Несколько долгих мгновений ничего не происходило, но потом образы вернулись. Иоиль в храме, входит во внутренние дворы. Иоиль и группа его спутников-галилеян приближаются к возвышениям, откуда уже виден массивный каменный алтарь, забрызганный кровью жертвенных животных. Неожиданно на них с криками бросаются солдаты. Римляне. Летят стрелы. Людей охватывает паника, они мечутся, не зная, куда бежать. Одни спасаются, другие падают на землю. Слышатся вопли раненых, крики солдат Пилата. Люди бросаются к выходу, оставляя позади мертвых и раненых. Огромная толпа, вливавшаяся во двор, сталкивается с бегущими и пытается повернуть. В воротах затор, давка, и тут подоспевшие солдаты Пилата начинают разить всех подряд, всех, кто подвернется под руку. Иоиль получает удар дубинкой по голове, потом в живот, потом по ногам - они почти перебиты. Он падает.
Появилось еще одно видение: груда раненых, мертвых и умирающих людей, ужасная, шевелящаяся гора истекающей кровью плоти во дворе храма. Солдаты приходят с носилками и выносят пострадавших за пределы храма, чтобы внешние ворота можно было закрыть на ночь. Раненые и умершие лежат вперемешку, сваленные сразу за воротами. Если это кого-то и волнует, то только не Пилата.
Помощь приходит не сразу: какие-то галилеяне доставляют искалеченного Иоиля домой, но путь был долгим, раны - тяжкими, а лечение началось поздно. Теперь он лежит в затемненной комнате и умирает.
Иоиль! Нет, этого не может быть. Никогда раньше он вообще не ходил в Иерусалим. Не мог же Господь поступить так жестоко и покарать хорошего человека мучительной смертью за попытку исполнить свой долг верующего и посетить храм.
Но как ни пыталась успокоить себя Мария, ничего не получалось - слишком уж отчетливым было видение. Нет, это не сон, это страшная правда, Она должна вернуться. И не одна, а с Иисусом. Иисус спасет его.
"Для Иисуса нет ничего невозможного, он способен исцелить любые раны" - твердила себе Мария, чтобы унять тревогу.
Эта ночь никак не кончалась. Темно-синее, усыпанное звездами небо казалось безобразным, ибо упорно не желало являть признаков долгожданной зари. Едва же забрезжил рассвет, Мария вскочила со своего ложа и, увидев Иисуса, шедшего в утренней сумраке вдоль обрыва, устремилась к нему и схватила за руку. Она не могла больше ждать.
- Иисус! - зачастила она. - Мне было явлено еще одно видение. Ужасное! Помнишь, Иуда рассказывал нам о паломниках из Галилеи, на которых в храме напали солдаты Пилата? Так вот среди них был мой муж. Он получил тяжкие раны и сейчас лежит при смерти. Мы должны пойти к нему в Магдалу, ты должен спасти его!
К ее удивлению, Иисус покачал головой.
- Я должен спасти его? Почему? Ты сама можешь пойти а нему, ты можешь помолиться о нем. Господь послушает тебя.
- Господь - да, - сказала она. - Но не Иоиль. Разве не сам ты говорил, что нет пророка в своем отечестве и среди родни его? Иоиль ни за что не будет слушать меня и не поверит моим молитвам.
- Так ведь он не верит и в меня, в мое предназначение. А исцеляет вера: у кого ее нет, тому я бессилен помочь.
- Но ведь у него не было возможности уверовать! - пылко воскликнула Мария. - Это правда. Да, когда ты пришел в Магдалу, он обратился против тебя, но ведь ему тогда не доводилось ни слышать твоих речей, ни видеть твоих чудес. О! Ты должен пойти к нему!
- Мы пойдем вместе, - согласился Иисус. - Но я прошу тебя, не ожидай слишком многого. Если он не согласится, то…
- Но он не должен умереть, не должен! Это было бы неправильно, несправедливо, незаслуженно!
- А разве то, что умрет Иоанн Креститель, правильно? Справедливо? Однако его ждет смерть.
- Иоанн Креститель - святой! - горячо возразила Мария. - Он пророк, проповедник, посвятивший свою жизнь обличению зла и прославлению Господа. Иоанн Креститель знал, что смерть всегда ходит рядом с ним. Иоиль - совсем другое дело. Это обычный человек, далекий от святости, но добрый и хороший.
- Я пойду к нему, - сказал Иисус, - и сделаю все, что смогу. Но только от самого Иоиля будет зависеть, позволит ли он Господу совершить исцеление.
Иисус велел остальным ученикам подождать несколько дней, после чего отправляться в Вифсаиду, и вместе с Марией, не откладывая, пустился в путь.
По дороге они говорили мало, хотя Марии хотелось рассказать ему о своей жизни с Иоилем, о том, что он значил для нее и как они любили друг друга. О том, что она до сих пор верит: их разлука кратковременна. Несомненно, Иоиль должен понять, что сделал для нее Иисус, и тогда он позволит Иисусу и его последователям стать частью его собственной жизни, позволит ей воссоединиться с Элишебой.
Но по мере того, как они в угрюмом молчании шли под палящим солнцем, настроение Марии менялось и на смену радужным надеждам приходили тяжелые предчувствия. Она начала трястись от страха. В этот самый момент Иоиль лежал раненый, в окружении всей семьи - всей, кроме своей жены. Думает ли он обо мне? Или я умерла для него?
"О, пусть только Иоиль будет жив, когда мы придем туда! Пусть он начнет выздоравливать!" - возносила она беззвучную молитву.
И вот улицы Магдалы, прибрежная тропка и открытая рыночная площадь, знакомые ей с детства, вновь предстали перед Марией. Дома, лавки - все здесь казалось привычным и успокаивало, словно сама эта обыденность могла отвратить беду. Впрочем, на размышления времени не было: свернув за угол и подходя к ее дому, Иисус и Мария увидели собравшуюся перед ним толпу. Стало ясно - видение не обмануло. Мария направилась прямо в гущу людей, многие из которых при виде ее разинули рты, словно она умерла и явилась им, восстав из могилы. Правда, никто не помешал ей и Иисусу пройти сквозь толпу и ступить в дом.
Там все было точно так, как в ее сне: полумрак, закрытые ставни, теснота, усиливавшая все запахи. В большой комнате стояли родные: иные, не дождавшись кончины, уже оплакивали Иоиля, когда Мария с Иисусом прошли через это помещение в спальню, никто из них не поднял глаз.
Запах болезни был столь силен, что Мария начала задыхаться. Рядом с кроватью - точно как в видении - стояла ее мать, которая держала на руках хнычущую Элишебу, и скорбно смотрела на человека в кровати. Но Мария первым делом бросилась не к нему, а к матери и Элишебе, прижав их к себе так крепко, что ее рукам сделалось больно.
- Мама! Мама! - шептала она.
- Мария? - Ее мать отстранилась и уставилась на нее, не веря своим глазам. - О Мария, неужели это ты? - Ее глаза наполнились слезами. - Ты вернулась, о дочь моя, и как раз успела.
Иисуса она не заметила.
Элишеба при виде чужой, может быть, смутно знакомой женщины сначала чуточку смутилась и оробела, потом слегка улыбнулась. Темные, казавшиеся огромными глаза смотрели на нее оценивающе, с опаской.
- Элишеба…
Элишеба потянулась к матери пухленькими ручками и обняла ее. Сердце Марии забилось от радости.
- Мама, мне рассказали о несчастье с Иоилем… - Не было нужды объяснять, кто рассказал ей и как. - И теперь я вижу, что это правда!
Мария собрала все свои силы, чтобы посмотреть на кровать. Иоиль лежал на спине, скрестив перевязанные руки на забинтованной груди и выпростав поверх одеяла перебитые ноги. Боль и слабость одолевали его настолько, что, когда у его одра появился кто-то еще, он даже не открыл глаза.
Мария опустилась на колени рядом с ним. Это был Иоиль, его дорогой знакомый профиль выглядел так, как всегда, но темные круги под глазами, впалые щеки и потрескавшиеся, бескровные губы являли собой образ надвигающейся смерти. С каждым выдохом между этими тонкими губами проступали кровавые пузырьки. Мария коснулась его лба, ожидая, что он будет горячим от лихорадки, но, к ее ужасу, он оказался ледяным. От умирающего уже веяло могильным холодом.
- Иоиль, - прошептала она, поглаживая его лоб и щеки, то-^ холодные. - Это я, Мария, твоя жена.
Она взяла его руки и стала растирать их. Иоиль не пошевелился и ничем не выказал, что чувствует ее присутствие.
- Иоиль, - повторяла Мария. - Иоиль, открой глаза! Иоиль, открой глаза!
И только тогда стоявший неподалеку Илий узнал ее. И издал негодующее восклицание.
- Ты! - вскричал он. - Ты! Как ты посмела прийти сюда? - Он схватил ее за руку и потащил прочь от кровати - Не прикасайся к нему! Как смеешь ты касаться его?
- Я его жена! - Мария сдвинула назад головной платок, чтобы все могли ее видеть.
Пусть ее видят все, и еще не отросшие волосы тоже. Не важно, что с ней было, она по-прежнему жена Иоиля, и здесь, сейчас, у нее больше прав, чем у кого-либо из них.
- Довольно! - заявил Илий. - Иоиль собирался развестись с тобой. - При этом он понизил голос, чтобы никто, кроме Марии, его не услышал.
Мария вырвала руку и громко, на всю комнату произнесла:
- На это не было оснований!
- Оснований достаточно, - прошипел Илий, - Ты опозорила и обесчестила доброе имя нашей семьи!
- Это чем? - с вызовом спросила Мария, и теперь все уставились на нее. - Может быть, тем, что была больна? Или тем, что исцелилась? Греха нет ни в том, ни в другом!
- Закон ясно гласит, что человек может развестись с женой, если находит в ее поведении что-то неприличное или недостойное. Что тебе больше по вкусу?
- Ни в болезни, ни в желании исцелиться нет ничего "неприличного" или "недостойного". Ты всегда был жестоким человеком, а Закон использовал как ширму, чтобы прятать за ним свою злобу. Теперь скажи правду: неужели Иоиль действительна прошел предписанный обряд развода?
- Нет, - признался Илий, хмуро глянув на нее. - Но он объявил, что разведется после возвращения из Иерусалима.
Мария отвернулась от него и снова склонилась над Иоилем.