- Говорят, что так, да и по всему это чувствуется, - серьезным тоном ответил Мурзакан. - Пока что наш Отия Дадиани предан царю. Лишь бы черт его не попутал и не заставил изменить присяге, а сейчас он правду сказать, очень помогает царю. Да и князь Гуриели обмяк и уже не опасен. Только рачинский эристави - Ростом - все еще упрямится и вставляет палки в колеса. Никак не может утихомириться это чертово отродье! Но, если царю Соломону удастся нанести поражение и Ростому, верь, Тагуи, что в нашем краю установится такой же мир и спокойствие, как у Ираклия в Карталинии и Кахетии.
- Ты говоришь о царе Ираклии - о том самом, о котором народ поет в песнях?
- Именно о нем. Его прозвали "Маленьким кахетинцем", - пояснил Мурзакан.
- Я готов душу за него отдать! - восторженно воскликнул старик.
Молодые перестали есть и навострили уши.
- Царь Ираклий, дорогой Тагуи, - многозначительно проговорил гость, - ниспослан небом. Где только ни двинул он рукой, всюду обратил в прах неверных - и лезгин, и кизилбашей, и османов! А какие чудеса он творил в Индии!.. Стоит ему сесть на коня, выхватить шашку из ножен, гикнуть и налететь на врага… за ним и взгляд человека не поспеет!..
- Вот молодец! - не удержались сыновья.
- Боже, даруй ему победу! - с глубоким чувством произнес старик и поднял полную чалами. - Помоги, господи, одолеть неверных всякому, кто сражается против них, кто утверждает мир на земле; помоги утешителю бедняка крестьянина, заступнику вдов и сирот; помоги тем, кто взвешивает все на весах справедливости, Господи, дай нам дожить до того дня, когда можно будет выходить в поле без оружия, когда жена сможет без охраны приносить мужу обед, когда мы не будем испытывать ни притеснений, ни страха.
- Аминь, аминь! - заключил гость.
Тагуи осушил чалами и поднес вино Мурзакану:
- Батоно Мурзакан, желаю тебе много лет здравствовать. Да продлит бог твою жизнь. Ты не похож на других дворян, которые грабят народ, потому-то я всем сердцем люблю тебя.
- Спасибо, мой Тагуи. Если вникнуть, мы живем сейчас куда спокойнее, чем годиков пять тому назад. Уж на что я, кажется, не робкого десятка, да и достаточно ловок, но, признаться, не отваживался раньше выходить из дому без пистолета. А теперь кое-где, может быть, и случается что-нибудь, а в общем живем спокойно. Царь издал приказ строго карать тех, кто похищает людей и продает их в рабство.
- Слышал, слышал, батоно Мурзакан, - радостно откликнулся старик.
- Знаешь, Тагуи, если наш Отия Дадиани или его сын Кация не изменят царю Соломону, да еще и князь Гуриели будет с ним дружен, то царь не только обуздает князей, затевающих внутренние распри, но и выгонит из страны османов. Верь, что Соломон отобьет у неверных Кутаиси, а возможно, очистит от них и Поти. Да поможет нам в этом всевышний, - закончил гость и осушил чалами.
- Дай-то бог! Тогда не придется с этим таскаться в поле, - указывая на ружье, сказал старик.
- Да, так и будет, если господь не призовет к себе царя Соломона. Я хорошо знаю, как обстоят дела. Не зря трижды побывал в походе…
- Мурзакан, дорогой, ты участвовал в прошлогоднем хресильском сражении? - спросил старик.
- Конечно. Там-то и изуродовали мне палец, - ответил Мурзакан, показывая левую руку, на которой вместо указательного пальца торчал обрубок.
- Ой, сынок!.. - горестно проговорила Мзеха.
- Ну, это пустяки! Я попал в такую перепалку… думал, живым не выберусь!.. Вот когда наши, с помощью бога, покрыли себя славой. О-о!.. Очень важно, мой Тагуи, чтобы народ был сплочен и единодушен: тогда воинство народное непобедимо. Еще никогда не были так единодушны имеретины и мегрелы, как в хресильском сражении. Потому и разбили мы тогда врага наголову… Да какого врага!.. Османов было больше, чем волос на голове, а тыл их подкрепляли ослепленные враждой изменники с предателем Леваном Абашидзе во главе. Но, слава богу, мы задали им жару!.. Внутренние раздоры губят нашу страну, Тагуи… А если мы будем едины в делах и помыслах, то пусть даже на одного нашего воина пойдет десяток врагов, он сумеет расправиться с ними.
- Но кто, дорогой Мурзакан, зачинщик всего? Опять тот же Дадиани, его придворные, князья, Чкондидели. Ведь не будь этого, клянусь архангелом, ни я, ни какой другой окрибец, сеятель и пахарь, никогда не убивали бы друг друга. А против внешнего врага мы подымемся все, как один! Так говорю я - простой крестьянин. Ты можешь даже обидеться на меня за эти слова, но смуту и разногласия затевают обычно большие люди, - уже горячась, произнес Тагуи.
- Чего обижаться? Меня радует, что ты со мной откровенен, - одобрил его искренность Мурзакан.
- Истинная правда, да возрадуется отец мой в обители райской! - воскликнул Тагуи. - У нас, у простых людей, нет причины враждовать друг с другом. Как-то раз, в дни моей молодости, я и покойный Коча Давитая попали в горы. Заглянули в хату одного бедняка… какая там вражда! Он так обрадовался нашему приходу, словно из турецкого плена вернулись его пропавшие без вести братья. Принял с почетом, от всей души старался нам угодить и даже проводил до соседнего села. Ну, а я сам? Скажу без всякого хвастовства - оно гроша медного не стоит, - если зайдет ко мне любой незнакомый человек, разве стану я с ним враждовать? Напротив, никому не дам его в обиду, хоть бы с жизнью пришлось распрощаться… Вот что недавно со мной приключилось… - начал оживленно рассказывать Тагуи. - Выглянул я как-то из окна и вижу - к моему дому подъехали два всадника. Я сразу понял, что они с тбилисской стороны: седла у них особенные, без задней луки, закругленные.
- Знаю, не раз случалось видеть, - заметил Мурзакан.
- Пожаловали, значит, гости. Я так был рад, словно мой родной отец, Цеквая, вернулся с того света. Но оказалось, что, привычные к хлебу, они в рот не берут гоми. "Ну, дорогая женушка, изворачивайся как-нибудь!" - говорю своей старухе. У бедняжки нашлось две-три горсти белой муки, припрятанной для просфоры. Я велел ей испечь хачапури. Благодарение архангелу Гавриилу, нашлось и еще кое-что. Правда, с хлебом было туговато, а так - всего вдоволь. Гости мои были парни на славу. Они так развеселились, так благодарили меня и такое "Мравалжамиер" спели - а поют они протяжно, торжественно, что всех наших, от мала до велика, в восторг привели. Быть может, я рассказал это не совсем к месту, но повторяю, что вражду и распри сеют сами господа, а мы, землепашцы и сеятели, друг другу никогда врагами не будем. Пусть сгинут зависть и злоба в нашей стране! Выступим как один против насильников, только тогда прекратится торговля нашими несчастными братьями, - с горечью произнес Тагуи. - Да хранит тебя господь, дорогой Мурзакан, ты обласкал старика… Если бы среди дворян нашлась сотня-другая таких, как ты, наши дела пошли бы иначе.
- Благодарю, благодарю тебя, Тагуи.
- Да хранит тебя архангел в дороге, - пожелал хозяин гостю и снова осушил чашу. - О-о! А вино действительно хорошее - это и богу известно. Долгой тебе жизни и удач, Мурзакан!
- Да поможет тебе господь. Долгой жизни твоим детям, а тебе - дожить до их свадебных венцов. За ваше здоровье, ребята! - крикнул гость молодым людям.
Гиго и Малхаз поблагодарили Мурзакана. Он выпил вино и передал чалами Гиго. Юноши вновь поблагодарили гостя и тоже осушили по чалами.
- Батоно Мурзакан, в прошлом году и мне чуть было не довелось участвовать в хресильском сражении, - сказал старик. - А как ты думаешь? Поплелся и я с моим ружьишком. Мы подошли к реке Цхенис-Цхали, но, как узнали, что царь и Дадиани одержали победу, повернули назад.
- Ой!.. Нашли, кого брать на войну… Видно, ума у них не больше, чем у тебя, - насмешливо заметила Мзеха.
- Эх ты, дурная баба! Ведь я остановил бы своим телом хоть одну вражескую пулю, а свою, быть может, израсходовал бы на врага.
- Ну что ты, что ты, кормилица! Тагуи - отличный стрелок, - возразил Мурзакан. - Помню, поутру, на пасху, после заутрени, мы вешали на липу красное яичко и состязались в стрельбе. И не раз его меткая пуля попадала в яичко… Я был тогда малышом и рос в зашей семье.
- Много раз я вспоминал тебя, столько пасхальных дней желаю моим детям, - сказал Тагуи.
- В хресильском бою, говорят, прославился Хутуни Шарашия, - скромно заметил Гиго.
- Истинная правда! - подтвердил Мурзакан. - Хутуни, царство ему небесное, был не человек, а настоящий дэв. Врезавшись с обнаженной саблей в ряды османов, он, словно свеклу, изрубил десятка полтора аскеров, но и сам пал за народное дело.
- Да святится его прославленное имя, - благоговейно произнес старик, наполнил чалами, наклонил ее и по древнему обычаю окропил вином кусок гоми.
Все выпили за упокой души Хутуни.
- Ну, будет, уважаемый Тагуи, - сказал Мурзакан.
- Еще одну чалами, дорогой. Вина достаточно, батоно!
- Пусть никогда не иссякают твои запасы. А нам не подобает пить больше. В разгар полевых работ мы с тобой, Тагуи, пожалуй, и так перехватили. Да хранив пресвятая дева Мария тебя и всю твою семью, - пожелал старику гость, налил немного вина в свою чалами, выпил и поднялся. - Очень тебе благодарен, Тагуи. Давно я не едал так вкусно. Да пошлет бог изобилие твоему дому!
- Пусть господь бог накажет меня грешную за то, что мы дерзнули пригласить тебя, батоно, - снова начала оправдываться Мзеха.