- Напиши курфюрсту прощальное письмо, - посоветовал Лефорт.
- Да, да, - обрадовался Пётр.
Едва он сел к столу и взялся за бумагу, как явился Меншиков.
- Мин херц, может, поджечь фейерверк-то? А то, не ровен час, дождь начнётся.
- Поджигай.
- Есть! - обрадовался Алексашка.
- Да рожу-то не опали.
- С чего ради, чай, она своя, - усмехнулся Меншиков и исчез за дверью.
Пётр начал писать: "Милостивый государь, ваши депутаты сегодня, поздравив меня от вашего имени, не только поступили неприветливо, но даже причинили нам такую досаду, какой я никогда не ожидал от вас, как от моего искреннего друга, а что ещё хуже, они, не заявив об этом и не дождавшись нашего ответа, убежали. Я должен сообщить об этом вам, лучшему моему другу, не для разрушения нашей дружбы, но в знак неподдельной дружбы, дабы из-за таких негодяев-служителей не возникало без всякой причины несогласия".
За окном под крики "Ур-ра-а-а!" взмывал вверх фейерверк, а по улице в сторону Кёнигсберга спешил первый преображенец Сергей Бухвостов, неся за пазухой письмо бомбардира, а в кармане драгоценный рубин. И сопровождали его два преображенца с заряженными мушкетами. Надо было спешить, дабы поспеть возвратиться к отплытию.
10
Взглянуть на дикарей
Несмотря на то что Пётр путешествовал инкогнито и грозил карами всякому спутнику, посмевшему бы проболтаться о нём, уже после Кёнигсберга при многих европейских дворах знали, что с Великим посольством едет сам царь.
Ганноверская курфюрстина Софья, узнав, что у зятя Бранденбургского курфюрста Фридриха вот уже несколько недель гостит русский царь, немедля отправилась в дорогу.
Приехав в Берлин, явилась к дочери Шарлотте и, едва поцеловавшись, спросила:
- Где он?
- Кто, мама?
- Ну царь этот московитский.
- Был в Пиллау, насколько мне известно.
- А разве он в Берлин не приезжал?
- Нет. Я уж говорила Фридриху, привези его сюда, так он говорит: ему не до этого, царю то есть, взялся стрелять учиться, крепость в Кёнигсберге всю излазил.
- Как бы хотелось повидать его, Шарлотта.
- А мне, думаешь, не хотелось бы.
Вскоре приехал сам курфюрст Фридрих, тёща и жена напустились на него:
- Почему не привёз царя?
- Только в Берлине мне его не хватало. Он с его посольством и так влетел мне в копеечку. Сто пятьдесят тысяч талеров улетело на этого гостя. И всё зря.
- Почему же зря? - спросила тёща.
- Ни в какую не захотел заключать договора о военном союзе. Как только я его не обхаживал. Штернфельду велел его артиллерийскому делу учить, мало того, он подсунул ещё мне волонтёров своих для учёбы. А на прощанье оскорбил моего канцлера и едва не поколотил его.
- Боже мой! - воскликнула Софья. - Какой дикарь! За что же он?
- А иди спроси. У него был день тезоименитства, он пригласил меня, а я был занят.
- Ну здесь, зятёк, ты тоже поступил не лучшим образом.
- Да, Фридрих, это было невежливо с твоей стороны, - согласилась с матерью Шарлотта.
- А с его стороны вежливо? Он даже запрещает себя величеством называть.
- Как? - едва не в один голос воскликнули мать с дочкой. - А как же?
- Говорит, зовите бомбардиром или командором, а лучше герр Питером.
- Ой как интересно, - едва не захлопала в ладоши Шарлотта. - Как бы его увидеть?
- Он отплыл из Пиллау на двух кораблях, я дал им. Ему хотелось бы плыть до самой Голландии, однако пришлось высаживаться в Кольберге на берег. Дело в том, что царь изрядно насолил французам, не дав принцу де Конти стать польским королём. И, как я догадываюсь, французы, обозлясь, выпустили в море каперов. Вот бы им приз был - захватить русского царя. Мои капитаны посоветовали ему не рисковать. Он послушался и отправился посуху.
- Так где же он?
- Наверное, в Ильзенбурге или в Блоксберге.
- Что он там делает?
- Осматривает железные заводы.
- Зачем?
- А спроси его. Я не удивлюсь, если он встанет с ломиком к плавильной печи и сам начнёт пробивать летку.
- Мама, мы должны увидеть его, - решительно сказала Шарлотта.
- Но как?
- Мы поедем в Коппенбург, он, едучи с заводов, никак не минует его.
- Верно, дочка.
- Я тоже хочу с вами, - заявила стоявшая в дверях Доротея - десятилетняя принцесса.
- А ты как тут оказалась?
- А я через дверь услышала, что вы про какого-то дикаря говорили. Я тоже его увидеть хочу.
- Милочка, это не дикарь. Это царь русский, - сказала Софья.
В дверях появился принц Георг, взглянув несколько свысока на сестрёнку, молвил твёрдо:
- Если уж берёте Доротею, то я тем более дома не останусь.
И уж назавтра кавалькада чуть ли не из двадцати карет выехала из Берлина. Курфюрстины, мать и дочь, взяли с собой и слуг, и поваров, и парикмахеров, и камергера. И захватили с собой даже итальянских певцов с музыкантами, гастролировавших в эти дни в Берлине. Им очень хотелось чем-то удивить царя, они слышали, что в Московии медведи по улицам ходят, а родители нередко поедают своих детей, цари рубят своим подданным головы и пьют вёдрами водку. Разве не дикари? Именно поэтому по совету Фридриха принцессы везли целый воз с вином как в бутылках, так и бочонках. Запаслись и провизией не на один день, и посудой серебряной фамильной. Ну и, конечно, гору нарядов везли в отдельной карете.
В Коппенбурге, маленькой деревушке, конечно, не было строений, достойных столь высоких дам, однако на окраине стоял старый большой дом, к которому и подъехала вся кавалькада. Тут же курфюрстина Софья приказала камергеру:
- Вилли, ступай в деревню и узнай, не проезжал ли царь.
Камергер ушёл. Хозяев дома, двух стариков, напуганных неожиданным появлением высоких гостей, немедленно отправили к соседям. Повара развели на кухне огонь, перетащили туда всю провизию и посуду и принялись готовить обед для всей оравы.
Софья и Шарлотта чуть ли не час просидели в карете, дожидаясь, пока комнаты этой развалюхи будут приведены в божеский вид - выметен мусор, перемыты полы, окна. За это время вернулся из деревни камергер.
- Ну? - спросила Софья.
- Нет, не проезжал, сказали.
- Это точно?
- Точно, ваше высочество. Они только от меня услыхали, что здесь будет проезжать царь.
- А не проедет ли он другой дорогой? - засомневалась Шарлотта.
- Да нет, с заводов в сторону Голландии тут дорога через Коппенбург только.
Наконец из дома явился дворецкий и пригласил курфюрстин в комнаты. Тут же началась выгрузка коробок с платьями, шляпками и прочими принадлежностями дамского туалета.
В комнатах-уборных развёрнуты были походные трельяжи, и парикмахеры приступили к своим обязанностям - сооружать причёски принцессам. Даже Доротее была сделана пышная причёска с огромным бантом наверху. И не только курфюрстины, но и все девушки их свиты затягивались в корсеты, взбивали под фижмами турнюры, румянились, щедро обливались духами.
Курфюрстина Ганноверская Софья, как старшая, приказала и дворецкому и камергеру сменить чулки и подать достойные торжества туфли с золочёными пряжками, с красными каблуками. Камергер было засомневался, что-де в деревне грязно и пока, мол, доберётся до царя, туфли запачкает. Софья осталась непреклонной:
- Грязь к красоте не пристанет. Переобуйтесь, Вилли.
К обеду все были готовы, столы накрыты, посуда расставлена, жаркое изготовлено, бутылки выстроены. Артисты, занявшие мезонин, настроились, опробовали инструменты, певицы пропели свои октавы, прочищая горловые связки. Дело было за царём, который всё ещё не появлялся и не давал о себе знать, как это обычно делали высокие лица, отправляя вперёд скороходов-оповещателей. Что с него взять - дикарь.
Все истомились этим ожиданием. Дети, Доротея и Георг, успели выспаться, а царя всё не было. Наконец, когда солнце уже клонилось к закату, в деревню въехало Великое посольство.
Пётр остановился в убогой крестьянской хатёнке и ещё не успел толком осмотреться, как на пороге появился камергер Вилли в блестящем от серебряных нитей жюстокоре, в белых чулках и, изящно поклонившись, молвил с достоинством:
- Их высочества курфюрстины Ганноверская и Бранденбургская просят пожаловать ваше величество отужинать с ними.
- Чего он там молотит? - спросил Пётр Шафирова, а узнав, отрезал жёстко: - Скажи, я не пойду.
- Скажи курфюрстинам, что герр Питер отказывается. Он не придёт.
- Но почему? - выпучил глаза камергер. - Ведь это ж курфюрстины.
- Ну и что ж, что курфюрстины, - сказал Шафиров. - Мы тоже не ниже их, а може, и повыше. Ступай, братец, ступай. Сказано же тебе, мы не придём.
Грустный воротился камергер к своим госпожам.
- Как так не придёт? - возмутилась Софья. - Когда приглашают дамы, разве можно отказывать? Это ещё что за чудище? Мы тащились в такую даль, ночь не спали, а он не придёт. Сейчас же отправляйся назад, Вилли, и без царя не являйся. Если не приведёшь, лишу места, пойдёшь на конюшню навоз чистить. Отправляйся, я ничего знать не хочу.
Вилли поплёлся назад, но на этот раз ему в поддержку был ещё выделен дворецкий. Однако ответ был тот же: нет: Обескураженный дворецкий уже повернулся к выходу, но камергер остался стоять, лепеча: