- Уже-е? - скривил насмешливо губы Пётр. - Поглядим.
- Надо, Питер, сперва августовского посланца принять, а после уж и за спальников браться.
Лефорт вызвал своего слугу, приказал:
- Пригласи посланца короля пана Бозе.
Явился стройный и подтянутый, в расшитом кунтуше, с лихо закрученными усами и с саблей на боку пан Бозе. Лефорт сказал ему по-немецки:
- Пан Бозе, можете вручить грамоту адресату, - и кивнул на Петра, стоящего у окна.
Бозе с подозрением взглянул на адресата, одетого в рабочую куртку и холщовые штаны.
- Но грамота сия его величеству государю России.
- Давай, давай, - нетерпеливо сказал Пётр. - Я и есть то самое величество.
- Да, да, - подтвердил Лефорт. - Государь здесь инкогнито, а посему и сей маскарад. Вручайте грамоту.
Пан Бозе выхватил грамоту откуда-то из-за обшлага, чётко чеканя шаг, приблизился к Петру и тут же отошёл, пятясь.
Пётр сорвал печать, развернул грамоту.
- Тут по-немецки, Франц, прочти, - и кинул её на стол Лефорту.
- Мы ещё не ведаем польского языка, - виновато сказал Бозе, оказавшийся, как и король, саксонцем.
- Ничего, научитесь, даст Бог, - сказал Пётр.
- Значит, так, - пробежав грамоту глазами, начал говорить Лефорт. - Он просит ввести наше войско в Польшу.
- Что так приспичило-то? - спросил Пётр непонятно кого: не то Лефорта, не то Бозе.
- Пишет, что партия де Конти усиливается и даже вооружается.
- Это так? - спросил Пётр посыльного.
- Да, ваше величество.
- Я помогу, но при одном условии: если просьба будет не от Августа, а от сейма. И обязательно письменная. Ты же понимаешь, Франц, если я сейчас двину армию Ромодановского, то половина Польши возопит: завоеватели пришли. Верно ведь?
- Да, Питер, ты прав, пожалуй.
- Да не пожалуй, а точно. Я знаю поляков, зовут на помощь, а потом вопят: грабители. Так и пиши Августу. Впрочем, давай я сам.
Пётр сел за стол, взял перо, придвинул лист бумаги, начал писать быстро, перо аж посвистывало в руке. Кончил, подписал.
- Франц, запечатай. А вас, пан Бозе, я вот что попрошу передать Августу на словах. Армию я введу сразу же, как только поступит на моё имя просьба сейма, ни дня не задержу. Я союзник верный и надёжный. В моём слове пусть не сомневается. А так, с его слов, я не могу вводить войско, потому что его же противники обвинят меня в нарушении договора о "Вечном мире", о котором Август, видимо, не знает.
Отпустив королевского посланца, Пётр, присев к столу, сказал Лефорту:
- Ну а теперь, господин адмирал, изволь испытать тех, кто в Москву засобирался. На что годны ли?
- Всех сразу?
- Нет, пусть по одному входят, всяк за себя отвечает.
Первым вошёл Долгорукий, хотел пасть ниц, но Пётр предупредил его:
- Это лбобитие мы уже зрели, князь. Ты лучше выдь да войди снова да доложи вон господину адмиралу как человек военный.
Долгорукий вышел, вошёл снова, остановился посреди комнаты и гаркнул:
- Князь Долгорукий прибыл, господин адмирал.
- Ну вот, совсем другое дело, - сказал Пётр. - А теперь скажи, князь Григорий, что ты освоил за время обучения здесь?
- Компас, ваше величество.
- Ну что ж, дело хорошее. А ещё что? Кстати, я здесь бомбардир - не величество, князь. Запомни.
- Слушаюсь, господин бомбардир.
- Какие основные румбы ты знаешь?
- Норд, зюйд, вест, ост.
- Сколько румбов в морской навигации?
- Тридцать два румба, господин бомбардир.
- Так. Что ты ещё освоил за это время, Григорий?
- Узнал названия мачт.
- Ещё?
- Парусов, господин бомбардир.
- Какие паруса тебе пришлось ставить самому?
Долгорукий смущённо замялся.
- Ну так в чём дело, матрос Долгорукий?
- Не приходилось, ваше... господин бомбардир.
- Почему?
- Я думаю, командиру лазить по мачтам не пристало.
- Это все там так думают? - кивнул Пётр на дверь.
- Наверное.
- Тогда позови всех, Григорий. Да не вели лбы бить.
Вошли молодые князья Хилковы, Гагин, двое Урусовых и ещё несколько, все остальные древних фамилий. Встали кучкой.
- Князь Долгорукий сказал мне, что командиру корабля не пристало лазить по мачтам. Кто из вас думает иначе?
Молчали волонтёры, тогда Пётр попросил:
- Подымите руки, кто сам ставил паруса?
И опять молчание в ответ.
- Ну вот, господин адмирал, - обернулся Пётр к Лефорту. - Возьмёшь таких в капитаны? А?
Лефорт уловил интонацию Петра, подыграл ему:
- Не могу, господин бомбардир.
- Возьми, всё-таки все князья, не обсевки какие.
- Нет, нет. Они ж мне корабли побьют.
- Отчего ж, господин адмирал, - продолжал Пётр ломать комедию. - Глянь, какие красавцы, кровь с молоком. А корабль сломают, другой дашь.
- Нет, нет, не уговаривай, господин бомбардир.
- Вот видите, орлы, - обернулся Пётр к волонтёрам. - Не берёт адмирал вас. А почему? Князь Юрий, скажи-ка.
- Практикума-с нет, - отвечал Трубецкой.
- Точно, князь. Молодец, что сам догадался. Ехали за тридевять земель, чтоб только компас узнать? Маловато, друзья, маловато. Я вам и в Москве мог компас показать и рассказать. А сюда мы прибыли учиться, ребята, учиться. И я в том числе. Ныне вот на верфь плотником приняли, взялся за топор, а тут мне про вас: мол, все науки превзошли и в Москву просятся. Нет, друга мои, пока по вантам не побегаете, пока не научитесь вождению корабля и прочим премудростям мореходным, ни о какой Москве не помышляйте. А кто вздумает самоволом уехать, тому не миновать Преображенского приказа князя Фёдора Юрьевича Ромодановского. А он мастер спины расписывать, ох мастер. Так что ж будем делать? - Пётр обернулся к Лефорту. - Господин адмирал, они согласны. Куда велишь им следовать на практику?
- Днями отходит корабль к устью Эльбы, попрошу, чтоб взяли их матросами. Надеюсь, за плавание научатся чему-то.
- Я тоже надеюсь. И чтоб каждый потом представил мне свидетельство, подписанное капитаном, о ваших успехах. Запомните, лодырю капитан никакого свидетельства не даст. Так что трудитесь, ребята, а за мной добрая служба не пропадёт. Ступайте.
После ухода волонтёров Пётр опустился на стул, сказал с горечью:
- Вот так, Франц, я их за уши к свету тяну, а они раком назад пятятся. До каких же пор? Когда сами учиться запросятся?
- А уж есть и такие, герр Питер. Есть.
- Кто же это?
- А наш посольский подьячий Михайло Ларионов вот тебе челобитную написал. - Лефорт стал рыться в бумагах, лежавших на столе.
- О чём?
- Просит средства выделить на обучение латинскому языку сына его Петра.
- А где этот Пётр?
- Он при нашем же посольстве младшим подьячим. Очень старательный малый.
- Так надо выделить, о чём речь.
- Вот его челобитная, Питер, изволь сам начертать на ней свой приказ.
Пётр взял челобитную, быстро прочёл её, похвалил:
- О-о, молодец Михайло, уже и учителя сыну приискал, пастора какого-то.
- Илью Косиевского.
- Молодец, молодец. - И, взяв перо, написал прямо на челобитной: "Ученье Петра Ларионова оплатить, на покупку латынских книг выделить 15 золотых. Пётр".
- Ну вот, - молвил Лефорт, прочтя царскую резолюцию. - А ты говоришь, всех надо за уши тянуть.
- Вот, Франц, подьячий сообразил, что сыну учиться надо. А эти, почитай, все князья, компас одолели - и уже доки. Спасибо, Франц, что малую радость учинил.
- Чем, Питер?
- Как чем? Этой челобитной.
14
Завидно любознателен
Так и пошло. С утра Пётр с мастером Полем определяли, что нужно сделать за этот день - что вытесать? где выдолбить? где зарезать? что сплотить? куда вбить? Расставляли волонтёров, и начиналась работа. Причём Пётр старался сделать так, чтоб каждый поработал и топором, и пилой, и долотом. Поскольку самого Петра помимо верфи ждали и другие дела, он старался не терять ни минуты, делая редкие и короткие передышки. От него ни в чём не отставал Меншиков, тоже отлично владевший всеми плотницкими инструментами. И когда Петра отвлекали для других дел, именно Меншиков оставался за него, и работа нисколько не замедлялась, а, казалось, ускорялась ещё более.
- Давайте-ка, братцы, порадуем бомбардира, - говорил Алексашка волонтёрам, и все понимали, что это значило. Надо как можно больше сделать до возвращения Петра, чтоб, воротившись, он мог воскликнуть:
- Ого, славно работнули, друга.
Для Меншикова это было лучшей наградой - порадовать "мин херца".
К вечеру все уматывались так, что, поужинав в харчевне, едва добравшись до квартиры - домика канатного мастера, - валились и засыпали почти мгновенно.
А Пётр, как правило, в это время садился разбирать почту, приходившую из России, Вены, Берлина и из Польши. И почти на каждое письмо старался ответить. Ложился он уже далеко за полночь. Для восстановления сил ему хватало четырёх-пяти часов сна.
И когда в последний день августа на верфи появился Витзен и сообщил Петру, что назавтра они отправляются в Утрехт на встречу с королём, он не проявил особой радости, хотя ещё в Москве мечтал увидеться с Вильгельмом Оранским.
Ведь именно его победе над французским флотом в 1692 году Пётр салютовал из пушек на Переяславском озере, где строил тогда свой первый флот.