- У вас! У вас! Завтра хочу увидеть во дворе замка петушиный бой.
- Но в Кракове петухов выпускают драться только на Петра и Павла. Да и то на потеху черни.
- А на сей раз мы выпустим их завтра же, здесь на Вавеле. Я приду на состязания вместе со всем двором, как у нас в Бари.
Желание королевы было понято как приказ, и на другой день под вечер, к удивлению всего замка, двор заполнился жаками в пестрых костюмах - не то фокусниками, не то шутами.
Королева смотрела на них с галереи и поторапливала маршала двора.
- Маршал Вольский! Чего мы ждем? Здесь нет никаких боев, одни только маски…
- Это ряженые, ваше величество. Но вот уже несут клетки с петухами.
- Вижу, - сказала она, наклоняясь.
- Бойцы перед вами, государыня! - объявил Станьчик и, скорчив рожу, добавил: - Сколько живу, таких на этих плитах не видал.
Королева глянула на двух напуганных царившим здесь гомоном и вовсе не расположенных к драке черных петухов - у одного из них был на шее красный бантик - и тоже скривила губы.
- И это, по-вашему, битва? - произнесла она. - Без жизни… Как скучно! Этих жалких кур не раззадоришь, не крикнешь: "Возьми его. - А вы, светлейшая госпожа, предпочли бы смотреть, как летят перья и льется кровь? - допытывался Станьчик.
- Да! - отвечала она, на этот раз уже гневно. - Я дочь итальянских кондотьеров и не боюсь крови. Я хотела увидеть настоящее зрелище, а тут… Шуты во дворце и шуты там, внизу… Пойдемте в сад, синьорины.
Она повернулась и пошла прочь, а за нею последовала вся свита. На галерее остался один лишь Станьчик, минуту он глядел на жаков, пытавшихся раздразнить двух черных, не готовых к бою птиц.
Наконец покачал головой и пробормотал:
- Здесь не Италия. Не Бари…
В летний полдень, когда собравшиеся вокруг королевы придворные уже успели высказать комплименты игравшей на лютне Беатриче, Бона спросила Станьчика, насмехавшегося над одним из задремавших дворян:
- Ты обещал прочесть нам нынче какие-то вирши? Что это будет? Стихи пана Кшицкого или поэмы Дантышека на языке латинском?
- Ни то, ни другое, - шут сделал пренебрежительную гримасу. - Я хотел представить вам, всемилостивая госпожа, первое в поэзии славян стихотворение, сочиненное при дворе, о хороших манерах за столом. Рифмованный трактат из прошлого века, весьма потешный.
- Bene. Читай!
С нарочитой серьезностью Станьчик декламировал:
За столом иной, бывает,
Всех локтями задевает,
Расплескав вино чужое,
Извиниться забывает
И, других опережая,
Кус получше добывает.
Он в моем стихотворенье
Не услышит одобренья.
Барышни, от них в отличье,
Вы должны блюсти приличья.
Прочие советы таковы:
Понемногу отрезайте,
Лишку в рот не набирайте
И помногу не глотайте.
Потому что большие куски всегда костью застревают в горле.
Бона нахмурила брови.
- Довольно. О чем еще толкует автор этого стихотворения?
Станьчик громко фыркнул.
- Дает пирующим совет не облизывать пальцы. И не обгладывать с жадностью кости.
- Кости? - не поверила королева.
- Таков совет. Разве плох? - спросил шут с вызовом.
- Я спрашиваю, ты отвечаешь. Послушай, дурак, ты ведь все так хорошо знаешь, над всем готов посмеяться. Ответь мне на такой вопрос: правда ли, что зверя в лесах стало меньше, чем прежде?
- В походе рыцари набивают брюхо до отвала. Мясо для войска сушат, вялят. Да и в дни мира охота - разлюбезное дело.
- Но равнин и лугов у нас без счета. Да или нет?
- Отвечу шуткой…
- Хочу услышать лишь одно слово - "да" или "нет".
- Да. На одного дракона хватит.
Бона ответила спокойно, но глаза ее метали молнии.
- Если бы, как полагает король, ты и в самом деле был бы умен, то не давал бы глупых ответов. Синьор Алифио, прошу вас, узнайте подробней и доложите мне суть сего дела. Я хотела бы знать, сколько на сих пространствах можно было бы содержать скота, особливо коров?
- Не свиней, а коров? - удивился шут. Бона решила удостоить его ответом.
- Свиней надо откармливать, а коровы и овцы пасутся сами. В Неаполе королевские земли отведены под пастбища, а плата за пользование ими идет в королевскую казну. Торговля скотом процветает, мяса на столах вволю. Да при том отъевшиеся на этих лугах огромные стада сами переходят границы неаполитанского государства. Нет никаких расходов на перевозку. Просто?
- На удивленье просто! - воскликнул шут. - Не только…
- Что только?
- С той поры, как стоит польская земля, ни одна из ее королев не утруждала свою голову мыслями о… скотине, - закончил Станьчик.
Он рассчитывал услышать взрыв смеха, но придворные стояли опустив глаза, с каменными лицами.
Бона вдруг встала.
- Да, - сказала она ядовито, - ни одна не утруждала. И потому-то поэты должны были поучать подданных, чтобы они даже в дни мира столь усердно не обгладывали кости.
Поздней осенью, когда ветер срывал с деревьев листья, король с супругой выехали на охоту в Неполомице, но дурные вести с Поморья заставили их вернуться. Король какое-то время еще пытался выждать, наконец, несмотря на уговоры Боны положиться на Фирлея или Тарновского, стал собираться в поход. Сигизмунд, упрямый как все Ягеллоны, не внимал уговорам Боны, хотя она, жалуясь на приступы дурноты, говорила ему, что снова в тягостях. Король обрадовался ее словам, но от намерений своих не отказался.
- Оставляю вас с неспокойной душою, но ехать должен.
- Надолго? - спросила она, вздохнув.
- Война с Альбрехтом может быть очень тяжелой. Возможно, и зимы на нее не хватит. Кто знает.
Бона взглянула на него с удивлением.
- Как? Вы не приедете ни на Рождество, ни на Пасху и даже ко дню рождения сына?
Король молчал, стараясь не глядеть Боне в глаза.
- Я поняла, - сказала она через минуту. - Вы не вернетесь.
- Не знаю. Буду слать письма. И хотел бы получить весть о том, что вы счастливо разрешились от бремени.
- О появлении на свет наследника престола? О да. Тотчас же подам весть. Но… Ваше величество…
Бона подбежала к королю и в неожиданном порыве страха спрятала голову у него на груди. Король нежно утешал ее.
- Постараюсь вернуться. Но прошу вас, запомните: коли не успею к сроку, даже если это снова будет дочь, высылайте гонца.
Она гордо выпрямилась.
- Если, не дай бог, родится вторая принцесса…
- Что тогда?
- Тогда, мой господин и король, я сообщу вам лишь об одном - о здоровье королевы.
Король уехал, и Вавель без рыцарей и королевских советников показался еще более пустым и холодным. К тому же как-то перед самым Рождеством королеву разбудил грохот и стук. Она кликнула Анну, та спустилась вниз, но вскоре вернулась ни с чем - никто из приближенных не знал, что случилось. Тогда королева велела позвать в опочивальню Вольского, которого встретила упреками.
- Вот уже час, как ужасный стук и грохот не дают мне заснуть. Слышите?
- Слышу стук колес.
- И цокот копыт по мостовой. Голова раскалывается от боли. Что все это значит?
- Ваше величество… По приказу короля со стен и с валов снимают пушки.
- Пушки? Боже! И с вавельских стен тоже?
- Да. Даже самые тяжелые.
- Замок останется без пушек?
- Таков приказ его величества. Осадные орудия, которые он взял с собой, не достаточно мощны.
Их слишком мало.
- Об этом судить я не могу, но полагаю… Мне надо поговорить с маршалом Кмитой.
- Он еще вчера уехал к королю.
- Как, он тоже? Значит, никого нет?! Я осталась одна. Без всякой защиты… В замке, в котором нет даже пушек. О боже! Неужто король, помня о пушках, забыл обо мне… Своей супруге?
Маршал Вольский не смог, однако, повлиять на изменение королевских приказов, и зима была тягостной не только из-за морозов и вьюги, но также из-за неуверенности: какая судьба ждет незащищенный город? А если отряды крестоносцев подберутся к границам Малой Польши?