- Да, верно. Ему тогда было десять лет от роду, а родной дядя по имени Юрий воспротивился этому, захотев овладеть Москвою, потому что раньше после смерти великого князя его место занимал не сын, а следующий брат по старшинству.
- Зачем же тот Базиль завещал сыну?
- Чтобы княжество Московское продолжало возвышаться. Разве не так у нас во Франции, в Париже?
- Ну да, ну да, понимаю. И что же? Началась война?
- Нет. Тогдашний верховный архиерей митрополит Фотий сумел всё уладить, но после смерти Фотия действительно разгорелись великие распри. Юрий со своими сыновьями, Василием Косым и Димитрием "Д1емякой, стал бороться за престол, причём Василий, будучи от природы косоглазым, завидовал тому, какие у Василия Васильевича красивые глаза, и беспрестанно похвалялся, что, как только возьмёт Москву и пленит великого князя, вырвет их у него из глазниц. В конце концов он сам попал в плен к людям Василия, и те, злясь на Косого, взяли да и выкололи ему очи.
- Какая дикость! - фыркнул Бернар.
- А то у нас ничего подобного не случалось, - заметил с укоризной Фома.
- Случалось, и даже похлёстче, - засмеялся Бернар.
- То-то и оно. Ну вот. Война закончилась полным поражением врагов Василия и договором с ними, ввиду того что к Москве пришли полки татарского хана Улу-Махмета. Однако, не сдержав условий договора, Димитрии Юрьевич не пришёл к Москве, когда хан принялся её осаждать, и не помог своему двоюродному брату. Не зря у него и прозвище такое - Шемяка.
- А что это значит? - спросил вдруг Андре, согревшись и высунувшись из-под Бернарова упелянда.
- Гляди-ка, ожил! - улыбнулся Фома. - Ну что, нога-то болит или уже исцелилась?
Андре осмелился наконец и потихоньку стал сгибать ногу. Боли не последовало, и, боясь даже радоваться, он ещё смелее стал двигать ногою. Чудо! Никакой боли не было и в помине. Андре улыбнулся и почему-то густо покраснел.
- Исцелилась!..
- А, вот видишь! - рассмеялся Фома. - На то он и чудотворец, наш Иона! Знаменитый праведник!
- А где он?
- Да пешком идёт. Он любит по утрам ходить. Мы с ним от самого Переславля едем. Так вот, хотя ему уже и семьдесят, утром он непременно вёрст десять пешком проходит.
- Вёрст?
- Ну, миль по-нашему. Или треть лье - будет верста.
- И не устаёт?
- Устаёт немного, но вообще он крепкий, ещё лет двадцать проживёт, даст Бог. А какой у него дар исцелять людей, вы сами смогли увидеть. Причём и впрямь смешно - обязательно бьёт при этом. Если у кого зубы болят - по зубам кулаком стукнет, и проходит, у кого мигрень - по голове лупит, живот болит - по животу нещадно кулаком. Поначалу пугаются, обижаются даже, а потом в ножки кланяются врачевателю нашему.
- Он митрополит? - спросил Бернар.
- Увы, пока ещё нет, но непременно в очень скором времени станет им. Как только справедливость в Москве восстановится.
- Ну так и что Шемяка? - спросил Андре.
- А, Шемяка-то? - сказал Фома. - Шемяка означает - ни то ни се, ненадёжный человек, дрянь. Он и есть ни то ни сё. Русские говорят - ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. У князя Юрия три сына - один косоглазый, другой никакой и только третий красавец, тоже Димитрий, как и Шемяка, у него и прозвище - Красный. Только он уже помер.
- Что же это? - удивился Бернар. - Двое родных братьев и оба Димитрии? Опять скажете, что и у нас, французов, такое бывает?
- Нет, насчёт нас не упомню, - сказал Фома. - Но и у московитов такое почти не встречается. Просто Юрий назвал сына в честь славного героя Димитрия, а сын больно уж нехорош оказался, он тогда и второго Димитрием нарёк, разделив прозвищами - Шемяка и Красный. Это ещё что! Вот у княжича Ивана был старший брат Юрий. Он прожил четыре года и помер, а чуть ли не на другой день после его смерти великая княгиня родила ещё одного мальчика, и Василий, тоскуя по умершему Юрию, этого новорождённого тоже назвал Юрием. А княжич Иван, говорят, до сих пор считает, что Юрий нарочно умер и заново родился, чтобы только не быть старшим и не наследовать престол, поскольку очень уж ленив.
- Очень смешно! - согласился Бернар. - Ну и как же случилось, что Шемяка захватил трон, а Базиля изгнал?
- После того как прогнали от Москвы хана Улу-Махмета, целых пять лет всё было спокойно, - продолжил свой урок истории Фома. - В начале прошлого года хан снова пришёл на Русскую землю. Великий князь со всей своей ратью встречал его здесь, около Мурома. Улу-Махмет испугался и бежал без боя, но летом сыновья его нагрянули, и возле Евфимьева монастыря произошло сражение. Поначалу татары дрогнули и стали отступать. Великий князь преследовал их и потерял порядок в войсках. Татары вдруг развернулись и нанесли московитам полное поражение, а самого Василия взяли в плен. Беда за бедою - не прошло и недели после этого несчастья, как в Москве огромный пожар случился, весь город выгорел, деревянные строения все до единого, каменные развалились и попадали, людей погибло около тысячи. И мой отец в том числе...
- Примите моё сочувствие, - молвил Бернар.
- Спасибо, - отозвался Фома. - Он добрый был человек. Так вот, хан недолго намеревался со своими сыновьями в Московии задерживаться и, не дожидаясь, пока московиты соберут большое ополчение, поспешил обратно в Орду, а князя Василия отпустил, взяв с него огромный выкуп в пятьдесят тысяч рублей.
- Это ж сколько на наши-то? - задумался Бернар.
- Примерно пятнадцать тысяч ливров.
- Ого! Не может быть! Неужто так богаты московиты?
- Вообще говоря, не бедны.
- Это хорошо. Ну и?..
- Кроме выкупа Василию пришлось ещё много татар привезти в Московию и дать им кормление - то есть возможность кормиться в разных волостях за счёт местного населения. Это, разумеется, вызвало большое негодование в народе, и Шемяка поспешил воспользоваться гневом московитов. В феврале нынешнего года Василий с сыновьями отправился молиться в Троицкий монастырь, что неподалёку от Москвы. Тем временем Шемяка овладел столицею, схватил мать и жену Василия и отправил своего воеводу Ивана Можайского на взятие Троицы. Тот схватил Василия прямо в храме, привёз его Шемяке, и Шемяка, мстя за ослепление брата, выколол великому князю глаза, после чего отправил его в Углич, где и заточил вместе с женой, великой княгиней Марьей Ярославной.
- А как же сыны его очутились в Муроме? - спросил Андре.
- Слуги припрятали их в Троицком монастыре, - отвечал Фома. - Можайский в суете забыл про них. После их переправили к верным людям Василия, князьям Ряполовским, в село Боярово, что невдалеке от града Юрьева, на востоке от Москвы. А уж оттуда Ряполовские перевезли Ивана и Юрия в Муром. Шемяка ожидал, что Русь ему подчинится, но не тут-то было. Со всех сторон поднялось возмущение, более сильное, нежели доселе на Василия было. Видя это, Шемяка быстро смекнул: надо заглаживать вину свою. Тогда призвал к себе Рязанского епископа Иону...
- Нашего? - спросил Андре.
- Нашего, нашего, - улыбнулся Фома. - И говорит ему: "Батюшко Ионо! Поезжай в Муром, в свою епископию, и возьми детей Василия на свою епитрахиль, а я с радостью их пожалую, отца и мать их выпущу и дам им огромную вотчину".
- Что значит - на епитрахиль? - спросил Андре.
- Ну, значит, что под его епитрахилью их никто уж не посмеет тронуть, и Ряполовские могут доверять, - пояснил Фома. - И вот, взяв себе в провожатые меня и послушника Геннадия, батюшка Иона отправился в Муром, подле которого мы и вас встретили. А теперь, дорогой Бернар, не сочтёте ли вы нужным поведать мне, зачем это вы из такого далека в Муром путь держите?
- Гм, - кашлянул Бернар, и Андре сделалось любопытно, как он станет объяснять, но в этот миг повозка остановилась и путешественники увидели себя вблизи городских ворот.
- Ага, - сказал Фома, - за разговором не заметили, как и приехали. Ну что же, после расскажете, вылезаем. Нога-то как? Двигается? Как новенькая?
- Как будто ничего и не было! - радостно воскликнул Андре и выскочил из повозки, бросив Бернару его тёплый упелянд. Тут он увидел множество народу, с радостью и восторгом встречающего епископа Иону. Ему захотелось, чтобы старец хоть как-то обратил на него внимание, но чудотворец полностью отдался встрече с муромцами, благословлял всех желающих и уже спешил войти в распахнувшиеся перед ним врата.
Глава пятая
"ЯКО РАЗБОЙНИК ИСПОВЕДАЮ ТЯ..."
- Вот, значит, княжиче, какие у тебя славные имя и отчество, - говорил Трифон, ведя своих подопечных в храм Рождества Богородицы. - Скажем, литургии бывают только либо Иоанна Златоустого, либо Василия Великого. А ты, стало быть, и Иоанн, и Васильевич.
- А мой отец великий? - спросил Иванушка.
- Ну а как же, - отвечал слуга, - великий князь. Хоть Шемяка и присвоил себе его званье, а незаконно, и правда рано или поздно восторжествует. А отец твой, без сомнения, великий. Он, правда, и великий грешник, но и великий мученик.
- Почему же он грешник? - удивился Иванушка.
- Так на земле же все грешники, - пояснил Трифон. - Одни больше, другие поменьше, но все, все - разбойники. Которые очень уж грешные, те - иуды. А мы - просто разбойники.
- И матушка разбойник?
- И она, сердечная. Ибо на литургии как говорится: "Ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во царствии Твоём". Это хороший разбойник, из тех двоих, которые подле Иисуса распяты были, сказал Господу. А другой усмехался. Так и в людях - какие по правую руку от Христа страдают, те в рай попадут. Они - за батюшку твоего. А по левую - шемяки, они - в геенну огненную.