- Вот за это спасибо, брат. Только опять же очень прошу тебя представить меня ему просто Петром Михайловым. Хорошо?
- Ладно, ладно, Пётр Михайлов, будет тебе учитель.
- И ещё, ты здесь, в Бранденбурге и Пруссии, первое лицо, пожалуйста, не отдавай мне визита.
- Почему?
- Всё потому же, чтоб не привлекать внимание людей к моей персоне.
- Хм. Странный ты человек, Питер. Но что делать, ты мой гость, и я постараюсь, чтоб здесь тебе было хорошо.
Подполковник фон Штернфельд оказался сухощавым, стройным мужчиной где-то под сорок лет, ростом чуть ниже Петра, с ухоженными усами и бородкой клинышком. Очень серьёзен и деловит. Первый вопрос, который он задал ученику, был краток:
- Вы, сударь, стреляли ранее?
- Да, герр подполковник.
- Стало быть, вы знакомы с пушками?
- Да.
- В таком случае, герр Михайлов, прошу вас всё забыть, что вы знали о них.
- Почему, герр подполковник?
- Потому что в ваших знаниях не было системы, научного подхода. Ведь так?
- Так, - легко согласился Пётр, почувствовав в лице этого "сухаря" настоящего учителя.
- После окончания курса, герр Михайлов, я должен буду вас аттестовать и не хочу, чтоб из моих рук явился свету посредственный стрелок. Это стало бы позором для моих седин.
- Я не опозорю вас, герр подполковник, - вполне искренне сказал Пётр и, чтоб окончательно успокоить учителя, добавил: - Будем считать, что я всё забыл, что знал ранее.
- В таком случае начнём с чистого листа, - молвил фон Штернфельд и, сделав краткую паузу, дабы отделить пустословие от дела, начал: - Выстрелы военная наука подразделяет на три категории - прицельный, навесной, перекидной. Выстрел прицельный применяется по открытым целям, как-то: по судну, по скоплению людей, конницы и, наконец, по пушкам противника. При прицельном выстреле траектория должна иметь меньшую кривизну, при которой снаряд ударил бы в цель. Отчего же зависит кривизна траектории? - спросил подполковник и сам же начал отвечать чётко, без запинки: - Кривизна траектории снаряда зависит от скорости вылета снаряда из орудия и от угла возвышения, образуемого осью канала пушки с горизонтом. А скорость вылета снаряда зависит от величины заряда. Чем весомее заряд, тем выше скорость полёта снаряда, тем точнее стрельба. Но, повышая вес снаряда, мы должны помнить о прочности орудия. Да, да, сударь. Мы можем так увеличить заряд, что вместо противника можем сами взлететь на воздух. - В углах губ "сухаря" явилось какое-то подобие улыбки, скорее презрительная усмешка к незадачливому стрелку. - Что, увы, ещё нередко случается с горе-бомбардирами, стреляющими на авось, без точного расчёта.
"Уж не по моему ли адресу прокатывается, - подумал Пётр. - Неужели Фридрих представил меня ему бомбардиром? Впрочем, как бы ни было, "сухарь" прав".
- Как правило, это является для бомбардира его последним выстрелом в жизни, - заключил Штернфельд.
"Значит, не обо мне. Я-то, слава Богу, ещё жив".
И чем дальше говорил подполковник, тем больше он нравился ученику, уважавшему людей любой профессии, знающих и любящих своё дело.
Учёба началась.
Ещё до приезда Великого посольства фон Штернфельд перешёл со своим учеником к практическим занятиям, к стрельбе на полигоне. И хотя долговязый ученик проявлял удивительные способности, порою поражая цель с первого выстрела, подполковник не был щедр на похвалы.
- Вполне достаточно, - говорил он, и это была его высшая оценка.
Промах отмечался кратким и выразительным восклицанием:
- Фуй!
Меншиков, толкавшийся здесь же, представленный подполковнику как денщик Михайлова, после окончания занятий возмущался:
- И чего он фуйкался, ты вполне прилично стрелял.
- Он прав, Алексашка. И я добьюсь, что ни одного "фуя" от него не услышу.
Однако когда перешли к стрельбам с качели, имитировавшим огонь с корабля, качающегося на волнах, "фуи" посыпались как из рога изобилия.
- Герр Михайлов, вы не учитываете время горения пороха в запальной трубке, - палил подполковник ровным бесстрастным голосом. - Когда вы подносите фитиль?
- Как только цель появится в прицеле.
- А надо с опережением. Запомните, если вы не попадаете в корабль противника, он попадает в вас. Вы этого хотите?
- Нет, что вы, герр подполковник.
- Тогда продолжим. Заряжайте.
Пётр вновь заряжал пушку, установленную на качели. Фон Штернфельд командовал:
- Волнение три балла.
Эта команда была для денщика, и Меншиков начинал раскачивать качелю до команды: "Достаточно". Затем следовала команда: "Огонь!" Грохотал выстрел. Щит, изображавший противника, был невредим. И звучало брезгливо-сакраментальное:
- Фуй!
Пётр злился и начинал снова заряжать пушку. А когда подполковник сказал: "На сегодня хватит", - он решительно заявил:
- Нет, герр фон Штернфельд, я настаиваю на продолжении. Это не дело - "фуй" да "фуй".
Фон Штернфельд позволил себе даже улыбнуться, услышав столь решительный отказ ученика. И великодушно согласился, скомандовав:
- Волнение пять баллов.
Было ясно, что он хочет закончить занятия, доказав ученику на сегодняшний день его несостоятельность в стрельбе с "корабля". Меншиков раскачал качелю до пяти баллов, и когда после команды "Огонь" грянул выстрел, вдали от щита брызнули щепки.
- Ур-ра-а-а! - подпрыгнув от восторга, закричал Алексашка, радуясь, так словно это он попал в цель.
- Вполне достаточно, - процедил Штернфельд.
Пётр, закопчённый пороховым дымом и ставший похожим на араба, блеснул зубами:
- Алексашка, картуз!
Штернфельд, сам помешанный на артиллерийской науке, вполне понимал чувства ученика и позволил вновь зарядить пушку. И подал милостиво команду:
- Волнение три балла.
Из его уст это звучало уже уступкой.
И вновь брызнули щепки. И вновь последовала высшая оценка: "Вполне достаточно".
Но Пётр опять потребовал картуз с порохом и ядро. И ещё дважды попал в щит, превратив его в груду щепок.
Фон Штернфельд был удовлетворён успехом ученика и даже позволил себе после последнего выстрела и оценки его молвить лишнее, несерьёзное:
- Вполне достаточно... противник пошёл на дно.
8
Переговоры и аттестация
Восемнадцатого мая прибыло наконец и Великое посольство, ровно через десять дней после приезда Петра. Великому посольству был отведён большой дом, при входе в который их встретил камергер курфюрста и произнёс прочувствованную приветственную речь. Столы были уже накрыты, посуда была серебряная и фаянсовая. Послов ждал богатый обед и хорошая выпивка. Тосты произносил сам генерал-кригскомиссар, и, когда он поднял тост та здоровье царя, за окном грянули пушки и музыка.
- Не к добру эта пыль в глаза, - проворчал Возницын.
- Отчего так думаешь? - спросил Лефорт.
- Оттого, что за такие почести будет и запрос большой. Вот увидишь, Франц Яковлевич. Уж поверь мне. Ты видел дорогой прусские деревни? Голь, нищета. А тут вон сплошное серебро.
После обильного обеда явился церемониймейстер Бессер и официально пригласил великих послов на торжественную встречу с курфюрстом в крепостной замок. Обговаривая протокол встречи, Бессер заметил как бы мимоходом:
- После этого, господа, вы должны подойти и поцеловать руку курфюрсту.
- Мы? - удивился Головин. - Ни в коем случае, господин церемониймейстер.
- Но почему вам не оказать уважение курфюрсту Бранденбурга и Пруссии?
- Это, господин Бессер, привилегия царей и королей, а Фридрих пока лишь курфюрст.
Головина поддержали и первый и третий послы, и Бессер вынужден был отменить целование руки. А ведь так хотелось ему угодить своему суверену.
Поскольку торжественная церемония была назначена на следующий день, вечером Пётр провёл совещание с послами, на котором строжайше наказал:
- Ни о каком военном союзе речи быть не может. Как бы он вас ни умасливал. Отговорка важная - война с Турцией.
- Но как-то надо бы его хоть в чём-то поддержать, Пётр Алексеевич, - сказал Головин. - Что ни говори, а ведь под Азовом нам немало помогли немецкие инженеры.
- За инженеров поблагодарите. Что касается союза, предложите ему торговый союз, поманите дорогами в Персию через Россию. И ещё. Обязательно обговорите для наших молодых людей свободный проезд на учёбу в Европу. Это очень важно. Очень.
- А где ты будешь, герр Питер? - спросил Лефорт.
- Пётр Михайлов будет в вашей свите, Франц Яковлевич, где ему и положено. И прошу вас на него не оглядываться. Да, Фридрих приготовил вам пышную и богатую встречу, посему облачайтесь в лучшие ваши платья, не ударьте лицом в грязь.
Перед уходом Пётр обратился к Головину:
- Фёдор Алексеевич, ныне мы близко от Польши. Озаботься связаться с Никитиным, как там дела? Сообщи ему, что я жду подробного отчёта. И пусть ничего не скрывает.
- Хорошо, Пётр Алексеевич. Я уж и сам о том подумал.
На следующий день за послами было прислано пять карет, одна из них раззолочена. В неё и сели послы. В остальные расселось их сопровождение, секретари, переводчики, охрана. В самой последней ехали командор Пётр Михайлов с Алексашкой.
На великих послах были парчовые кафтаны с бриллиантовыми пуговицами, на их меховых шапках сверкали алмазами двуглавые орлы.