе курить не хотелось. Редко когда цигарку свернёт, затянется.
Смотрит Ванька в небо - белёсые облака плывут, ровно стая лебедей. Хопёрцы меж собой переговариваются. Один из них перед уходом на службу женился. Сам, может, и не стал бы, да отец крутой оказался. Как прошёл слух, что сын деваху ославил, кнут на нём обломал, после чего заявил: женить тебя немедля, кобеля непутёвого. И в неделю свадьбу сыграли.
Теперь хопёрец всё вспоминал со смехом. Товарищ слушал, сокрушался:
- Тебе хорошо, а я ишшо с девкой вдосталь и не миловался.
Шандыбе вспомнилось, как собирали его на службу. Мать всё сетовала:
- Если б Ванька оставил нам невестку, всё б легче было. Старая я, в хате помощи нет. А от мужиков, от отца твоего или Мишки, какая подмога...
Ус докурил, начал похрапывать. Шандыбу тоже в сон потянуло. Глаза сами закрываются. Почудилось, будто отец Захар Мироныч перед ним стоит, хмурый. "Не спи, - говорит, - сукин сын, в дозоре".
Ивану сон будто рукой отвело, сел. Слышит голос Сёмкин:
- Австрияки!
Стрыгин, запыхавшись, скатился под бугор. Ус вскочил:
- Где?
- Там, - Сёмка рукой указал, - разъезд, человек десять.
- Далеко?
- С версту отсюда.
Стёпка, чуть помедлив, команду подал:
- Выводи коней, готовься к бою, - и побежал к лошадям, на ходу приказывая: - Брать будем в пики и сабли. Стрельбы не поднимать. - И уже с коня: - С Богом, донцы.
У Шандыбы сердце ёкнуло. Сказать, что боязно, - так нет. Азарт почуял, вроде на охоту выбрался.
Не торопясь выехали из балочки. Кони шли по жнивью тряской рысью. Ус повторял!
- По первах в пики бери, нотой в сабли.
Австрийцев увидали в полуверсте. Те ехали кучно, в серых мундирах, кони кургузые рысили прямо на казаков. Обнаружив противника, не повернули, а наоборот, погнали навстречу. Видно, решили: русских мало, сомнём. Стёпка голову набычил, только и выкрикнул:
- И-эх, братцы!
Шандыба повод Воронка отпустил, следом Сёмка и хопёрцы скачут.
Выставил Иван пику, в ушах ветер, конь в бете пластается. Переднего австрияка хорошо разглядел: у него от крика рот перекосило, глаза злые. Иван только и подумал: увернётся австрияк от пики, рубанёт саблей - и прощай жизнь казачья... Ан нет" хрястнуло древко, чуть из седла Шандыбу не выбросило. Откинул Иван пику" выхватил саблю. Тут на него другой австрияк наскочил, схватились. Отбил Шандыба первый удар, а австрияк снова палаш занёс. Ловкий рубака оказался, юркий. Воронок на дыбы встал, тем спас хозяина.
Как наяву представилось Шандыбе учение урядника Пантелея. Изогнулся, в стременах приподнялся, рубанул с оттягом. Плечо от удара едва не вывернул. Почуял - рассёк австрияка едва ли не до седла.
Тут только заметил, что повернули враги, уходят. С версту преследовали их казаки. Наконец Стёпка Ус остановил донцов:
- Назад! Там впереди вдруг засада! - К Ваньке повернулся: - А ты, Шандыба, молодца. Двоих свалил.
Покидали место сражения, оживлённо переговариваясь. Сняли с убитых винтовки, палаши. Одного коня поймали, второй ускакал.
Пока казаки трофеи собирали, Шандыба в сторону отъехал, с Воронка соскочил. Тошнило. Тут только по-настоящему понял: человека убил, да не одного, а двух сразу.
Подошёл, ведя коня в поводу, Сёмка.
- Ты, Вань, душевно-то не переживай. Они сами наскочили, и кабы не ты их, они бы тебя без жалости порубили. - Головой покрутил. - Ишшо бы одного, куда ни шло, а то двоих. И как тебе удалось?
В полк возвращаясь, Ус заметил:
- Везучий ты, Иван. За австрийского коше с выручки магарыч ставь.
Отмолчался Шандыба: муторно было у него на душе. Не понимал, отчего смеются хопёрцы, завидует Ус, радуется Сёмка.
Казаки вброд какую-то речушку перешли, к своим выехали. Приказный Ус доложил о стычке есаулу Гараже, а тот полковнику.
Трубач сыграл сотне пешее построение. Краснов встал перед строем.
- Казаки! Сегодня вы показали себя достойными славы своих отцов. Ваша застава приняла участие в стычке с неприятелем. Приказный Ус действовал в соответствии с уставом, а ваш товарищ, казак Шандыба, проявил геройский поступок, сразив двух неприятельских разведчиков. За этот подвиг он награждается Георгиевским крестом.
Стоявший позади Ивана Семён шепнул:
- К концу войны, Ванька, крестов насшибаешь на всю грудь.
Не поворачивая головы, Шандыба процедил сквозь зубы:
- Пустобрёх. - И шагнул из строя, где полковник уже держал крест на полосатой ленточке.