Ступая вдоль длинного придела, Винченцио замер на месте, когда откуда-то сверху, из-под высокого свода, до его слуха донесся пугающий шум; казалось, будто вдалеке захлопнулась тяжелая дверь. Вивальди принялся вглядываться в торжественный сумрак храма, через витражные стекла которого лился скупой свет, надеясь увидеть какого-нибудь монаха; ему недолго пришлось ждать; из темной глубины аркады явилась фигура человека, облаченного в монашеские одежды, и Вивальди устремился к нему.
Монах не сделал попытки уклониться от встречи, даже не повернул головы в сторону приближавшегося Вивальди, оставаясь в прежней позе, недвижимый как истукан. Еще издали Винченцио усмотрел в высокой худой фигуре сходство со Скедони, а заглянув под капюшон, обнаружил знакомые мрачные черты.
- Наконец-то я вас нашел! Отец мой, я желал бы побеседовать с вами наедине. Полагаю, здесь не самое удобное для этого место?
Скедони безмолвствовал, и Вивальди, вновь посмотрев ему в лицо, удивился его каменному выражению и застывшему, устремленному долу взгляду. Похоже было, что слова Винченцио не доходят ни до сознания, ни до слуха духовника.
Вивальди заговорил громче, но, не уловив ни проблеска понимания на лице собеседника, потерял терпение.
- Довольно паясничать! - негодующе воскликнул он. - Эти жалкие уловки вам не помогут, все ваши ухищрения я вижу насквозь! Верните домой Эллену ди Розаль-ба или же признавайтесь, где вы ее прячете!
Инок оставался нем и недвижим. Одно лишь уважение к возрасту и сану мешало Вивальди наброситься на Ске-дони и силой вырвать у него ответ. Кипевший яростью и нетерпением юноша, а рядом - застывший в мертвенном оцепенении монах представляли живой контраст.
- Я знаю теперь, - продолжал Вивальди, - это вы мой мучитель из Палуцци, пророк зла, а заодно и исполнитель своих же собственных предсказаний. Вы предрекли смерть синьоры Бьянки (Скедони нахмурился) и похищение Элле-ны, вы - призрак, заманивший меня в подземелья Палуцци, вы - прорицатель моих бед, вами же изобретенных.
Монах, по-прежнему молча, оторвал от земли и уставил на юношу леденящий душу взгляд.
- Да, отец мой, - настаивал Винченцио, - я узнал вас, и разоблачение не заставит себя ждать. Я сорву с вас маску лицемерной набожности и покажу всему свету, что за презренный интриган за ней скрывается. Ваша истинная натура станет вскоре известна всем вокруг.
Тем временем монах отвел глаза от Вивальди и вновь устремил их долу. Лицо инока приняло обычный свой вид.
- Негодяй! Верни мне Эллену ди Розальба! - выкрикнул Винченцио в новом порыве отчаяния. - Дай мне хотя бы знать, где ты ее скрываешь, а не то я заставлю тебя говорить! Признавайся, куда ты ее увез?
В то время как он очень громко произносил эти страстные слова, в аркаде появилось несколько лиц духовного звания. Они направлялись в главный неф, но остановились, привлеченные звучным голосом Винченцио. Заметив необычную позу Скедони и яростную жестикуляцию Вивальди, они поспешно приблизились к ним.
- Умерьте свой пыл, - заговорил один из незнакомцев, хватая Вивальди за край плаща, - неужели вы не видите, кто перед вами?
- Я вижу лицемера, - бросил в ответ Вивальди, делая шаг назад и высвобождая свою одежду, - передо мной человек, призванный хранить мир и спокойствие и пренебрегший этой священной обязанностью. Я…
- Опомнитесь, побойтесь Бога! Перед вами лицо, облеченное священным саном. - При этих словах служитель церкви указал на монаха. - Оставьте же храм, покуда еще можете сделать это невозбранно, дабы не навлечь на себя кару, о какой вы и не подозреваете.
- Я не уйду, прежде чем не услышу ответ на свои вопросы, - отрезал Винченцио, обращаясь к Скедони (священника он даже не удостоил взглядом). - Я повторяю: где Эллена ди Розальба?
Духовник все так же хранил молчание, не дрогнув ни единым мускулом.
- Это невыносимо и непостижимо уму! Говорите! Отвечайте или бойтесь моих разоблачений. Все еще ни слова? Вам известен монастырь дель Пьянто? А исповедальня кающихся, облаченных в черное?
Тут юноше почудилось, что в лице монаха произошла перемена, и он добавил:
- А памятна ли вам та страшная ночь, когда на ступенях исповедальни была рассказана некая история?
Скедони встрепенулся, обратил на Винченцио взгляд, способный, казалось, испепелить дотла, и вскричал страшным голосом:
- Прочь, изыди, святотатец! Трепещи, ибо возмездие за кощунство будет ужасно!
Скедони умолк и, стремительной тенью скользнув вдоль аркады, в одно мгновение скрылся с глаз. Вивальди ринулся за ним, но был задержан окружившими его монахами. Глухие к его мукам, разъяренные его обличениями, они требовали, чтобы юноша немедленно покинул монастырь, угрожая в противном случае заключить его в темницу и подвергнуть суровому наказанию за посягательство на покой - более того, на достоинство - одного из представителей их святого ордена во время свершения епитимьи.
- Он нуждается в покаянии, но кто вернет мне счастье, предательски разрушенное этим монахом? Поверьте, почтенные отцы, деяния вашего собрата ложатся на орден черным пятном позора! Ваш…
- Довольно! - вскричал один из иноков. - Наша обитель горда добродетелями отца Скедони; ему нет равных в неуклонном исполнении обрядов, в умерщвлении плоти… Но что же я впустую расточаю хвалы перед тем, чей ум не вместит святых тайн нашего призвания?
- К padre abate его! - закричал разъяренный священник. - В темницу его!
- В темницу! - подхватила братия.
Юношу едва не увлекли прочь, но с внезапной силой, которую придала ему оскорбленная гордость, он вырвался из цепких рук, бросился к противоположному порталу церкви и очутился на улице.
Смятение возвратившегося домой Винченцио вселило бы жалость в любое сердце, не защищенное броней предрассудков или своекорыстия. Молодой человек избегал отца, но желал повидать маркизу, которая в упоении успеха по-прежнему оставалась бесчувственной к страданиям сына.
Когда маркизе стало известно о его предстоящем бракосочетании, она, вознамерившись помешать ненавистному ей союзу, обратилась, по своему обыкновению, за советом к духовнику, который и предложил план, встретивший полное ее одобрение. Немало способствовало успеху их замыслов давнее, с детских еще времен, знакомство маркизы с аббатисой монастыря Сан-Стефано - знакомство столь тесное, что можно было бы без колебаний положиться на приятельницу в задуманном деле. В своем ответе на предложение маркизы аббатиса выразила не просто согласие, но горячее желание помочь и тем самым полностью оправдала оказанное ей доверие. После того как план маркизы увенчался полным успехом, нельзя было надеяться, что маркиза откажется от него, поддавшись мольбам и слезам изнемогающего от горя сына. Винченцио покинул покои матери, раскаиваясь в наивности своих надежд и предаваясь тоске, близкой к отчаянию.
Был призван на выручку верный Пауло, но и его усилий недостало, чтобы узнать хоть что-нибудь о судьбе Эл-лены. Вивальди отослал слугу на дальнейшие поиски, а сам удалился в свои комнаты, где попеременно то погружался в глубины скорби, то тешил себя слабой надеждой измыслить средство, которое поможет горю.
Под вечер Винченцио почувствовал, что сидеть на месте долее не в силах. Он вышел из дворца и, поскольку идти ему было некуда, спустился к заливу. Берег был полупустынен: вдоль полосы прибоя слонялось лишь несколько рыбаков и бродяг, поджидавших прибытия лодок из Санта- Лючии. Сложив на груди руки и низко опустив поля шляпы, дабы скрыть от посторонних свою печаль, Вивальди мерил шагами побережье. Он улавливал глухой шум волн, мягко колыхавшихся у самых его ног, любовался их мерным движением, но едва сознавал, где находится, погруженный полностью в меланхолические мечтания об Эллене. Вот показалась вдали, на высоком берегу, ее недавняя обитель. Как часто они вдвоем стояли там, упиваясь прекрасным зрелищем! А ныне эти места утратили свое очарование, они стали скучны и бесцветны и навевали одни лишь мрачные мысли. Мерцавшее под закатным солнцем море, тронутые последними лучами длинный мол и маяк на нем, рыбаки, отдыхавшие в тени, лодчонки, скользившие по гладким водам, весла, которые оставляли на поверхности едва заметную рябь, - все это воскрешало в памяти волнующий вечер, когда Винченцио в последний раз наблюдал эту картину с виллы Альтьери; тогда, сидя в апельсиновой роще вместе с Элленой и синьорой Бьянки, в ночь перед смертью старой дамы, он торжественно поклялся воспринять из рук престарелой синьоры, предчувствовавшей свою близкую кончину, блаженную обязанность заботиться об Эллене, а сама девушка с трогающей сердце покорностью согласилась выполнить последнюю волю своей родственницы и покровительницы. Мысленное сопоставление того и нынешнего вечера вызвало в душе юноши новый прилив отчаяния; Вивальди ускорил шаг, и из груди у него вырвались протяжные стоны. Он обвинял себя в равнодушии и бездействии, в неумении найти хоть один-единственный след, чтобы по нему направить поиски, и, хотя не знал, куда идти, решил наконец тотчас же покинуть Неаполь и возвратиться в отцовский дом не раньше, чем будет спасена Эллена.
У рыбаков, отдыхавших на берегу за беседой, Вивальди спросил позволения воспользоваться их лодкой, чтобы осмотреть побережье: представлялось весьма вероятным, что похитители повезли Эллену на лодке в какой-нибудь город или монастырь на берегу залива, - заговорщикам таким образом легче было скрыться незамеченными, что вполне отвечало их намерениям.
- У меня только одна лодка, синьор, - сказал рыбак, - да и та свободна не бывает: ходит на Санта-Лючию и обратно, - а вот товарищ мой, может быть, вам и услужит. Что, Карло, как насчет твоего ялика, другая-то лодка, я знаю, перевозит товар?