- Стало быть, это вы, епископ, решили дело в пользу Карла? - продолжал расспросы король.
- Можно и так сказать, ваше величество.
Епископ хотел еще что-то добавить, но королева чуть не подскочила с места.
- То есть как это? - спросила она. - Не понимаю, ваше величество, - без нашего на то согласия?
Сигизмунд молчал, но епископ продолжал свои объяснения.
- Я голосовал, помня тайный наказ вашего величества, данный мне перед отъездом.
- Тайный наказ? В поддержку Габсбургов? - Королева, казалось, была не просто удивлена, она кипела от гнева.
- В поддержку короля Испании, - возразил Джевицкий.
- Но, светлейший государь, - продолжала Бона, - мне трудно поверить, что польский король, имея возможность выбора между французом и немцем, предпочел немца.
- Почему трудно? Чем же Валуа лучше?
- Они не так опасны для нас, как те, крестоносцы. Французы дальше от нас.
- Однако!.. - сказал король и умолк. Бона не желала сдаваться.
- Карл - это династия Габсбургов. А они давно зарятся на мое италийское наследство. И на герцогство Бари.
- Но разве не от них год назад я получил чудный лик… - начал король.
Бона презрительно скривила губы.
- Ах! - хотела было вставить она слово, но Сигизмунд продолжал:
- …и известие, что герцогиня Бона, принцесса, согласна стать моей женою.
- Если даже благодаря им я и стала польской королевой, то у них были причины отправить меня подальше от италийских герцогств. Я не слепая и знаю, чего стоит их расположение.
- Вы сердитесь, светлейшая госпожа, вы несправедливы, - пытался смягчить ее король.
- Я - Бона Сфорца. И не верю Габсбургам ни на грош. Сигизмунд неожиданно встал и, кивнув головой Джевицкому, направился к дверям. Он остановился на секунду, обернулся и сказал спокойно, но решительно:
- В вашем роду в гербе дракон, вам следует знать, что дракон обитает и на Вавеле. И еще неизвестно, который из них окажется сильнее.
Он вышел, а Бона, глядя с изумлением на епископа, спросила:
- Я не понимаю. О чем сказывал король? Джевицкий выглядел смущенным, но не уклонился от ответа:
- Он вспомнил про вавельского дракона.
- Санта Мадонна! Я живу здесь скоро год и вдруг узнаю, что тут водится какое-то чудище.
Какой-то страшный дракон. Что это значит? Откуда вы слышали, что мне предсказывал маг?
- Теперь я могу сказать: не понимаю… О предсказаниях мага я и не слыхивал. Но зато знаю легенду о злом драконе, обитавшем на Вавеле. Он уносил лучших юношей, и его отравили горожане, подмешали в еду яд.
- Он был отравлен?
- Да.
- Стало быть, это только легенда? - спросила она, уже успокоившись.
- Конечно, легенда, - ответствовал Джевицкий с улыбкой.
- И все же я не пойму, почему вы были лишь советником пражских послов и не могли проголосовать от имени его величества, опекуна несовершеннолетнего Людвика?
- Чехи преждевременно объявили о совершеннолетии своего короля. Я мог только советовать, но, положа руку на сердце, скажу, что ни король английский Генрих, ни французский Франциск не получили бы поддержки четырех электоров из семи.
Бона не спускала с епископа глаз, словно бы пытаясь прочесть все его тайные мысли, разгадать криводушие, лицемерие, но епископ, хорошо помнивший последний разговор с Боной, прерванный тогда лишь случившимся с ней приступом, сейчас предупредил ее вопрос:
- Я сделал все, согласно воле его величества, желающего жить в мире и согласии с соседями, с новым императором. Но, увидев ближе деяния Габсбургов во Франкфурте, разделяю опасения вашего величества. Карл Пятый в случае войны будет не с нами, а с крестоносцами. А посему прошу вас, светлейшая госпожа, допустить и меня в круг близких вам особ, верных слуг и советников… Тем более что мне стало известно, будто Карл затеял хитрую интригу, направленную против вас, ваше величество.
- Какую же?
- Я предпочел бы говорить об этом не здесь.
- Жду вас, ваше преосвященство, не позднее чем через час в моих покоях…
На другой день король, вызвав Джевицкого к себе, принял его любезнее, чем обычно, и сказал:
- Я хотел бы держать сегодня совет с вами и с Тарновским. Любопытно мне было бы услышать мнение моих советников, каковы будут наши дела в Европе после избрания Карла Пятого. Так ли вы судите о сем, как королева, или иначе?
Джевицкий постарался не отвечать на вопрос короля прямо.
- Королева - кладезь учености, - сказал он. - Я слышал, что она знает на память четыре книги "Энеиды" и много писем Цицерона. Читает наизусть стихи Овидия и Петрарки. У нее живой и быстрый ум.
- А темперамент южный, - проворчал король.
- О да, она, быть может, несколько горячего нрава, но хорошо знает, чего хочет.
- Пока - Тарновскому о ее неприязни к Габсбургам ни слова… он…
В эту минуту в королевские покои вошел Тарновский, Сигизмунд на мгновение умолк, затем после обычных слов приветствия, спросил:
- Вы, должно быть, уже слышали, что Карл выбран императором?
- Это добрая весть, - отвечал Тарновский и, обращаясь к Джевицкому, продолжил: -Радуюсь, что вы ее нам привезли, ваше преосвященство.
- Теперь Испания, Нидерланды и все княжества немецкие в одних руках. Каково будет ваше суждение на сей счет? - поинтересовался король.
- Мы получили могучего союзника, в государстве которого никогда не заходит солнце. Нам легче будет отразить нападения крестоносцев и турок, потому что иные опасности ныне нам не угрожают.
- Королева находит, что куда больше толку было бы в франко-турецком союзе. Против Габсбургов.
- Если и против, то с кем? Не вижу других союзников. Простите, ваше величество, но устами королевы говорит неприязнь.
- Неприязнь? С чего бы?
- Есть на то причина. Недавно умершая королева Неаполя Иоанна отписала в завещании изрядную толику денег родственнице своей - Барийской герцогине. Карл отказался подтвердить завещание Иоанны и - соответственно - выплатить деньги.
- Отказал?! Не думаю, чтобы супруга моя знала об этом уже в день приезда послов.
- Тотчас по приезде, - вмешался в разговор Джевицкий. - Я поведал о сей неприятной истории канцлеру ее королевского величества.
- Доктору Алифио? Италийцу?
- Да, ему.
- Гм… Стало быть, знала… Это меняет положение вещей, - признался король.
- И я так полагаю, ваше величество, - добавил Джевицкий. - Карл Пятый нарушил взятые им перед выборами обязательства по поводу неаполитанского наследства.
- А был ли он посредником между нами и крестоносцами, как обещал?
- Лишь в известной мере, ваше величество. Он склонял великого магистра признать вассальную зависимость от вас и присягнуть вам на верность.
- Однако Альбрехт отказался сделать это.
- Увы.
- С крестоносцами все едино войны не избежать, - заметил Тарновский. - Худо, что великий князь Московский Василий спешит объединить русские земли. Есть вести, что он замирился с ханом Гиреем.
- И вы полагаете, на нас снова двинутся татары? - спросил король.
- В этом я более чем уверен, - утвердительно ответил Тарновский. - И если бы вы, ваше величество, позволили мне объяснить государыне, сколь велика подступившая к нам со всех сторон опасность, быть может, она не стала бы именно сейчас добиваться своих прав на наследство Иоанны.
- А вы попытайтесь сами сделать это. Кроме того, необходимо потребовать от великого магистра подчинения Короне… Если только он не нападет на нас первым…
Короля Бона выслушала куда внимательней, чем Тарновского.
- Стало быть, война неизбежна? - спросила она.
- Да. Кнехты великого магистра предают огню и разорению наши пограничные земли.
- И вы снова хотите покинуть Краков? Когда же?
- Во всяком случае, не раньше, чем на помощь Альбрехту придут наемные войска и западные рыцари. Но войны - мужское дело, не обременяйте себя подобными заботами. Вы ведь не поверили Тарновскому, когда он говорил, что наши границы вечно под угрозой.
Бона тяжело вздохнула.
- О боже! Что я, выросшая в Бари, могла знать о крестоносцах? О татарском ясыре - этой страшной неволе, придуманной для детей и женщин? Об отуреченных сиротах, из которых растят янычар? Кстати, о Тарновском…
- Любопытно, что вы о нем скажете, - оживился Сигизмунд.
- Верно ли, что на время войны Фирлей передаст ему свой гетманский жезл?
Король, казалось, был обескуражен таким вопросом.
- Не знаю, откуда такие вести? Гетманом коронных войск был и остается Миколай Фирлей из Домбровицы. Есть и будет до самой смерти своей на поле брани.
- Тем лучше. И еще одно. Пожалуй, стоит уже сейчас сделать что-нибудь для Кмиты.
- Кмита весьма надменен и смутьян.
- Неужто? - удивилась королева. - Он предан вам всей душой.
- Мне?
- Вам и династии Ягеллонов. Он старше Тарновского, а посему так спешит занять высокую должность.
Сигизмунд подошел к Боне вплотную и долго вглядывался в ее лицо.
- Бог мой! Столько хитроумных замыслов в столь очаровательной головке, - наконец произнес он.
- Неужто среди них не бывает и такого: "Я тоже спешу"? Но не к королю, раздающему благодеяния. А к супругу. Почему вы отвернулись? Спрятали лицо? Боже, почему вы залились румянцем?
Бона ответила очень тихо и страстно:
- Италийские женщины - это воистину ую1а сРатоге, на которой можно сыграть дивную любовную песнь, но только если…
- Если? - переспросил король.
- Если умеешь играть.
- Ваш ответ не прям, - огорчился король. - Он не может быть утехой для сердца.