В месяце листопаде отошли от киевского причала последние новгородские расшивы. Проводили их, и Лада загрустила. Она искала уединения, часто покидала княжий двор, спускалась с Горы и оказывалась в городе. Через открытые ворота выходила к Днепру, смотрела на переправу, которую киевляне именуют перевозом...
Обнесённый стенами и земляным валом, с башнями-стрельницами и воротами, окованными полосовой медью, Киев казался неприступным. День и ночь несли сторожу гридни в броне, остроконечных шлемах, с копьями и мечами, луками и щитами.
У Олега две дружины: одна - которая пришла с ним из Новгорода, другая - киевская. Над первой воевода Ратибор, над второй - боярин Никифор.
- Вы, - говорил Олег, - две моих руки. Тем и силён я. С вами мы заставим признать власть Киева. Кто добром не примет, на щит возьмём. Мы обратим оружие против врагов, диких печенегов и жадных хазар, которые грабят и разоряют нашу землю, хотят превратить русичей в своих данников...
В городе Ладу сопровождал Ивашка - так велел Олег. Гридень ходил поодаль, но Лада спросила князя:
- Зачем ты приставил ко мне гридня? Разве у меня в Киеве есть враги?
- Знал бы! Оттого и берегу тебя.
- За Аскольда и Дира разве есть кому мстить?
- Как знать!
- Тебя Киев признал.
Олег пожал плечами:
- Однако остерегайся.
Лада часто появлялась на Подоле, где жил ремесленный люд, торговцы и огородники. Сразу же за торжищем - причалы, пристань. Осенью ладей поуменьшилось и иноземных кораблей нет. Иногда какой-нибудь запоздалый гость бросит якорь, и снова пустынна водная дорога.
За городскими воротами начинались огороды. В осеннюю пору в земле доходил лук, последним соком наливалась капуста. Тут же у ворот землянки кузнецов. С утра здесь вызванивали молоты и молоточки, пахло гарью, калёным металлом. Тут же трудились гвоздильных дел мастера. Бронники слободой жили на подоле, где селились и кузнецы по золоту и серебру, а ещё мастера-лучники. Лада знала: к лучникам любил захаживать Урхо. Придёт, присядет на корточки и смотрит, как они клей варят, из какого дерева луки гнут. Посидит, поцокает языком, а бывало, сорвётся с места и давай по-своему переделывать, чем иногда вызывал неудовольствие мастера...
На Гору Лада возвращалась лишь к обеду. Вытесанной из ноздреватого жёлтого песчаника лестницей, поросшей по бокам травой, она поднималась на княжий двор, где крыльями от хором стояли жильё, баня, клети, медуши, погреба, пекарня, поварня, конюшни, хлева.
Через Красное крыльцо Лада проходила на женскую половину. Иногда она появлялась в палатах князя, и тогда в гриднице, где жили отроки, охранявшие Олега, становилось тихо: гридни берегли честь молодой княгини.
Лето ушло, уплыли новгородцы, а с ними и меря, и словене, и чудь, и кривичи. Затих Киев, успокоился. А через неделю собрал Олег на пир киевских старейшин. На Красном крыльце за дубовыми столами, покрытыми алым бархатом, расселись знатные мужи города, воеводы и бояре. А во дворе на прижухлой траве за низкими столами расположились гридни младшей дружины.
Княжья челядь разносила на деревянных блюдах всякую еду - холодные языки и копченья, сазанов и осётров, горы раков, запечённых поросят. В глиняных чашах - куски баранины и свиной грудинки. А ещё ставили на столы окорока и разную дичь: гусей жареных и куропаток, тетеревов и уток, одетых румяной корочкой.
Из погребов челядь выкатывала бочонки с хмельным мёдом и вином, пивом и квасом.
Неподалёку от поварни на железных перекладинах жарились туши быков, вепрей, баранов. Жир капал на огонь с шипением и шкворчанием. Тут же на кострах в котлах варилась уха, а в поварне в печах румянились пироги с разной начинкой.
Дурманяще пахло на весь город, и киевляне знали: князь Олег с дружинами пирует.
Гости ели и пили за здравие князя и княгини и были довольны, услышав здравицы за Киев и лучших людей города, за дружины и бояр. Заманчиво говорил Олег: не будет Руси, коли не будет единства среди князей славянских, а без того как ремеслу развиваться и торговле, кто смерда обезопасит и кому Русь беречь?
Ответное слово держал боярин Путша:
- Князь Олег, Аскольд и Дир княжили с помощью варягов. Мы были готовы принять их в свою боярскую дружину, но викинги были жестоки, а жестокость вызывала ропот и недовольство народа - это могло привести к смуте. Ты же, князь Олег, на русичей опираешься, и то нам любо. Отпустив домой викингов, ты убедил нас, что пришёл не разорять Русь, а крепить её, и потому нам с тобой по пути. Мы клянёмся Перуном в верности тебе.
Гридни закричали хвалу князю, все подняли чаши, заговорили разом, стало шумно. Но вот улеглась первая радость, и речь повели о заботах и тревогах.
- Ты, князь, о степняках сказывал, а ответь: можно ли остановить полёт саранчи? А печенеги - та же саранча.
- А сколь разору Руси наносит Хазарский каганат? Эвон, за Днепром по левобережью, у нас под боком, хазары славян данниками своими считают.
Тут воевода Никифор подал голос:
- Покуда засеки не срубим, недруги наши безнаказанны будут. Прежние князья о засеках лишь разговоры вели. Поставим же засеки сторожевые и о набегах заранее знать будем.
- Воевода прав, засеки нужны, но и дружина в едином кулаке должна быть - в том её сила, - поддержал Никифора Ратибор.
Поднялся Олег, и стихли голоса. Что скажет князь?
- Правы воеводы, поставим засеки и дружины не ослабим. Пошлём холопов засеки рубить и за то дадим им волю и оружие, пусть сами и сторожу несут. А ещё кто из смердов пожелает, тех от дани освободим.
Взроптали бояре:
- Но холопы - наша собственность! Что делать станем, коли они разбегутся?
- Ваше право, бояре, кого и сколько отпустить, - сказал Олег. - Однако помните: лучше потерять каждому из вас по нескольку холопов, нежели от орды печенежской и хазар разор нести... Киев же укрепим, стены поднимем, подсыплем вал. Глянут на врагов башни новые и бойницы грозные. И пусть гости торговые разнесут по миру, каков стал Киев.
- Не послать ли нам послов в Царьград? - спросил староста купцов Олекса.
Олег ответил:
- Пока такой час не настал. Я мыслю, допрежь мы у ромеев с оружием побываем. Тогда они сговорчивей будут.
Тут боярин Путша сменил разговор:
- В Царьграде, сказывают, дома из камня, пора и нам в Киеве хоромы княжьи и Детинец каменные возвести. А ещё избы не соломой крыть, а тёсом. Всё какое ни на есть спасение от вражеских стрел зажигательных.
- То так, - согласился Олег.
А воевода Никифор сказал:
- Пошлём, бояре, своих холопов рубить засечную линию.
И люди именитые поддержали его. Олег остался доволен:
- Иного не ожидал услышать от вас, мужи киевские. Отныне Киев наша общая боль и забота. Пусть он стоит на страх врагам нашим, на радость русичам!
Торжественно гудели рожки, звенели гусли. До самого утра пировали дружины, далеко окрест разносились песни и хмельные голоса воинов.
За землями полян места древлян, давних недругов Киева. Ещё Аскольд и Дир пытались подчинить их, ходили к ним с дружиной, да едва живыми выбрались.
Отступавших киевлян повсюду подстерегали завалы, засады. Древляне ловко заманивали дружину киевлян в глухие места, а когда те возвращались, настигали их неожиданно и, выпустив рой стрел, уходили безнаказанно. Подкарауливали древляне киевлян на всём пути, устраивали короткие стычки и скрывались в лесах.
С той поры киевские князья не осмеливались ездить к древлянам за данью. Но когда князь Олег сел в Киеве, он позвал боярина Путшу и сказал ему:
- Настала пора, боярин, отправиться к Гориславу древлянскому в его городище Искоростень и объявить, что князь Олег пришёл в Киев не для того, чтобы княжить только над полянами, - он сел великим князем над всей Русью. Пора, боярин, указать Гориславу его место. Скажи, Киев не потерпит усобников, а с древлян, коли подобру, буду брать дань лёгкую, десятину. Аще не пожелают, приневолю, и не будет им пощады... Послом едешь, боярин Путша, так и вещай, а за посла спрос строг: землю их оборю, а смердов в холопов обращу...
Проводив Путшу, Олег велел воеводе Никифору сразу же готовить дружину.
- Ведаю ответ Горислава, но я - не прежние князья киевские. Пойдём к древлянам налегке, без обоза, разделим дружину на полусотни, как в невод возьмём древлянские погосты. Не дадим уйти Гориславу, а городище его, Искоростень, сожжём. Холопов княжьих отправим на засеки ратниками...
Недолго ждали Путшу в Киеве, вернулся он ещё до морозов с ответом Горислава дерзким, вызывающим: "Ты, князь Олег, в Киеве сидишь, а мы в своей древлянской земле, и не мешало бы тебе спросить у тех воинов, какие приходили к нам с Аскольдом и Диром. Коль ты вздумаешь судьбу испытать, мы будем ждать тебя..."
Сборы были скорыми. Да воевода Никифор уже наготове был. Не мыслил Горислав, что Олег пошлёт дружину поздней осенью, а воевода уже вторгся в землю древлян. Шли стремительно, преодолевая реки, лесные чащобы и мелколесье. На болотах клали гати из хвороста, окружали погосты, никого не выпуская.
Ивашкина полусотня двигалась правым крылом. Гридни довольны: сухо, не дождило, и древляне не сопротивлялись, не ждали киевлян. Олег напутствовал гридней: смердов не жалеть, вражеских ратников, какие не сдаются, убивать. И воевода Никифор княжье повеление исполнял усердно.