Никифор похрапывал, прислонившись к стене и опустив голову на грудь. Мясников забрался на полати. Весь день он не проронил ни слова. Андрей догадывался о причине его тоски. Однажды кузнец рассказал ему, как он поженился и стал жить во вновь отстроенной избе, как явился смотритель с заводов Походяшина и приказал отправляться на Богословские заводы. Кузнец отказался. Его хотели взять силой. Он убил смотрителя и бежал, оставив навсегда и дом и жену.
На другое утро Андрей пошел на половину, где жил Давыд. Старик надевал бахилы, а Дуня затапливала печь.
Андрей молвил напрямик:
- Дедушка Давыд, благослови свою дочь на брак со мной.
Давыд поглядел исподлобья и долго молчал.
- Не нашего ты корню человек. К крестьянской работе непривычен. Жить в лесу не станешь… Пошто сомустил девку?
- Не сомущал он меня, тятенька! - отчаянно крикнула Дуняша.
- А ты молчи! Рано волю взяла. Вот возьму варовину да отхлещу…
- Стало быть, нет твоего согласия? - спросил Андрей.
- Нет и не будет.
Дуня с рыданьем выбежала за дверь.
Андрей, может быть, и настоял бы на своем, но образ Матрены по-прежнему жил в сердце. Глядя на Дуняшу, он невольно вспоминал ту, которая принесла ему такое большое и такое мимолетное счастье.
Однажды девушка спросила его:
- Любил ты кого-нибудь, Андрюша?
- Любил, только померла моя любушка.
- Хороша она была?
- Зачем тебе знать?
Дуняша отошла от него и сказала с грустью:
- Ты и теперь ее любишь.
- Ее давно нет в живых и не надо о ней вспоминать.
У Дуняши показались слезы.
- О чем ты, Дуня?
- Так… ни о чем.
Зимой Андрей постарался каждому из товарищей дать дело. Вспомнив, как чеботарили они с Блохой на ревдинских куренях, он через Дуняшиных братьев связался с куренщиками. Заказов на починку всякой дорожной снасти было столько, что друзья половину избы превратили в мастерскую.
С утра до вечера слышался стук молотков.
- Сроду не думал, что чеботарем стану, - говорил Никифор.
- Полюби дело, и оно тебя полюбит, - подбадривал Андрей.
- Ты вроде деда Мирона: нас на путь наставляешь, а сам поди не чаешь, как весны дождаться.
И все трое расхохотались.
Между тем слух о новоселах на Давыдовом починке дошел до ушей начальства. На масленице со старшим сыном Давыда приехал незнакомый человек. Был он маленького роста, собой щуплый, с хитрыми глазками и сморщенным, как пустой кошелек, лицом.
- С праздником, с широкой масленицей! Вон вы куда забрались! Верно, чтобы от очей начальства подальше быть? Ась?
Давыд несколько смутился.
- Это уж как вашей милости угодно.
Он посадил гостя за стол и поставил перед ним тарелку с блинами.
- А кто у вас в другой половине жительствует? - полюбопытствовал приезжий.
- Знакомцы деревенские, земляки.
- Что же ты их не пригласишь к столу?
- Чего их приглашать: не чужие, сами придут. А вы, господин, чьи сами-то будете?
- Красноуфимский я. По письменной части маюсь.
Глаза "красноуфимского" воровато шарили по избе.
- Нехудо живете, худо, что в тайности себя содержите.
Поев, он оделся и будто по ошибке зашел на другую половину. По случаю праздника друзья играли в карты.
- Мир честной компании! - сладким голосом заговорил приезжий. - Дозвольте присесть?
- Садитесь, - ответил Андрей. - Какое у вас к нам дело?
- Дела, можно сказать, никакого… Просто заехал познакомиться… Узнать хотелось, кто в такой глухомани поселился.
Андрей нахмурился.
- На что же это понадобилось?
- Да больше из любопытства.
Мясников внимательно разглядывал неожиданного посетителя. Тот невольно съежился под его немигающим тяжелым взглядом.
- Что ты, мил-человек, так смотришь на меня? Или признаешь знакомого?
- Признаю, - глухо сказал Мясников.
Гость принужденно засмеялся.
- Истинно сказано: гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется… Уж вы меня простите. Я поеду.
- Скатертью дорожка, - буркнул Никифор.
Приезжий откланялся, следом за ним вышел и Мясников.
Вскоре есаул вернулся и спокойно сказал:
- Помогите-ка мне, ребята, зарыть эту падаль.
- Убил?
- А как вы думали? Он нас вынюхивал. За тем и ехал в такую глушь. Он мне уж попадался раз, да я, дурак, отпустил его в ту пору… Старый ярыжка!
Через несколько дней поздно вечером раздался стук в ворота. Андрей вышел отворить, думая, что это один из давыдовичей. Перед ним стоял среднего роста худощавый пожилой человек.
- Пусти переночевать, - попросил он, - да скажи, коня куда завести.
- Ступай в избу, а коня заведи под навес.
Незнакомец сильно прихрамывал.
Андрей провел его в свою половину, где по стенам рядом с хомутами, седлами, уздечками висели лосиные рога, волчья шкура и несколько соболиных шкурок.
Мясников и Никифор храпели на полатях.
Проезжий окинул жилье острым взглядом, снял овчинный полушубок и остался в поношенном военном мундире.
- Верно, пришлось и на войне побывать? - спросил Андрей.
- Пришлось всякого отведать: и худа и лиха, - молвил хромой. - Завоевали бы всю Пруссию, кабы не господа-енералы. Много было меж них с немецким духом и ретираду чинили, где наступать следовало.
- Что ж ты сам ушел из армии или по ранению?
- В инвалиды меня поверстали, вот и попал на родину. Слыхал, может, село Богородское?
- Нет, не слыхал.
- Когда-то богато жили мужики, покуда не добрались до них царские чиновники да помещичьи бурмистры. Сам-то я по литейному делу мастеровал, а теперь вот медком да воском торгую. Езжу к знакомым пасечникам. Вот и к Давыду заехал.
"А ведь это я его в Осе встречал", - вспомнил Андрей, при свете лучины разглядывая незнакомца. Что-то необычное чуялось ему в этом ночном посещении.
Он угостил заезжего ужином.
Сухощавое с реденькой седой бородой лицо его дышало умом и энергией.
- Слыхал ты, - спросил он с лукавым видом, - притчу про четырех братьев?
- Нет, не слыхал.
- Ну, так послушай: умственная притча. Жили в лесу четыре брата. Долго жили и стосковались по людям, стали советоваться, как поглядеть белый свет, разведать, какой правдой люди богаты. И решили они идти на все четыре стороны, каждый в свою: кто на восход, кто на полдень, кто на закат. Первый брат дошел до монастыря. Монастырь на горе, а под горой ключик. Видит: монах ключевую воду льет в кувшин. Налил и пошел в монастырь, первый брат за ним. Встал монах на паперти и ну продавать ту воду из кувшина. "Покупайте, православные, слезы богородицы". Народ толпится возле него, всякий свою скляницу протягивает. Тут первый брат и говорит: "Не покупайте у него, обманщика, видел я, как он брал эту воду из ключа". Откуда ни возьмись, набежали монахи, пузатые, краснорожие, задолдонили: "Бейте его, безбожного еретика!" Схватили первого брата и повели в подвал монастырский под крепкий караул.
Второму брату довелось дойти до города. Стал он спрашивать, где правда живет. Один мещанишко ему и говорит: "Спроси вон в суде, судьи должны знать". Второй брат поднялся по каменной лестнице, зашел в палату, где судейские чины заседали, и давай пытать: "Расскажите мне, какой правдой люди живы". Поглядели на него приказные и ну хохотать: "Вот дурак-то, вот невежа!" А один, самый набольший, как закричит: "Паспорт у тебя есть?" - "Нет, - отвечает второй брат, - я сроду такого не имел". - "Так ты, говорит, беглый! Эй, стражи!" Полицейские служители подхватили раба божия и поволокли на съезжую.
Третий брат шел, шел да и дошел до деревни. Деревнешка бедная, избы ветром шатает. Ни баб, ни мужиков, одна старуха древняя. Спросил ее третий брат, куда народ девался. "На барина робят", - отвечала старая. - "Где же барин живет?" - "А вон евонная усадьба". Увидел третий брат, в каких хоромах барин живет, и пошел туда. Барин сидит в беседке, чай попивает со всякими сластями, а вокруг него слуги: кто с подносом стоит, кто мух отгоняет. Увидал барин третьего брата и спрашивает: "Тебе чего надо?" - "Хочу, - говорит тот, - знать, по какой правде ты живешь. Видать, она у тебя легкая: мужики на тебя робят, а ты чай распиваешь". Барин рассердился: "Ты, холоп, меня учить пришел? Так я тебя сам научу. Отведите его на конюшню, да всыпьте горячих, чтобы с места не поднялся". Слуги рады стараться, набросились, как стая борзых.
Четвертый брат попал на рудник. Поглядел он, как люди из сил выбиваются, породу долбят, и спросил: "Что же это вам за охота камень бить день-деньской?" - "Кабы наша воля, - отвечают те, - мы бы и дня здесь не пробыли". - "Так бросьте все и ступайте по домам". Тут к ним подошел смотритель и на четвертого брата зверем глядит: "Ты это здесь по какому случаю? Как ты посмел народ мутить? Да я тебя в остроге сгною. Вяжите его, ребята!" Ну и связали.
Встретились все четыре брата в одном месте - в городском остроге.
- Стало быть, так и не нашли правду?
- Так и не нашли, видно, не с того конца брались.
- Я вот тоже искал правду да тоже не с того конца к ней шел.
- Правду искать - лучшей жизни искать. Все мы о ней думаем, да не все добываем.
- Я вот один ее добывал… и без толку.
- Одному и бревна не поднять, а возьмись всем тулаем - гору своротишь.
- Кто возьмется? Всем плеть страшна.
Гость насмешливо прищурился.
- Стало быть, и ты в пустынники записался?
Андрей вспыхнул.
- Кто я и кем буду, одному мне ведомо, никому до того дела нет.
- Рано ты, атаман Золотой, крылья опустил.