- Мин херц, что ж мы тут с двумя фраумами, там такие девчонки-ягодки.
- Зови всех.
С улицы стайкой входили служанки и слуги принцесс, жались к стенам. Пётр окончательно взял в свои руки управление вечером. Разлив вино в стаканы, он первым делом напоил музыкантов и приказал:
- Ребята, жарьте нашу плясовую.
Те ударили "русскую", на круг вылетел Алексашка и пошёл так отбивать дробь, что звенела посуда на столе. Пётр, размахивая руками, кружился вкруг него. Ментиков запел:
Соловей кукушку заманил в избушку
И шептал на ушко: заплачу полушку.
- Что, что он спел? - пристала Софья к Лефорту, заинтригованная смехом русских.
- Он спел о любви соловья к кукушке, ваше высочество, - перевёл Лефорт. - А это на русском языке очень смешно.
А Меншиков, притопывая, заорал другую:
И-эх, разлился Дон,
Глыбь - не переправиться,
Воробьям - по мудям,
Зайцам - по яйцам.
Тут и Лефорт не удержался, захохотал, и опять курфюрстина Софья попросила перевести.
- Это, ваше высочество, река Дон разлилась, а воробей и заяц, подтянув штаны, переходят вброд.
- Воробей и заяц подтягивают штаны, это вправду смешно, - согласилась, улыбаясь, принцесса.
- Танцевать всем! - закричал Пётр, не любивший бездельных зевак даже в веселье. - Всем, всем.
Кончилась пляска, Софья неожиданно заявила:
- Я хочу тоже научиться "русскую" плясать.
- Лефорт, покажи, видишь, я занят, - приказал Пётр, снова наполняя стаканы. - Алексашка, угощаем всех!
Сам нёс на подносе стаканы, заставлял пить и мужчин и женщин, кто отказывался, настаивал с упрёком:
- Как так? За здоровье своей курфюрстины не выпить? Пей, душа моя, пей.
А Лефорт меж тем, выйдя с Софьей на круг, показывал, как пляшется "русская".
- С каблука на носок, ваше величество, с носка на пятку. Вот так, вот так.
А Пётр не успокоился до тех пор, пока не обнёс всех вином, заставляя мужчин пить и по два стакана, второй уже за его, Петрово, здоровье.
Потом начались всеобщие танцы. Пётр приказал своим преображенцам-музыкантам разбирать дам и танцевать: "Пусть играют итальянцы". Сам схватил Софью, кружился с ней, хохоча и притопывая. Несмотря на большой рост, был ловок и галантен. Софья тоже раскраснелась от выпитого вина и от веселья, виновником которого был её высокий гость - царь всея Руси.
- Мин херц, - подлез Меншиков к Петру. - А что это у их дам рёбра как железные, взяться не за что, пощупать невозможно.
- Дурак, - рассмеялся Пётр, - это у них корсеты на китовом усу. Вот воротимся домой, велю нашим боярышням носить такие же. А то расплылись квашнями, видеть тошно. А эти, вишь, стройные как осы.
Веселье продолжалось до рассвета. Пётр велел притащить бочонок с вином и угощал всех, уже почти силой. Дворецкий, смекнув, что этак можно и окочуриться, потихоньку смылся, вскоре за ним истаяли и камергер с поварами. Видать, не зря молвится: что русскому здорово, то немцу - смерть.
И несмотря на шум и музыку, нёсшуюся снизу, вскоре уснула в мезонине принцесса Доротея, будущая королева Пруссии. Не отстал от неё и брат Георг, которого в грядущем ждала английская корона. Отдавшись в сладкие объятия Морфея, принц держал под подушкой руку, где лежала искрученная царём ложка - такой дорогой приз для мальчишки.
11
Саардамские дни
Пётр не мог передвигаться столь медленно, как ползло Великое посольство, тащившее с собой огромный багаж. От Коппенбурга он доехал с ним до реки Липпе, а там купил большую лодку, оставил посольство и поплыл к Рейну, взяв с собой восемнадцать волонтёров. Поплыл в Голландию.
Доплыв до Амстердама, Пётр высадил всех, поручив заботам Фёдора Плещеева, и, взяв с собой лишь самых близких людей, отправился далее к Саардаму, о котором много был наслышан от плотников-голландцев, трудившихся на воронежской верфи. В Амстердаме в одной из портовых лавчонок Пётр переоделся в одежду голландского плотника - в красную фризовую куртку и холщовые шаровары, а на голову водрузил клеёнчатую шляпу.
Ночь на 7 августа застала их в пути. Пришлось ночевать на берегу в какой-то сторожке. Едва начало светать, двинулись дальше. Над рекой вис туман, постепенно начинавший редеть. Впереди по курсу увидели небольшую лодку рыбака. Подплыли ближе.
- Эй, - крикнул Пётр рыбаку, - далеко ли до Саардама?
Рыбак повернулся к ним лицом и вдруг вскричал в изумлении:
- Ваше величество, вы ли это?
- Ба-а, Геррит Кист, - узнал в рыбаке Пётр кузнеца, которого отпустил из Москвы домой. - Подгребёмся-ка, ребята.
Лодки сошлись, все радовались нежданной встрече, особенно кузнец и Пётр.
- Вот хорошо, что мы тебя встретили, Геррит, снимем у тебя квартиру. Пустишь?
- Государь, но я беден, и тебе, царю, разве пристало жить в лачуге?
- Ты что, забыл, Кист, что я не привередлив в жилье? Ныне вон в лодке спал - и ничего.
- Но у меня нет и свободной комнаты.
- Ерунда. Найдётся какой-нибудь чуланчик, нам и довольно. Мы ведь всего на неделю, ну на десять дней, не более. Ах, Кист, разве гостей так встречают?
- Прости, государь, я очень рад, но... - Кист стал выбирать самодельный якорь. - Поплывём, что-нибудь придумаем.
- А далеко ещё?
- Да вот тут за излукой.
Лодки поплыли рядом, Пётр сказал:
- Да, Геррит, о чём попрошу тебя, не говори никому, кто я есть. Ладно?
- А как же мне сказать?
- Скажи, мол, знакомые плотники из России приехали.
- А как же вас-то звать мне?
- Зови герр Питер. И всё. Мол, вместе на верфи трудились.
Кист поскрёб затылок, покряхтел:
- Какая незадача.
- В чём дело, Геррит?
- Да у меня в задней половине живёт вдова-подёнщица, как-то её выселить надо. А как?
- Вот эту твою половину мы и снимем. Алексашка, дай задаток ему.
- Сколько?
- Ну гульденов тридцать. Хватит тридцать, Геррит?
- Конечно, конечно, ваше... герр Питер. Этого даже много.
- Не много. Вдове, чай, отступные потребуются, гульденов десять. Кстати, Кист, ты передал вдове Муша те пятьсот гульденов, что я послал?
- А как же, герр Питер. Сразу же. Она так была довольна, что даже плакала.
- Потом покажешь мне её дом.
- Она через два дома от меня живёт. Почти соседка. Долго ль добирались до нас, герр Питер?
- Да почитай пять месяцев.
- Ого. А я за месяц доехал.
- Ну ты был налегке. А у нас целый обоз, да и встречи были деловые.
Они подплыли к первым домам, и Кист указал на крайний - с длинной трубой, сложенной из кирпича.
- Вот это мой дом, герр Питер. Вы плывите дальше до гостиницы "Выдра", там в пивной подождёте. Мне ж надо половину-то освободить, прибрать там и Герту предупредить.
- Кто это?
- Старуха моя. Очень уж справедливая, наверняка за вдову вступится, а против двух баб, сами знаете, трудно устоять.
День был, видимо, нерабочий, и у гостиницы толпилось много праздного народа, и, конечно, появление русских в пивной не прошло незамеченным.
- Кто такие? Откуда?
Отвечать пришлось Петру, единственному из компании знавшему голландский язык.
- Плотники мы. Приехали работу искать. У вас тут не слышали, где требуются плотники?
- Эй, Марсен, ты не знаешь, где нужны плотники?
- На верфи Линста, кажется, нужны.
- А где это? - заинтересовался Пётр.
- В Бейтензане, тут недалеко. За мостом.
И несколько человек стали подробно объяснять, как добраться до верфи Линста. А когда Пётр угостил их вином, то тут уж совсем друзьями стали. Советовали:
- Конечно, Линст скряга, много не заплатит, но работкой не обидит.
Вскоре явился вспотевший Кист, пробрался к столику Петра.
- Герр Питер, комната готова.
- Садись, Геррит, выпей стаканчик.
- Премного благодарен, герр Питер, - присел на краешек стула Кист и взял стакан.
- Кист, так это твои знакомые? - раздалось от соседнего столика.
- Да, да, - кивал Кист с гордостью. - Это мои друзья, вместе трудились в России. Хорошие плотники.
Пётр ободряюще подмигнул ему: молодец, мол, правильно говоришь. Допив вино, гости отправились к Кисту. Кроме самого Петра, ещё Меншиков, Гаврила Головкин, доводившийся родственником Петру по матери, и имеретинский царевич Аргилович, которого обычно Пётр кратко называл Аргил.
Хозяйка не проявила особой радости при появлении квартирантов, видимо, Кист с трудом уговорил её выселить временно вдову и поселить на недельку русских плотников. Грету убедил не столь сам муж, сколько гульдены, высыпанные им на стол. И выселяемую вдову не обидели, вручив ей целых семь гульденов: плотники уедут, пустим снова. Где ж это видано, чтоб хозяин дома да платил квартиранту? А вот Кист заплатил, а жене ещё сказал:
- Если бы ты знала, какие услуги мне оказывали в России эти ребята.
- Какие?
- Когда-нибудь расскажу. Ахнешь.
Он рассчитывал, что, когда Пётр с товарищами уедет, он, Кист, откроет жене, кто ж в действительности жил у них. Вот тогда она и должна будет ахнуть.