Второй юноша, постарше, Гриневицкий, впрочем, теперь называвшийся как-то иначе, одет был лучше, чем Рысаков, носил белую рубашку с отложным крахмальным воротничком, с большим темным галстуком бабочкой. Пока Елизавета Павловна доставала бутылку, рюмки, печенье, Гриневицкий внимательно рассматривал картины и гравюры на стенах. Кто-то говорил Лизе, что он прекрасно рисует цветы и очень любит живопись. Любезно улыбаясь, он помог хозяйке поставить поднос на стол, сказал, что выпьет с удовольствием, затем похвалил коньяк. Рысаков уронил печенье, рассыпавшееся на ковре, и густо покраснел, оглянувшись на хозяйку. "Бедный бука, мама далеко", - подумала Лиза. Гриневицкий доложил о первом номере "Рабочей газеты". Говорил он медленно, с легким польским акцентом, кратко и ясно. Лиза одобрительно кивала головой, точно это революционное издание чрезвычайно ее интересовало. "Кажется, умный мальчик…" Собственно, Гриневицкий был почти одних лет с ней, но она примкнула к партии раньше, и как-то так вышло, что он причислялся к молодежи, а она к старикам. Елизавета Павловна одобрила его действия по выпуску газеты и начала общий политический разговор. Молодой человек и этот разговор поддержал вполне прилично. "Фуражка у него польская, с коротенькими полями. Кажется, он из литовских шляхтичей. Недурен собой, только волосы - щетина. Руки красивые, ногти чистые. Конечно, он толковее того угрюмого увальня. Но и из него толка не будет", - почему-то решила Лиза. Ей никак не приходило в голову, что именно этот мягко улыбающийся юноша, хорошо рисующий розы, убьет Александра II.
- …Да, да, тысячу раз прав Некрасов: "бывали хуже времена, но не было подлей", - сказала Лиза, оглядываясь на Машу, которая сидела на стуле у стены, безжизненно опустив руки. Она все время молчала.
- Некрасов только переделал это в стихи, мысль принадлежит Хвощинской: "бывали времена хуже, но подлее не было", - улыбаясь, поправил ее Гриневицкий. Лиза на него посмотрела. "Пани Хвощинской", - мысленно сказала она за него.
- Так прочтите же эту передовую статью, - сказала она и уселась в кресле удобнее. "Читает с подъемом", - думала Елизавета Павловна, рассеянно его слушая. "Были красные дни и на русской земле! Было время, когда на привольных полях и в лесах дремучих, на реках и морях был хозяин один - вольный русский народ. Ни царей с их чиновниками, ни помещиков, ни лживых попов, никого он не знал. Управлял сам собой. Сам давал законы. Сам страну защищал, не нуждаясь в солдатах", - читал Гриневицкий. "Когда же это были такие красные дни? - думала Лиза. - И совсем я не хотела бы тогда жить, в лесах дремучих… Они находят, что теперь хуже…" - "…Всяк остерегается другого, какой-то темный дух, дух злобы и корысти всеми обуял. Брат брата предает; мать дочерью торгует; отец не рад семье. Свет Божий опостылел…" - "Тут они все-таки хватили. Неужто это Желябов писал?.. Но где же о царе? Да, вот…" - "…Что же сам запевала? Какую роль царь ведет? О, это злодей обстоятельный! Сейчас видать - всему делу голова… Не любит царь серой публики и по улице-то не едет, а мчится, как оглашенный: видно, на воре шапка горит…" - "Что ж, это понравится, может быть, так и надо писать…" - "…И кипит потеха молодецкая, и глядючи на нее щелкает царь зубами; прячется губитель за спины черкесские от своего народа русского. Да не уйдет…"
- Ну, что ж, недурно, - сказала Елизавета Павловна, когда Гриневицкий кончил статью. - Хотя Герцен, верно, написал бы лучше.
Гриневицкий весело рассмеялся.
- Совсем плохо написано. Я удивился. Мне и читать было совестно.
"Все-таки этот юноша не должен так выражаться о членах Исполнительного комитета, - с легким неудовольствием подумала Лиза. - Ничего не поймешь в нем, на него глядючи …" Она посмотрела на часы, хотя никуда не спешила. Гриневицкий тотчас встал. За ним, с видимым облегчением, поднялся и Рысаков.
- Что ж, не хотите закусить, друзья мои? Разве вы так спешите?
Гриневицкий поблагодарил и объяснил, что они должны быть по делу у Воиновой, - не сказал, по какому делу. Елизавета Павловна знала, что сигналистам (их еще иначе называли "слещиками") поручено следить за часами выезда царя. Но Александр II в последнюю неделю не выезжал из Зимнего дворца, и сигналистам нечего было делать. Михайлов и Желябов присматривались к ним, чтобы выбрать из них кандидатов на более опасную работу. Оба они твердо обещали Лизе, что Машу ни на какую другую работу не возьмут. "Нет, ей и это не по силам!" - подумала Елизавета Павловна, все тревожнее поглядывая на сестру. "Если она узнает, что за мной установлена слежка, то она сойдет с ума!.."
- Ну, что ж, если по делу и к Воиновой, то я вас, друзья мои, не задерживаю. Долг прежде всего, - шутливо сказала Лиза, давая понять, что все знает. Она вышла за ними в переднюю и чуть было не попросила молодых людей потом проводить Машу домой. "Впрочем, юный шляхтич, наверное, ничего странного не нашел бы в том, чтобы проводить шановну паненку, - подумала она, почему-то забавляясь этой игрой. - Но Маша умерла бы от стыда".
- Как папа?
Маша тяжело вздохнула.
- Жалуется, что не идет работа.
- А ты сама, Машенька? - быстро спросила Елизавета Павловна.
- Я? Я отлично! - испуганно ответила Маша. Лиза крепко ее поцеловала. Рысаков сконфуженно отвернулся. Гриневицкий с той же мягкой ласковой улыбкой смотрел на сестер.
Елизавета Павловна вернулась в гостиную, села на диван и положила на колени бархатную подушку. "Что-то у нас стали плохо топить…" Она взяла со столика книгу "Отечественных записок". "Ох, какая скука… Да, папа, Маша… Что ж делать? Не мы одни. Все наше поколение обречено… Пусть они там торгуют рокфором без меня… Я очень устала. Быть может, я состарилась, как моя пленительная belle-soeur, теперь по уши влюбленная в Мамонтова… Да, он, Мамонтов, был в чем-то прав… Он сказал вчера обо мне что-то важное… О том, что со мной сейчас. Но что?"