- Знамёна беречь пуще глаза. Кто отдаст его недругу - три шкуры прикажу кнутами на сей раз спустить в обозе...
Всю эту картину наблюдала царская свита. Когда воюющие войска разошлись по указанным в диспозиции местам, Пётр I сказал стоявшему чуть поодали от него генералу Патрику Гордону.
- Что ж, Пётр Иванович, начинайте осадные дела. Пора.
Признанный фортификатор из служивых иноземцев царей Алексея Михайловича Тишайшего, Фёдора и Ивана Алексеевичей, царевны-правительницы Софьи Алексеевны, а теперь и Петра Алексеевича с поклоном сдержанно ответил:
-- У меня всё готово, ваше величество. Сию минуту землекопы из моих бутырцев начнут работы...
В тот же вечер Гордон начал делать к "Безымянному городку" подземный ход под фас балверка. В тот же день он произвёл учебную бомбардировку осаждённой крепости и стрелецкого обоза бомбами-горшками. Стрельба велась из медных мортир. После первых выстрелов на батарею прибыл бомбардир Пётр Алексеев со свитой.
Поприветствовав Гордона и усмотрев переполох стрельцов на валу от взрыва первых потешных бомб (в ретраншементе кого-то крепко "садануло" осколками обожжённой глины), весело приказал:
- Зарядить мортирку. Теперь я стрельну по ним.
Царь Пётр сам загнал поднесённой шуфлой пороховой заряд в орудийный ствол. Пыжовником прибил войлочный пыж. Посмотрел, как уместилась в стволе глиняная бомба. После этого нетерпеливо растолкал всех руками от мортиры.
Венценосный бомбардир первой роты Преображенского полка прицеливался недолго, но тщательно. Только после этого поднёс раскалённый на угольях пальник. И сам себе скомандовал:
- Пали!
В пасмурном небе было хорошо видно по дымящемуся следу бомбы, куда она летела. На удивление всем, глиняный горшок попал в шатёр "польского короля" и "генералиссимуса" Бутурлина. Было видно, как после взрыва (бомба была начинена чёрным, дымным порохом) неприятельский главнокомандующий выскочил из своего шатра, размахивая руками и кому-то яростно грозясь.
При виде этого все в окружении венценосного бомбардира так и прыснули от смеху. Больше всего смеялся сам стрелявший:
- А что было бы от настоящей бомбы? А, господа офицеры?..
В тот вечер в ромодановской армии смеялись все - от бомбардира Петра Алексеева до обозного мужика. Тосты в царском шатре за удачный выстрел из мортиры поднимались не раз. Сказал своё слово и генерал Патрик Гордон:
- Мой государь! Если так будут стрелять твои пушкари, то соседям Московского царства будут сниться дурные сны...
На что виновник застольного торжества одобрительно, внезапно озаботясь чем-то, ответил:
- Да Бог тому, Пётр Иванович! Обучить их только надо на полях кожуховских пальбе меткой. За то и выпьем, сердешные мои, слуги мои верные...
Генерал Гордон почти всё время проводил у подземных галерей. Землекопы из солдат партиями работали днём и ночью. После окончания смены уставшим от подземных работ бутырцам подносили по чарке белого вина и отправляли в лагерь отдыхать. 10-го числа подземные ходы дошли до окружавшего "Безымянный городок" рва. Затем три дня (с 10 по 13 октября) ушло на проведение галерей под ров и вал, чтобы последний можно было взорвать.
Бутырцы работали под землёй, ругаясь вовсю даже при офицерах. В почве оказались ключи, которые заливали подземные ходы холодной водой. Её приходилось постоянно откачивать. Чтобы не шуметь под валом, вместо заступов и кирок, по решению Гордона, стали работать "скоблями". С их помощью землю соскабливали и собирали в небольшие кули, которые затем вытаскивали из подземных галерей наверх.
Командир Бутырского солдатского полка продемонстрировал государю это своё новое изобретение. Пётр одобрительно сказал, крутя в руках "скобли":
- Проста вещица, но зело премудрая в работе...
Осаждённые всё же догадались, что противник ведёт подземные осадные работы. По приказанию полковых командиров стрельцы тоже взялись за лопаты и вскоре заполнили крепостной ров речной водой. Она стала просачиваться в подземные галерии, но работы в них не прекратились.
Кожуховская война шла своим чередом. 14 октября, в день воскресный, противоборствующие "армии" отдыхали от всех бранных трудов. Оба "генералиссимуса" оказались за обедней в близлежащем Симоновом монастыре:
"И во время пения стояли вместе и долгое имеша между себе слово о настоящей между ими войне, яже от толиких лет продолжися и причитаху един другому вины к зачатию тоя, но никоторой себе восхоте винна признати. Людие же, сё видевше, зело с обеих стран обрадовались, надежду имеюще, яко тот их съезд в таком святом месте не будет бесплоден... и чаяли, яко сии господа не чрез послов, ниже съезды, но сами, особами своими, жалея с обеих стран людей своих, миром ссоры свои успокоят; но тот их разговор совершился малоплоден... о новопостроенном граде, о котором вся их вражда и ссора ныне возрасла, отложили до завтрашнего октября до 15 дня, в нём же договор или война паки начнётся".
На следующий день генерал Пётр Иванович Гордон мог с чувством исполненного на войне долга самолично доложить государю:
- Ваше царское величество, подземные работы закончены, галереи зашли под вал крепости. Можно ставить мины.
Обрадованный после томительного ожидания такого доклада Пётр Алексеевич сказал:
- Хвалю за труды вашу милость. Одну мину под землёй буду ставить сам. Вторую - твои инженеры...
В день 15 октября военный совет "армии" "генералиссимуса Фридриха" принял решение штурмовать "Безымянный городок". Перед ретраншементом в полном составе выстроились полки Преображенский, солдатский Лефортов, Семёновский и Бутырский. Они стояли в полной готовности пойти на приступ.
Бомбардир Пётр Алексеев самолично ввёл в подкоп со стороны Преображенского полка мину - четыре пороховых ящика и зажигательную тележку, наполненную горючими веществами, и зажёг их.
Ещё не дождавшись взрыва подземных мин, генерал Гордон двинул на приступ свой полк, приказав офицерам батальонов и рот:
- Ров перейти с ходу. На вал - только по лестницам. Взойдя на вал - захватить крепостные ворота. И ни шагу назад. Ведите солдат на штурм. Барабанщиков - вперёд!
Бутырцы удачно завалили наполненный водой ров фашинами и перекинули по ним мостки из досок. Однако когда они начали готовить штурмовые лестницы, барабанщики забили по приказу Гордона сигнала отхода. Причина была в том, что подземные мины всё ещё не взорвались.
Наконец устроенная бомбардиром Петром Алексеевым пороховая мина взорвалась. Сильный взрыв обрушил в ров часть земляного вала. При этом пострадало немало стрельцов. Штурмующие устремились вперёд и после ожесточённой и упорной рукопашной "драки" овладели ретраншементом. На сей раз стрельцы защищались храбро и с прежней "злостью". "Побитых" людей с обеих сторон оказалось ещё больше, чем было при первом приступе.
Победители захватили в крепости много пленных, 14 знамён стрелецких - полковых и сотенных, 30 барабанов. Выбитые из "Безымянного городка" стрельцы вновь укрылись в обозе, отгородившись от противника обозными телегами. Укрепление было занято потешным Преображенским полком.
Князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский "угостил" свои победоносные войска, а также пленных "питием, кто что востребовал". В тот вечер и ночь генерал Патрик Гордон услышал немало тостов в свою честь и во славу Бутырского солдатского полка. Бутырцы в ходе штурма овладели крепостными воротами.
Когда царь Пётр Алексеевич подъехал на коне к подъёмному мосту, опущенному победителями через ров, там его уже поджидал "польский король" Бутурлин. Он стоял на коленях с символическими крепостными ключами, возложенными на обнажённую (если не считать съехавшего набок парика) голову. Вокруг него с видом победителей стояло несколько семёновских и Преображенских офицеров.
"Генералиссимус" Иван Иванович Бутурлин приветствовал государя следующими словами неподдельного ликования:
- Ваше царское величество! Как сию твердыню ты взял, так возьмёшь не одну иноземную крепость! Ей-богу, возьмёшь!..
Самодержец, чьё лицо белело пластырями на местах пороховых ожогов, а зелёный Преображенский кафтан пропах гарью и потом, милостиво сказал:
- Встань, Ванька. Непотребно главнокомандующему в ногах бомбардира валяться. Надо тебе, ваша милость, и честь своей особе знать. Ты же царский спальник...
Однако взятием "Безымянного городка" Кожуховская война не закончилась. Военный совет по предложению бомбардира Петра Алексеева решил штурмовать и обоз вражеской "армии". Атаковать было решено 17-го числа после завтрака. Полевая баталия началась со схваток конных отрядов: всадники от души потчевали друг друга плетьми и руганью.
В итоге конница "польского короля" Бутурлина бежала куда глаза глядят - в Коломенское, за Москву-реку, в деревню Новинки, к Вишняковским и Петровским рощам. Пример к бегству показали конные роты "нахалов" и "налётов" - боярские холопы ратной доблестью на манёврах так и не отличились.
Затем на приступ неприятельского обоза пошли потешные и солдатские полки. В воздухе свистели бомбические глиняные горшки, под ногами людей рвались глиняные же гранаты. Они бились чем попало, кидали в друг друга комьями земли, поливали противника водой "из труб". Кое-где в руках стрельцов мелькали не тупые копья, а оглобли от телег. В воздухе стоял надрывный рокот барабанного боя, треск разрывов, людские крики и вопли раненых.
На сей раз бутырцам первыми ворваться во вражеский стан не удалось. Они оказались в полевом укреплении из обозных повозок только тогда, когда там уже развевалось чёрное знамя Преображенского полка. Стрельцы или разбегались, или с руганью сдавались в плен, бросая в грязь на землю пики с тупыми деревянными наконечниками. Дальше драться им вконец расхотелось. Да и не за что было.