- Так сделайте его королем Сицилии, государь, - предложил Жан де Бон. - Тристан усмехнулся.
- Почему не королем иерусалимским? - спросил он. - Это еще дальше; к тому же гроссмейстер ордена тамплиеров охотно пообещает нам обрезать его длинные уши, а кстати, добраться и до его длинной шеи.
Людовик был все так же сумрачен. Некоторое время царило молчание.
Вдруг Неккер встал.
- Разрешите мне отлучиться на несколько минут, государь, - попросил он. Король удивленно посмотрел на него и кивнул в знак согласия.
Через четверть часа Неккер возвратился; дискуссия была в полном ходу. Оба королевских советника высказывали предположения одно замысловатее другого. Король бросил на входившего Неккера короткий, любопытный, беспокойный взгляд и продолжал слушать все так же безмолвно и равнодушно, как прежде. Вдохновение обоих царедворцев стало постепенно иссякать; безразличие Людовика их обескураживало, а со стороны Неккера они больше не видели поддержки.
- Ну, куманьки, довольно намудрили? - спросил король и, улыбаясь, поднялся со своего места. - Будете ли вы, мои друга верные, Тристан и Жан, всерьез утверждать, что действительно нашли средство избавиться от грозящего нам зла - от посягательства моего брата на захват престола?
Оба смущенно молчали. Король направился к двери.
- Запомните, друзья, - молвил он сурово, - нет гарантий против злой воли человека, покуда человек жив! Покойной ночи, друзья! Пойдем, Оливер.
Они пошли в башню. Людовик взволнованно прошел по кабинету, скользнул взглядом по закрытой потайной дверце, упал в кресло и подпер голову руками.
- Брат, ведь мы решили не говорить о смерти! - пробормотал он. Неккер стоял, прислонившись к деревянной панели с дверцей.
- Мы о жизни говорили, государь! - ответил он с ударением. Король покачал головой, не глядя на него.
- Ты ведь знаешь, что эту жизнь сохранить нельзя, Оливер?
- А какую жизнь можно сохранить, государь?
Людовик вздрогнул и согнулся. Он сжал голову руками, словно надевая обруч на разваливающуюся черепную коробку. Но вдруг руки его упали на стол, голова медленно повернулась к Неккеру, широко раскрывшиеся глаза засветились проникновенно, понимающе, на устах шевельнулся вопрос, потом заиграла улыбка. Он встал, не спеша, но и не медленно, как встают полные сил, счастливые люди. Он прошел, весь сияющий, на середину комнаты, поднял глаза к потолку.
- Всякую, всякую жизнь, друг, - ликующе вырвалось у него, словно взор его проникал сквозь бревна потолка, - всякую!
Оливер поднял руку к кнопке дверцы. В лице его не было ни кровинки, оно подергивалось, словно он сдерживал смех или слезы. Губы были белы.
- Попробуйте это сделать, государь, - медленно, тяжко вымолвил он, - я тоже попробую.
Он осторожно отодвинул дверцу в панели и поднес палец к губам.
Король кивнул, прошел мимо него, на пороге еще раз поспешно обернулся и поцеловал Неккера.
- Отказываюсь за нас обоих от смерти брата отныне и навсегда, - торжественно и тихо прошептал он, - ничьей смерти я больше не хочу… И будь что будет!
Оливер скорбно улыбнулся и промолчал. Людовик на цыпочках поднялся по витой лестнице.
Анна спала, лежа на спине, губы были приоткрыты, голова чуть склонена набок. Она громко и часто дышала. Лицо ее, шея и руки были так бледны, что казались прозрачными. Людовик опустился перед ней на колени и медленно ласкал ее взглядом, всю, с головы до пят. Он дотронулся губами до ее волос и виска… и вздрогнул от испуга, позади него стоял Неккер.
- Оливер…
Тот печально и строго поднял руку.
- Государь, - прошептал он, - тело, лежащее перед вами, - уже не тело, оно ничего больше не ощущает и трогать его нельзя. Знаете вы это?
- Она жива еще, Оливер…
- Она жива только для взора, для своего и для нашего взора. Государь, так ли вы добры, чтобы сохранить эту жизнь?
Голова короля склонялась все ниже и ниже; он зарылся лицом в шкуры, покрывающие ложе.
- Да, Оливер, я не потревожу ее сна. Я не дотронусь до нее, когда она проснется. Я не хочу больше убивать…
Потрясенный, весь дрожащий, Неккер молвил только:
- Посмотрите на меня, государь.
Людовик с огромным усилием поднял голову.
- Вы плачете, государь. Вы прежде когда-нибудь плакали? Сейчас вы хороший, хороший человек.
Он опустился на колени рядом с королем и целовал его руку.
- Я уже старик, - тихо сказал Людовик, - и это, видно, к лучшему.
Внезапно он ухватился за руку Оливера и весь прижался к ней.
- Король не хочет больше убивать, - простонал он.
Какая-то необычная улыбка скользнула по лицу Неккера.
- Не король, а человек не хочет больше убивать, государь, а я служу и человеку и королю…
Людовик взял голову Оливера обеими руками и долго глядел ему в глаза, ища чего-то.
- Мы не до конца знаем друг друга, брат мои, - прошептал он наконец, - и это к лучшему.
Они умолкли. Анна повернулась во сне и улыбнулась. Потом лицо ее стало пасмурным, даже печальным, словно ее мучили жуткие видения. Грудь ее быстро поднималась и опускалась. Она вытянула руки, как бы обороняясь.
- Ты все-таки плакал, Оливер, - лепетала она. Людовик поднял задумчивое лицо.
- Отчего ты плакал, Оливер? - печально спросил он.
Неккер посмотрел на него со страданием.
- Из-за вас, государь; я не знал, что вы сами умеете плакать.
- Я этого тоже не знал, Оливер…
- Дай мне зеркало, - шепнула спящая еле внятно. Неземная радость была в ее лице. Оно было неподвижно, а она все-таки улыбалась. Очарованному королю показалось, что улыбка разлилась по ее коже.
- Оставь меня одного, Оливер, дай наглядеться, - тихонько попросил он.
На празднества, данные в замке королевы по случаю крещения дофина, прибыл и Карл Гиеньский.
Рождение наследника вызвало в среде оппозиционных вассалов короны небывалое возбуждение и снова оживило мысль о создании лиги: д’Юрфэ даже полагал, что в скором времени представится возможность претворить оппозиционные настроения в открытое выступление и посему, как опытный политик, именно теперь охотно демонстрировал королю свою лояльность и совершенную преданность. Вот почему Карл, не медля ни минуты, принял приглашение брата и отправился с полагающейся по сему случаю радостью приветствовать наследника престола.
Он нашел короля в необычайном для него состоянии душевного покоя и ровной, просветленной доброты. Все это поведение по отношению к брату было до неправдоподобия чуждо каким-либо политическим целям и соображениям; и, однако, в нем действительно не шевельнулось ни одной мысли, напоминающей интригу, ловушку, подвох. Шарлотта, встретившая Карла умным, исполненным сострадания взглядом и наблюдавшая все время за обоими братьями, спросила сеньора Ле Мовэ, к которому она относилась как к другу и в обществе которого чувствовала себя хорошо:
- Неужто двуличие королей доходит до таких пределов?
- Нет, сударыня, - убежденно ответил Неккер. - Благодатная доброта разлита теперь в душе короля. Он никогда не знал этого чувства, и оно радует его.
Шарлотта выпрямилась в кресле и даже похорошела от неожиданности:
- Значит, король беседует сейчас не с осужденным на смерть?
- С осужденным, государыня, - тихо сказал Неккер.
Королева скорбно опустила голову.
- Как понять вас, мессир? Как могу я поверить в его доброту, раз он все же замышляет убийство?
Оливер посмотрел на ее слишком высокий, с залысинами, лоб.
- Король не может не убивать, - прошептал он, - но вот тот седой человек поистине кроток, поистине добр и не помышляет о братоубийстве. Людовик не знает, что беседует сейчас с осужденным.
Шарлотта в ужасе подняла на него глаза.
- А кто же знает об этом, мессир? - вымолвила она трясущимися губами. Глаза Неккера были печальны.
- Вы, всемилостивейшая государыня, да я.
Руки Шарлотты вспорхнули с колен как испуганные птицы, затем молитвенно сомкнулись.
- Господи, спаси и помилуй и благослави вашу великую душу, мессир, - набожно проговорила она.
Оливер улыбнулся с бесконечной болью и промолчал. Королева глядела на него задумчивыми, ищущими глазами.
- Долго ли он еще будет хорошим человеком? - вдруг спросила она.
- До тех пор, покуда любит, оставаясь чистым.
- Анна… - еле внятно шепнула Шарлотта, и плечи ее поднялись. Оливер закрыл глаза, словно и ему звук этого имени причинял боль.
- До тех пор, покуда больная жива, - пробормотал он.
- А как долго она проживет?
Неккер провел рукой по лбу и загляделся вдаль.
- Тут порочный круг, - дал он странный ответ; - она будет жить, пока он будет хорошим человеком.
Королева быстро оглянулась, наклонилась к стоящему перед ней Неккеру и приникла губами к его руке. Оливер слегка вздрогнул, но не устыдил ее никаким внешним признаком изумления или самодовольства.