- Выход есть, - сказал Якши-Мамед. - Надо создавать своё государство туркмен. Надо выбрать хорошее место, построить свой большой город, создать маслахат из аксакалов и ханов всех племён и жить по-новому: никому не подчиняться. Вспомни, к чему нас призывал наш великий Фраги!
- Я помню каждую строчку нашего Фраги, - отвечал Тедженец. - Дай мне дутар, и я тебе пропою все его газалы, месневи и мухаммесы. Но я знаю и о том, что туркмен в Каракумах и в горах в десять раз меньше хивинцев и в двадцать раз меньше, чем персов. Ты, Якши-Мамед, будешь прыгать со своим войском с севера на юг, с юга - на запад, с запада - на восток, а враги будут тебя грабить в том месте, где тебя нет. Ты думаешь, первым заговорил о своём государстве? Многие об этом думали, но никто пока не может сказать, каким должно быть это государство!
В то время как Тедженец говорил, в кибитку, пригнувшись, вошёл Овезли и что-то шепнул на ухо сердару. Тот выпрямился, посмотрел на Овезли, как на дурачка, и махнул рукой: иди, мол, отсюда. Тедженец недовольно сказал:
- Говорите вслух, уважаемые. У меня от вас секретов нет, у вас тоже не должно их быть.
- Ай, Мяти, боюсь, обидишься, - ответил Махтумкули-сердар. - Но и молчать не следует. Мой джигит сказал, что в твоём стане насчитали сто сорок вер-блюдов, на которых стоит тавро Кията. На тридцати двух - тавро ишана Мамед-Тагана и на шестидесяти - моё тавро.
- Да что ты, сердар?! - удивился Тедженец. - Поверь мне, сердар, я не виноват. Когда мы отбивали этих животных у каджаров в урочище возле Шахруда, я не знал, что это твои верблюды! - Тедженец легонько засмеялся и подмигнул сидящим. - Если бы я знал, сердар, что это твои верблюды, разве бы я стал их трогать? Пусть бы их съели каджары!
- Ладно, Мяти, не злословь и не показывай белые зубы, - ответил Махтумкули-сердар. - Понятное дело, что персы съели бы наших верблюдов. Но ты ведь мой друг. Неужели ты не вернёшь нам верблюдов?
Тедженец вздрогнул, веселье его улетучилось, глаза подёрнулись суровой пеленой:
- Сердар, - сказал он строго. - Мы только поговорили о государстве туркмен, а ты уже считаешь, что оно создано. С какой стати я должен тебе отдать верблюдов, которых захватил у каджаров в кровопролитном бою? Разве они мало побили моих воинов? Разве мало разного скота у нас захватили в прошлые годы? Я тебе так скажу, сердар: если ты хочешь получить назад верблюдов, то поднимай своих джигитов и веди на Джейхун. Там поможете Хива-хану в войне против эмира Насруллы. Всё, что захватите у него, будзт вашим. Ни хан, ни я не скажем тебе: "Это наши овцы, это наши верблюды, захваченные эмиром".
- Спасибо за отповедь, - тихо сказал Махтумкули-хан. - Считай, что это был пустой разговор. Пошутили - и хватит. Теперь открой нам - зачем позвал и что от нас хочешь? Надеюсь, ты не попросишь назад коня, который прибежал к нам в аул, к старому хозяину?
Тедженец конечно знал о гибели своего воина и потере скакуна, но сделал вид, что слышит о таком впервые.
- Не о коне у меня к тебе разговор, сердар, - деловито заявил он. - Хочу тебе сказать, что этих верблюдов и овец мы меняем на чугунную и медную посуду. Если тебе нужно мясо и чал, то давай мне все свои казаны, все чаши и всё железо.
Атрекцы засмеялись: не "заразился" ли Тедженец этой болезнью от персиян. Все знали, что жители южного берега Каспия, мазандеранцы и гилянцы скупают у русских моряков медные деньги, потом переплавляют их и делают посуду. А Тедженец превзошёл их: он, наверное, делает из посуды деньги! Тедженец, выслушав шутников, важно ответил:
- Ай, что вы понимаете! Дайте мне десять больших казанов - и я превращу их в пушку.
- В пушку? - переспросил Якши-Мамед.
- Зачем тебе пушка, - спросил сердар, - если ты не веришь в государство туркмен?
- Не мне нужна пушка, а Хива-хану, - уточнил Тедженец. - И не одна пушка, а много. Его величество решил усилить ряды артиллеристов-топчи.
- Воевать, что ли, с кем-нибудь собирается? - спросил Якши-Мамед.
- Да, друг Якши, воевать. Со стороны Бухары уже пахнет порохом. Этот ишак Насрулла подружился с шахом Персии и теперь заигрывает с урусами. А наш Аллакули, по просьбе инглизов, хочет проучить этих ослов!
- Сколько дашь овец за один большой казан? - спросил один из аксакалов.
- Сколько весит казан, столько мяса и дадим, - ответил Тедженец.
- Ох-хо! - засмеялся Якши-Мамед. - Неужели казан стоит только двух овец? Меньше десяти овец или одного верблюда за казан не возьму.
- Ладно, друзья, договоримся, - не стал спорить Тедженец. - Давайте завтра поедем в ваше селение и там сторгуемся.
- Сторговаться-то может и сторгуемся, - опять подал голос аксакал, - но казанов-то и чашек у нас в Гасан-Кули мало. Разве что у русского купца взять. У того, говорят, все трюмы казанами, железом да железными нитками заполнены.
- С урусом есть войско? - спросил Тедженец.
- Зачем ему войско? - усмехнулся Якши-Мамед. - Один со слугами всюду ходит, никого не боится. Знает, что за его спиной столько урусов, сколько муравьёв во всех муравьиных кучах Хивы!
- Не потому он один ходит, - возразил аксакал. - Он нас не боится оттого, что верит нам.
- Верит, - сердито усмехнулся Махтумкули-сердар. - Все мы друг другу верим, все улыбаемся и хорошие слова говорим, а когда дойдёт до настоящего дела - друзья бегут в разные стороны: кто в Хиву, кто в Россию.
- Да, сердар, такова жизнь, - согласился Тедженец и напомнил: - Если не передумал, то мы завтра к тебе пожалуем.
- Приезжайте…
Выйдя из кибитки, атрекцы скупо попрощались и отправились в Гасан-Кули.
И сердар, и Якши-Мамед испытывали странное чувство неловкости и раздражения от того, что завтра свои же туркмены, но подданные Хивы, как ни в чём не бывало будут продавать атрекцам их же скот.
- Я сосчитал, сколько их, - тихонько проговорил Якши. - Их не больше трёхсот человек. Может, нападём да отобьём своё добро? Какая разница - хивинцы или персы, из Теджена или Тегерана - всё равно враги, и общего языка нам с ними не найти.
- Не горячись, Якши, - успокаивал молодого хана сердар. - Ты думаешь, у меня не горит печень от того, что моими верблюдами эти собаки распоряжаются? Но надо собрать всю волю и не показать им нашу обиду. Если кинемся на них, может быть, и победим. Но через месяц-другой примчится сам Аллакули и тогда трудно будет искать спасения. На Челекен что ли опять поедешь прятаться… К брату своему? - Сердар засмеялся, и Якши-Мамед выругался:
- Собачья отрава! Придёт время, я его заставлю в ногах у себя валяться.
- Ладно, друг, давай остудим свои головы и встретим хивинцев, как подобает умным мусульманам.
На другой день Тедженец приехал с сотней всадников, пригнал отару и десятка два верблюдиц. Началась торговля. Атрекцы все нуждались в овцах, а о верблюдах и говорить нечего: верблюдица всегда может заменить и коня, и корову, и овцу. Повезли на арбах и покатили между кибиток казаны, потащили липшие чугунные кундюки. Мальчишки давно знали, что у Чагылской косы, на мелководье лежит громадный русский якорь: его выбросили лет сто назад моряки, когда приплывали к берегам. Словно муравьи, облепили они его, погрузили на арбу и привезли Теджен-цу. Юзбаши был доволен. Обменивая овец и верблюдов на чугун и железо, он всё время смотрел на русские парусники, которые стояли в море поодаль, и ждал самого купца Михайлу. За ним давно послали: вот-вот должен был приехать. Однако купца то ли не было на корабле, то ли не торопился увидеть гостей из Хивы: прождали его до самого вечера. Уже на закате солнца, когда Мяти-Тедженец расположился на тахте у кибитки Якши-Мамеда и старая ханша Кейик сама взялась подавать ему угощение, показался с тремя музурами Михайла. Он шёл в рубахе, подпоясанной плетёным шнуром, в парусиновых брюках и брезентовых сапогах. На голове купца красовалась широкополая соломенная шляпа. Музуры были в грязной замусоленной робе, но у каждого за поясом торчал пистолет. Вооружён был и сам Михайла.
- Доброго здоровьица, бабка! - громко поприветствовал он Кейик-ханым. - Как живёшь-можешь? Не болят косточки? Не кличет Чёрный ангел? А то месяц назад был у Кията. Он всё жалуется: Чёрный ангел ему открыл ворота и ждёт его не дождётся!
Старуха немного понимала по-русски, но сейчас она даже не придала значения тому, что сказал Михайла.
- Вот гость у нас именитый, - буркнула она, указывая на Тедженца. - Торговать с тобой приехал.
Увидев купца, к тахте поспешили сердар, Якши-Мамед и ещё несколько человек, кому не возбранялось присутствовать при деловых разговорах. Усаживаясь, Михайла поздоровался с Тедженцем, приглядываясь к его мрачному, с приплюснутым носом лицу.
- Наш друг, родом из Теджена, туркмен по национальности, но служит верой и правдой хану Хивы, Аллакули хочет с тобой торговать, - пояснил Якши-Мамед. - Нужны ему казаны… Меняет на овец, на верблюдов.
- Куда мне его овец-то девать! - засмеялся Михайла. - Разве их до Астрахани довезёшь? Да и до Баку не дотянешь. Чем их кормить в трюмах? А с верблюдами и того труднее. Такой товар мне не нужен.
Якши-Мамед перевёл слова купца, и Тедженец спросил:
- А в каких товарах нуждается урус?
- Вот кабы ты мне три ковра текинских привёз - тут бы мы с тобой сговорились! - сказал, азартно поблёскивая зрачками, Михайла.
- Есть ковры, только персидской работы, - ответил Тедженец. - У шахского вели захватили.
- Персидские у меня есть: все комнаты в Астрахани устланы! - похвастал Михайла. - А мне надо текинские ковры. Моя фрейлейн со вкусом, друг ты мой. Это тебе ни какая-нибудь там пери! Габи у меня разбирается - что к чему. Говорит: самые наилучшие ковры - это текинские!
- Жене подарок хочешь сделать? - спросил Як-ши-Мамед.