- Простите, но я в этом далеко не уверен. Когда встает выбор между справедливостью и укоренившимся предрассудком, мы склонны почитать добродетельным неподчинение ей. Так, законы справедливости требуют смерти преступницы, но против них восстают законы страны, и вы, дочь моя, с вашим мужским умом и ясностью восприятия, готовы признать, что добродетель требует оставить ее в живых, меж тем как этого требует только страх!
- О! - негромко воскликнула маркиза. - Что вы имеете в виду? Я докажу вам, что обладаю не только мужским умом, но и мужской неустрашимостью.
- Я говорю, ничего не скрывая, мне нечего скрывать.
Маркиза задумалась.
- Мой долг исполнен, - вновь заговорил Скедони после краткого молчания. - У вас есть всего лишь один способ смыть пятно со своей чести, и я вам его указал. Если мое усердие вам неприятно, ну что ж, я умолкаю.
- Вы меня неправильно поняли, досточтимый отец. Новизна идей, непривычность положения - вот что смущает мой разум! Он пока еще недостаточно закален для восприятия столь необычных мыслей; женская слабость еще жива в моем сердце.
- Я должен просить у вас прощения, - с притворным смирением промолвил Скедони. - Вы вправе пенять мне за мое опрометчивое рвение. Слабость, о которой вы говорите, - черта привлекательная, и ее, возможно, следовало бы скорее поощрять, чем осуждать.
- Как, отец мой! Если она заслуживает поощрения, то это не слабость, а, напротив, добродетель.
- Пусть будет так, - холодно ответствовал Скедони, - допускаю, что оказался в данном случае пристрастным судией. Не думайте об этом долее, разве что только затем, чтобы извинить мое неуместное рвение.
- За свое участие вы достойны не прощения, а благодарности, более того - награды. Досточтимый отец, я надеюсь, время докажет искренность моих слов.
Духовник склонил голову.
- Могу заверить, что оказанные мне услуги не останутся без вознаграждения - я не говорю "щедрого" лишь потому, что никакая награда не покажется щедрой в сопоставлении с теми воистину бесценными свидетельствами преданности моему семейству, о каких мне, возможно, придется вас просить! Чего стоят все знаки признательности, когда речь идет о спасении чести старинного рода!
- Мои слова благодарности, а равно и заслуги, меркнут радом с вашей добротой. - Скедони произнес это и вновь замолк.
Маркиза желала бы вернуться к той теме, от которой недавно увела нить беседы, духовник же, по всей видимости, твердо решил предоставить ей самой сделать первый шаг. Она раздумывала и колебалась. До сих пор она не знала тяжелой вины, и преступление, предложенное Скедони, несколько пугало ее. Она боялась думать, а еще более - упоминать о нем вслух, но уязвленная гордость, беспредельное негодование, страстное стремление насытить свою мстительность делали свое дело: разум маркизы кипел как бурливый океан, и волны злобы грозили унести последние остатки человечности из ее сердца. Скедони наблюдал борения ее чувств; подобно укрывшемуся в засаде злобному тигру, он был готов при первой благоприятной возможности совершить прыжок.
- Итак, вы советуете, отец мой… - заговорила маркиза после долгой паузы, - по вашему мнению… Эллену…
Маркиза помедлила в надежде, что Скедони предварит ее слова, но тот предпочел пощадить не ее чувства, а свои.
- Так вы полагаете, что дерзкая интриганка заслуживает… - Она снова остановилась.
Не прерывая паузы, Скедони с напускным смирением ожидал дальнейших слов маркизы.
- Повторяю, отец мой, вы утверждали, что девушка заслуживает сурового наказания…
- Вне всякого сомнения, - отвечал Скедони. - Вы этого не разделяете?
- Каре надлежит быть предельно строгой? Справедливость наряду с целесообразностью требуют смерти преступницы? Таково ваше суждение?
- Простите меня, быть может, я заблуждался; таково было мое мнение, но не породила ли его излишняя пылкость? Как сохранить холодной голову, когда сердце в огне?
- Так, значит, ваше суждение вовсе не таково, святой отец, - с неудовольствием заключила маркиза.
- Этого я не утверждаю. Предоставляю вам решать, насколько оно справедливо.
С этими словами духовник поднялся и выказал намерение удалиться. Маркиза в смятении и тревоге просила его повременить с уходом, но он в свое извинение сослался на необходимость поспешить к мессе.
- Что же, святой отец, не стану злоупотреблять вашим драгоценным временем ныне, но вы знаете, как я ценю ваш совет, и, надеюсь, не откажетесь помочь, когда я вновь обращусь к вам.
- Могу ли я отказать вам в том, что почитаю для себя честью, - кротко ответствовал монах, - но предмет нашей беседы столь щекотлив…
- Что заставляет меня еще более ценить ваше мнение о нем, - вставила маркиза.
- Я желал бы, чтобы превыше всего вы почитали свое собственное, ибо более верного руководства вам не сыскать.
- Вы мне льстите, отец мой.
- Я всего лишь отзываюсь на ваши слова, дочь моя.
- Завтра, - произнесла маркиза значительно, - я собираюсь присутствовать на вечерне в церкви Сан-Николо; если вам случится там быть, мы сможем по окончании службы, когда разойдутся прихожане, увидеться в северной аркаде. Там нам будет удобно с глазу на глаз побеседовать о предмете, для меня в данное время самом насущном. Прощайте.
- Да пребудет с вами мир, дочь моя, и да станет вашим советчиком сама мудрость. Я буду в Сан-Николо всенепременно.
Исповедник скрестил на груди руки, опустил глаза долу и покинул комнаты той бесшумной походкой, что указывает на утомление - и на сознательное двуличие.
Его духовная дочь осталась у себя в будуаре; противоречивые страсти и изменчивые суждения боролись за власть над ее душой; замышляя беды другим, маркиза навлекала их на свою собственную голову.
Глава 4
Под сводами - заупокойный звон;
И Совесть, содрогнувшись от предвестья, Зрит облик Смерти в полумраке нефа;
И различим невнятно-смутный шепот О преступленье низком, что таится В злых помыслах души, без меры скрытной.
В условленный вечер маркиза подъехала к церкви Сан-Николо, оставила слуг подле своего экипажа у бокового портала, а сама в сопровождении одной лишь служанки взошла на хоры церкви.
Когда вечерня была отслужена, она медлила, пока не разошлись почти все молившиеся, и через опустевший боковой неф направилась к выходу, ведущему в северную аркаду. Шаги маркизы были тяжелы, как бремя, отяготившее ее совесть, ибо спокойствие и низкие страсти несовместимы. Медленно ступая меж колонн, маркиза заметила монаха. Тот приблизился, откинул капюшон и оказался не кем иным, как отцом Скедони.
При первом же взгляде от инока не укрылось смятение маркизы, яснее слов говорившее о том, что ее дух не готов пока принять столь желанное для ее сообщника решение. Туча, набежавшая на душу монаха, не коснулась при этом, однако, его чела; на нем по-прежнему отражалось суровое раздумье. Слегка смягчился, правда, ястребиный взгляд инока и хитро прищурились веки.
Маркиза приказала служанке отойти в сторону, пока она беседует со своим духовником.
- Сколько горя, - сказала она, когда служанка отошла, - причинило сумасбродство этого несчастного мальчишки нашей семье! Мой добрый отец, как никогда я нуждаюсь в вашем совете и утешении. Сознание свершившейся беды не покидает меня ни на минуту; во сне ли, наяву - образ неблагодарного сына стоит перед моими глазами непрестанно! Не будь бесед с вами, мой единственный бескорыстный друг и советчик, мне нечем было бы утешиться.
Скедони поклонился:
- Маркиз, вне всяких сомнений, в полной мере разделяет ваше огорчение, но все же слово его в этом деликатном деле представляет большую ценность, чем мое.
- Маркиз не свободен от предубеждений, отец мой, и вам это известно. Он человек рассудительный, но склонен по временам заблуждаться - и упорствовать в заблуждении. Его ум, в целом ясный, подвержен ряду слабостей; недостаток проницательности и энергии не дает ему стать великим. Когда необходимость диктует линию поведения, хотя бы в наималейшей степени идущую вразрез с требованиями обыденной морали, в коих мой супруг неколебим, с тех пор как принял их на веру в детстве, - маркиз ужасается и отступает. Он не понимает, что в разных обстоятельствах одно и то же действие может быть добродетельным или порочным. Так можем ли мы рассчитывать на его одобрение смелых мер, нами задуманных?
- Вы правы, дочь моя, - отозвался коварный инок, взором выражая свое восхищение.
- Посему с ним и не следует держать совет, если мы не желаем, как в прошлый раз, натолкнуться на возражения, решительно для нас неприемлемые. Нет, отец мой, все, что говорится в наших беседах, должно быть хранимо от всех без исключения посторонних ушей.
- Хранимо, как тайна исповеди. - Скедони осенил себя крестом.
- Ума не приложу… - вновь заговорила маркиза и настороженно огляделась. - Ума не приложу, - повторила она уже тише, - как избавиться от этой девчонки; эти мысли преследуют меня день и ночь.
- Сие меня изумляет. Возможно ли, чтобы человек, столь безошибочный в суждениях, обладающий умом столь острым и притом неустрашимым, испытывал по этому поводу какие-либо сомнения? Вы, дочь моя, не принадлежите к числу тех слабых натур, чьей смелости хватает на краснобайство, но недостает на деяния. Из положения, в коем вы пребываете, есть лишь один выход; от вашей выдающейся проницательности он не укрылся, а я одобрил его вслед за вами. И мне, проникшемуся вашим же убеждением, теперь, в свою очередь, убеждать вас? Выход один, поверьте мне.