- Пропади он пропадом, твой Гельды! Если бы он был твоим настоящим братом, разве ты стал бы таким тощим? Не похож на твоего отца. Да и все остальные твои братья - тоже хороши! Конечно, и от рослого верблюда-инера может родиться ублюдок, но не каждый же раз! А твой самый старший брат Агаджан-сердар- как мог уехать в Мерв и оставить тебя у такого поганца?
Не желая слушать, как поносят его братьев, мальчишка перевел разговор на другое:
- Я и мать свою не знаю, Нобат-ага. И отца еле помню… Как во сне.
Нобат-ага хотел было сказать, что мать Кайгысыза была афганской девушкой, ее прислали Теч-сердару из Герата в подарок, но подумал, что лучше ребенку не знать об этом. И вслух сказал по-другому:
- Твоя мать, хан мой, была статная, красивая женщина. Она умерла, когда тебе не было и года. Отец вскоре скончался. Ты, верно, и не знаешь, что у отца, кроме звания - сердар, было и свое имя?
- Брат Гельды не называет его по имени.
- Провалиться бы этому Гельды! Поговорим о нем после. Твоего отца, хан мой, звали Теч-сердаром. А звания - сердар заслуживает не всякий.
- Это так?
- Конечно.
- Мой отец его купил?
- Честь и достоинство - не кишмиш: на базаре не купишь! Звание сердар, хан мой, зарабатывают мудростью, мужеством и саблей.
- Саблей?
- Это имя нельзя заслужить, не подставляя грудь смерти.
- Значит, папа был храбрый?
Кайгысыз вспомнил о толстогубом: если отец был таким смелым, почему же я должен терпеть обиду? Он даже не слышал, что ему ответил старик, который и не искал особого внимания. Был бы человек рядом. И он с чувством повторил:
- Ты еще многого не знаешь, хан мой.
- А что такое честь и месть? - вдруг спросил мальчишка.
Старик ответил поговоркой.
- Пусть пропадет моя вера, но не погибнет честь, - так говорят туркмены.
- Тогда я… - сказал Кайгысыз и запнулся. Он постеснялся сказать: "Набью морду толстогубому".
- О чем ты? - спросил старик.
- Я ничего, Нобат-ага.
- Тогда послушай меня… - Старик кряхтя уселся поудобнее. - Дни и месяцы мои на этом свете приходят к концу, невеликой осталась моя доля соли. И есть такое, о чем тебе никто не расскажет, кроме меня. Уходя во второй мир, выполню свой долг…
- А где он, второй мир?
Старик невесело рассмеялся, ткнул посохом в землю.
- Вот тут.
Мальчишке показалось, что старик имеет в виду запруду, и он спросил:
- Хочешь стать мельником?
Старик засмеялся повеселее.
- Тот мир, верблюжонок, - могила. Одной ногой я стою на ее краю.
- Могила - это на кладбище?
- Вот, вот…
- Что-ж там хорошего? Там очень тихо.
- Никто не уходит туда по своей воле,
- Кто же тебя туда посылает?
- Смерть.
- Смерть?
- Смерть, верблюжонок. Наш последний попутчик.
- Если она уводит на кладбище, ни за что не пойду с ней по своей воле, - задумчиво, как взрослый, сказал Кайгысыз.
- И я по своей воле не пойду.
- Вот это верно, Нобат-ага! Живи всегда на этом свете!
- Молодец! Мудро рассудил.
- Нобат-ага, ты говорил о каком-то долге… что выполнишь его. Что это такое?
- Я должен рассказать тебе о Теч-сердаре. Твой отец был человек необыкновенный,
- Какой это - необыкновенный?
- Когда он стал юношей, наш аул кочевал возле Мерва. Ему показалось скучно там, и он один откочевал в Серахс.
- Почему?
- Кто знает… Думаю, что играли в нем какие-то неукротимые душевные силы. В Серахсе собрал он нукеров - воинов. Конь не просит платы за свою прыть… Однажды твой отец проезжал мимо мавзолея Мене-баба. В давние времена все знали, что был здесь город, но в тот год, когда твоему отцу приглянулась наша долина, никто здесь не жил.
- Как же это случилось?
- До того, как к нам пришли с севера солдаты русского царя, жизнь в нашем краю была тревожная, опасная. Если ты хотел жить вблизи от Копет-Дага, надо было покориться персидскому шаху. А туркмены готовы скорее сломать себе шеи, чем склонить их перед чужеземцами.
- Перед курдами в войлочных шапках?
- Да. И перед персидскими аламанами. Эти разбойники то и дело налетали на наши аулы, уводили в рабство и разоряли туркмен.
- За что?
- Ты, хан мой, еще многого не знаешь. Жизнь для сильных все равно, что жареная пшеница - ковурга - для зубастых.
И снова мальчишка вспомнил про толстогубого и задумался. Потом спросил:
- А сейчас чья ковурга?
- Того, кто ее жарит.
- Почему же толстогубый сын мельника ест ее один, да еще нас дразнит?
"Была бы у твоего отца мельница, ты бы ел халву", - подумал Нобат-ага, но, не желая огорчать сироту, сказал:
- Жизнь, верблюжонок, - ложка, пущенная по кругу. Сегодня сын мельника ест ковургу с кишмишом, завтра ты будешь есть плов с цыпленком…
Мальчишка даже проглотил слюну от такого пророчества, а старик продолжал свой рассказ.
- Теч-сердар, увидев, что в нашей долине земля тучная и вдоволь воды, решил тут остаться. Запомни, мальчик: тот, кто заново заселил нашу долину, был твой отец, А теперь я скажу тебе, как он заслужил звание сердара. 'Правда, толком я и сам не знаю, с чего заварилась каша. То ли с Ирана пошло дело, то ли с Афганистана… То ли где-то умер отец и поссорились, не поделили власти дза его сына, то ли в Герате началась война…
- А где он - Герат?
- В Афганистане.
- Это дальше аула Чачи?
- Подальше, мой хан, подальше.
- Так где же?
- В верховьях реки Теджен.
- Никогда о такой речке не слышал!
Издалека раздался детский голос:
- Кайгысыз!.. Хе-ав!
Мальчик рванулся было на зов, но задержался и спросил:
- Нобат-ага, ты посидишь? Не уйдешь?
- Ступай, верблюжонок, ступай! Я подожду… Кайгысыз исчез за пригорком и минут через пять, запыхавшись, вернулся к старику.
Старик и верблюжонок
Значит, в Герате началась война? Задремавший старик принял эти слова как свежую новость.
- Не может быть! - удивился он. - Кто тебе сказал?
- Ты же сам говорил!
- Ох, старость, старость, - закряхтел Нобат-ага. - Конечно, сам и сказал… Гератский хан не мог тогда справиться с врагами и позвал на помощь Теч-сердара. Тот отправился в Герат то ли с сотней, то ли с тысячью нукеров… воинов.
- С тысячей всадников?
- Никто не знает, сколько их было. Теч-сердар никогда не называл числа. Говорил: "Сколько надо, столько и было".
- Значит, отец воевал?
- Мало сказать - воевал! За три дня он разбил врагов Гератского хана. А потом целую неделю в Герате шло торжество. Только получилось, как сказано у Махтумкули: "Веселившиеся с утра, после полудня не смеялись". У хана разграбили казну. Воры оказались ловкие, никто не мог отыскать концов, и главный советник сказал хану: "Мы бессильны!" Хан рассвирепел. "Что ж, говорит, казну ограбили с помощью аллаха?" "Может тут другое, - говорит главный советник, а сам весь дрожит, - разве кто из верноподданных осмелится протянуть палец к казне вашего величества?" "Что ты хочешь сказать?" "В казну забрались чужие руки", - прошептал главный советник. "Чьи руки?" "Язык не повернется сказать!" "Приказываю!" "Вы, должно быть, знаете, что три дня назад Теч-сердар отправил на родину отряд всадников. Говорят, что несколько коней ушли под вьюками…" "Что же ты молчал?" "Мы не осмелились огорчать ваше величество. Только я готов поклясться, что насчет казны был приказ Теч-сердара". Хан сгреб красную бороду в кулак и задумался.
- Выходит, что отец мой был вором? - побледнев, спросил Кайгысыз.
- Потерпи, верблюжонок, слушай дальше. "Может, ты ошибаешься?" - сказал хан. "Клянусь кораном, это Теч-сердар! - повторил советник. - Не зря он торопится на родину". Что делать хану? Позвал он к себе Теч-сердара, а прямо его спросить: "Ты, мол, украл?" - тоже не решается.
- Почему? - упрямо добивался правды Кайгысыз.
- Боялся твоего отца. Рассердится Теч-сердар, порубит гератское войско, заберет остаток казны - только его и видели! Поэтому хан начал разговор издалека: "Почтеннейший Теч-сердар, - говорит, - для вас, верно, не тайна, что война сильно порастрясла нашу казну?" "А то как же!" - отвечает Теч-сердар. А хан своё: "Ваша, - говорит, - отвага, ваше беспримерное мужество помогли нам разбить врага. Мы вас будем помнить и благодарить всю жизнь. Но, может быть, вам в этой славной битве удалось захватить большие богатства?" "Куда вы гнете?" - спрашивает Теч-сердар. Хан дрожит, а все-таки допытывается: "Может, - говорит, - ваша добыча оказалась больше ваших желаний, и вы пожелаете сделать обратный вклад в нашу казну?" Тут Теч-сердар всё понял. "Вы считаете меня вором?" Хан замахал обеими руками: "Избави аллах!" Но Теч-сердар закричал: "Вот я и понял, наконец, мудрую поговорку: "Стараться для неверного - марать свою саблю!" Возьмите за горло своего казначея, своих чиновников, пусть развяжут языки, и не смейте обвинять в краже человека, пролившего за вас кровь!" Хан кричит: "Я вас и не обвиняю!" Но сердар тут сказал свое последнее слово. "Я могу стереть с лица земли все ваше ханство! Но я не разбойник и не грабитель! Я хотел помочь народу кончить несправедливую войну. А теперь получайте, что заслужили?" Сел на коня, крикнул: "Где ты, моя родина!" И ускакал.
Нобат-ага распалился от собственного рассказа и уже сам не мог бы отличить в нем правды от выдумки.
- Эх, ошибся отец!.. - тихо сказал мальчишка,
- А что бы ты сделал на его месте?
- Забрал всю казну.
- Это бессовестно, хан мой,
- А клеветать совестно?