Она улыбнулась.
- Сегодня вечером я попробую дать вам ответ, который, я надеюсь, будет для вас утешением.
В следующее мгновение король заключил Бону в объятия…
Они расстались лишь на рассвете, и король, уходя, еще раз коснулся разметавшихся на подушке волос и прошептал:
- Вы правы. Воистину.
Она осталась одна, сонная, понимая, что уже не уснет до прихода Марины или Анны, которые придут ее будить. Ее двор… Теперь придворные дамы были подобраны по ее воле, а не так, как было условлено перед свадьбой. Нет, нет, она не чувствует себя одинокой, разве что с годами придворные девушки выйдут замуж за королевских дворян, одряхлеют старые слуги…
В эту ночь она не беседовала с королем о делах, говорила с ним лишь на языке любви и ничуть не жалеет об этом. Ее юное тело истосковалось по ласкам, а кроме того… Она дала себе слово, что, подобно Елизавете из династии Ягеллонов, станет матерью королей, и в эти годы, годы первого знакомства с чужой страной, двором и языком, постарается почаще наклоняться над колыбелью, подарком из Бари, серебряной колыбелью Ягеллонов. За эти годы она приучит здешних женщин одеваться на итальянский манер, познакомит двор с итальянской кухней, с тамошними плодами и зеленью. Оживший Вавель запоет и затанцует, и двор Боны, супруги Сигизмунда Ягеллона, прославится на всю Европу. Да… вот еще - лошади. Нужно также позаботиться и о том, чтобы в королевских конюшнях были лошади самых лучших кровей…
Она закрыла глаза и вновь увидела себя во главе свадебного кортежа: вот она гарцует на своей любимой белой кобыле, скачет по лесной дороге, выезжает на опушку леса. Тогда она чувствовала себя не менее счастливой и не менее усталой, чем после нынешней ночи. Изабелла… Дочь…
Единственная тень среди светлых картин, мелькавших перед ее глазами. Но молодость еще не прошла, еще есть время, мечты могут исполниться. Кто-то стучит в дверь… Кто осмелился потревожить ее в эти мгновенья блаженного полусна? Как всегда Марина. Это значит, что час уже не ранний, что наступил новый день…
Она взглянула на камеристку, которая подошла к окну открыть шторы, и вдруг, увидев за окном солнце, захотела искупаться в его лучах, как когда-то на Средиземном море…
- Отвори окно! - приказала она. Марина в удивлении обернулась.
- Отворить окно? На небе солнце, но еще февраль, холодно. Не то что в Бари.
- Тогда приоткрой. В покоях душно.
- Душно? - повторила Марина, словно эхо. - Но ведь в замке всегда сыро и холодно.
Наскоро закручивая в узел распущенные волосы, Бона вдруг спросила:
- Значит, это правда? Ты не любишь этот замок? Не любишь Краков? Вавель?
- Кто посмел сказать вам такое? - испугалась Марина.
- Разумеется, твой друг Паппакода, кто же еще.
- Паппакода? - удивилась она. - Но ведь он сам вечно жалуется.
- Знаю. Неугоден ему доктор Алифио. Ну что ж. Пусть попробует, как Алифио, добиться признания Краковской академии. Чести обучать польских школяров римскому праву… Да что он вообще-то может?
- Ну хотя бы управлять замком.
- Хотя бы? Полно! Он не в Италии, не в Бари, только там эта должность была ему по плечу.
- Ах; госпожа, - в голосе Марины звучала обида. - Вы почему-то говорите о нашем герцогстве…
- Как же? - прервала Бона, чувствуя, что в душе ее закипает гнев. - Не молчи. Говори.
- Как о каком-то… захолустье. С пренебрежением.
- Я? А впрочем… Ты меня сердишь. Видишь только то, что хуже, чем у нас в Италии: здесь небо темнее, холодно, нет наших чудесных плодов… Я сама знаю это. Здесь жизнь трудней, суровее. Все чужое. Но принцесса наказывала вам, чтобы в этом чужом, далеком краю вы были для меня защитой и опорой. Вы, итальянцы, ее приближенные из Бари. И что же? Какой от вас прок? Почти никакого. Все старания Алифио только бесят тебя и Паппакоду. Регque? Отвечай!
- Потому что вы, ваше величество, доверяете ему больше, чем любому из нас. Вы сделали его своим канцлером.
- Он заслужил этого. Обо всем знает, умеет лавировать, предупреждает об опасностях. Паппакода вздумал с ним равняться? А позаботился ли он о том, чтобы обеспечить мое приданое? Что я знаю о землях, которые дали мне - польской королеве? Немного. Жаждет похвал? Bene. Ступай. Вели ему прийти сразу после завтрака.
- Милостивая госпожа! Позвольте мне остаться - причесать вас, как обычно, - умоляла Марина.
- Я сказала - выйди. Позови Анну и Беатриче.
- Милостивая госпожа!
- Я все сказала. Пока Марина, разыскав Паппакоду, провела его в покои королевы, он с досады мял бумажные свитки, которые нес под мышкой. Даже Марине злость его показалась чрезмерной.
- Вооружитесь терпением, - сказала она. - К несчастью, я разгневала королеву, напомнив, что она давно не писала принцессе, забывает Бари.
- Это чистая правда, - пробурчал Паппакода. - Материнские советы для нее ничто. Вы слышали?
Алифио имеет право войти к ней в любое время дня. Может быть, она хочет сделать его и бургграфом?
- Не знаю, - солгала Марина. - Но он сумел завоевать признание ученых людей в Академии и королевских секретарей. Мы должны потолковать о наших делах с глазу на глаз. Выдастся минутка, я приглашу вас, потолкуем за бутылкой вина. А теперь ступайте к ней. Приготовьте нужные бумаги, она хочет их посмотреть после завтрака.
Но Бона этим не ограничилась: она подробно изучала все документы, брачный контракт, грамоты о пожалованиях. Паппакода одну за другой подавал бумаги, королева со вниманием склонялась над ними, а потом одну за другой бросала на пол. Вначале пыталась в них разобраться, а потом потеряла терпение.
- Что это такое? - восклицала она гневно. - Пустое! И это тоже пустое. №еп!е! По записям я должна была получить земли, принадлежавшие польским королевам. А это жалкие бумажки, которые надо выбросить! Дарованные земли - смешно даже: Радом, Хенцины, Ленчица, Лобзов и Конин.
Конин? Есть там хотя бы приличные кони?
- Нет, ваше величество. Об этом ничего не было сказано.
- Стало быть, Конин без коней. Далее. Клодава и Иновроцлав. Мало. Очень мало. Вы хотя бы сказали, что я недовольна?
- Да, государыня. Но помнится мне, что не так давно его величество пожаловали нам земли и за пределами Короны, все Пинское княжество, Кобрин и Клецк.
- Где находятся эти земли?
- На востоке, ваше величество.
- В Великом княжестве Литовском?
- Да. Земли обширные, от Гродно до Ковно, два огромные старосте а на Руси, в Подлясье и на Волыни.
- На случай войны с Орденом - земли эти подвергнутся нападению?
- Если князь Василий не выступит в то же время, если татарские орды не двинутся на Волынь…
- Довольно, - прервала она. - Слишком много "если". Будем считать, что война захватит только северную часть Польши, Поморье и Гданьск. Чего тогда стоят мои обширные владения в Литве и на Волыни?
- Ваше величество… Как я слышал, это лесные края, оттуда можно вывозить меха, лес, воск.
Бона задумалась на минуту, смягчилась.
- Девственные леса… Мачтовые сосны… Таких в Италии нет. Bene. Я люблю охоту. Всегда мечтала померяться силой с волчьей стаей. Услышать волчий вой.
- В этих вековых лесах множество зверья, - торопливо поддакивал Паппакода. - Даже водятся медведи.
Она успокоилась, повеселела.
- Да? Наконец-то что-то любопытное. Я поеду туда и устрою охоту на страшного дикого зверя.
- Герцогиня Бари была бы против этого, - возразил он неосторожно.
- Неужто?
- Но, ваше величество… На охоту, с копьем, после недавних родов… Это тяжело…
- Неужто? - уже явно насмешничала она.
- Мелкий зверь: лисы, зайцы, на них легче охотиться… - прервала она. - Я сказала: буду охотиться на дикого зверя! Дикого. Рпто - у моей дочери отменные няньки. - зачем мне копье? У меня есть аркебуз, дар французского короля. Отличное ружье, стреляет на диво метко. С ним можно идти на самого большого литовского медведя.
Паппакода привел последний довод:
- Оленя можно застрелить и под Краковом. В Неполомицах.
Бона засмеялась, словно бы соглашаясь.
- Олень только этого и ждет! Станьте вон там, синьор Паппакода. Дальше, еще дальше. - Она прицелилась, словно собираясь выстрелить. - Пиф! Паф! И ваших рогов как не бывало.
Вконец обозленный Паппакода гордо выпятил грудь.
- Я не женат.
- Пока нет. Но польки bellissime! Право, уж лучше мне охотиться на медведя… - смеялась Бона, но, взглянув на бумаги, неожиданно изменила тон. - На сегодня довольно. Можете забрать грамоты и бумаги. Подождем, пока король не вернется из похода… А пока что старайтесь разузнать побольше о дарованных мне землях.
Наступило жаркое лето, и даже вечно дрожавшая от холода Марина соглашалась, что в Польше оно буйное и прекрасное. Маленькая королевна целые дни гуляла возле замка, среди цветов и трав, а в ночь на Купалу без страха глядела на зарево горящих костров, бившее в окна. Бона, год назад, вскоре же после приезда побывавшая в замке в Неполомицах, не видела, как здесь справляют праздник Купалы, как пускают по реке венки, и теперь с превеликим любопытством глядела с галереи на костры, золотыми точками обозначавшие берега реки.
- И красиво, и страшно, - восторгалась она. - Огни. Столько огней…
- В канун Купалы, - объяснила ей Анна, - на всех лесных полянах, на берегу любой реки люди разводят костры. В честь наступления лета.
- Обычай, конечно, старый, но не христианский. Санта Мадонна! Я должна весь вечер, а может, и всю ночь любоваться горящими на берегу Вислы кострами? На таких кострах обычно сжигают ведьм.
- У нас такой обычай не в моде, государыня, - вставил словечко Станьчик.