Сразу же по кончине императрицы Меншиков показал свою власть, и некоторые родовитые вельможи принуждены были покинуть не только двор, но и Петербург. Прежде всего Меншиков постарался отдалить от императора Петра II Долгоруковых, и для этого из дворца перевёз юного императора в свой новый роскошный дом.
Пётр не любил Меншикова. Да и мог ли он любить человека, который сделал так много зла его покойному отцу, царевичу Алексею? С большой неохотой ехал Пётр в дом временщика.
- Ах, Наташа, как в ссылку иду я в дом Меншикова; ненавистен он мне, да и дом его, и его дочь, моя невеста, также ненавистны, - тихо сказал он, расставаясь с сестрой.
- А ехать тебе, Петя, надо.
- Да, надо… Но я скоро, Наташа, снова вернусь во дворец, только уже не таким, как теперь уезжаю из дворца, - значительно посмотрев на сестру, проговорил император-отрок и крепко обнял её.
- Поедемте, государь, всё готово, - торопил Меншиков Петра. - В моём доме, государь, вам скучно не будет. Я и моя семья постараемся доставить вам всякое удовольствие. Мы все так вас любим, а в особенности моя старшая дочь.
- Вы думаете? - быстро спросил Пётр у Меншикова.
- Я уверен, государь.
Меншиков видел и сознавал, что его дочь Мария не нравится государю; но это не мешало ему надеяться, что он станет тестем императора.
"Тогда я буду на высоте величия. О, тогда все мои враги будут трепетать предо мною, и власть моя будет тогда неотъемлема! Я - тесть императора. И во что бы то ни стало я достигну этого", - так раздумывал Меншиков дорогой, сидя в роскошной карете рядом с императором Петром, которого он вёз в свой дом.
Увы! Его враги, во главе которых стояли Долгоруковы, не дремали и деятельно подготовляли способы к свержению его. Путь для этого у них был - князь Иван Долгоруков, к которому Пётр II был чрезвычайно привязан. Хотя император и был временно разлучён со своим любимцем, но Долгоруковы не теряли надежды на то, что он настоит на возвращении к себе князя Ивана Алексеевича, а тогда вновь явится для них возможность воздействовать на монарха-отрока в желательном для них направлении, и, наконец, добиться низвержения всесильного Александра Даниловича.
V
- Что это, княжич, ты невесел, что свою буйную головушку повесил? - весело проговорил Лёвушка Храпунов, подходя к своему задушевному приятелю, Ивану Алексеевичу Долгорукову, сидевшему за столом в таверне, что находилась на "проспекте", близ реки Невы.
Эта таверна называлась "Рог изобилия", и её содержал немец Карл Циммерман. Она в то время играла немаловажную роль: в неё с целью кутежей собиралась вся знатная молодёжь, а также и офицеры. Карл Циммерман умел потрафлять своим высокородным гостям, и золото из карманов гостей, посещавших "Рог изобилия", переходило в большие карманы угодливого немца.
Молодой князь Иван Долгоруков часто бывал у Циммермана в таверне и оставлял там много денег со своим товарищем, офицером Преображенского полка Храпуновым.
- А, Лёвушка, здорово! - поднимая голову и радуясь приходу товарища, промолвил он.
- Да с чего ты, Иванушка, голову-то свою опустил? - переспросил у товарища офицер Лёвушка Храпунов. - С Меншиковым не поладил, что ли?
- Что Меншиков? Не страшен он мне, Лёва!
- Ты правду говоришь. Иванушка, бояться Меншикова тебе не след. Против него у тебя есть защитник, посильней и могущественнее Меншикова.
- Ты про государя говоришь? Так до него меня теперь не допускают. Меншиков к себе увёз государя и стережёт его как цербер. Ну да авось ненадолго. Пётр-то Алексеевич сильно меня любит и, наверно, скоро призовёт к себе! Да и впрямь, кто лучше меня его повеселить да позабавить может? Эх, скорей бы это случилось! Уж посмеёмся мы тогда над Алексашкой!
- Тише, Иванушка, что ты кричишь? У Меншикова везде есть уши и глаза.
- Дай только подрасти императору, он обрубит у Меншикова долгие уши и выколет его не в меру зоркие глаза.
- Ох, Иванушка, с тобой как раз наживёшь беду немалую. Тебе хорошо - у тебя, говорю, есть заступа. А за меня кто заступится?
- А я-то? Забыл про меня? Меншикову хотелось услать меня из Питера куда-нибудь подальше, да не пришлось.
- Император заступился за тебя?
- Да! Меншиков задумал женить государя на своей дочери, но это ему не придётся, - посматривая из предосторожности по сторонам, тихо проговорил князь Иван.
- Как не придётся? Да ведь княжна Мария Александровна уже объявлена невестой государя.
- Что же из того? Только объявлена. А ведь и в самый девичник часто свадьбы расходятся.
- Знаешь, Иванушка, лучше оставим про то говорить. Не место и не время. Ты лучше скажи мне причину своей печали.
- Что говорить! Ты моему горю, Лёвушка, не поможешь.
- А кто знает? Может быть, и помогу Ты только скажи… ведь знаешь, что я для тебя вдрызг расшибусь.
- Спасибо, спасибо, Лёвушка… Слушай… влюблён я…
- Так с того и тоскуешь? Это на тебя не походит.
- А ты спроси, товарищ, в кого я влюблён-то?
- В кого, в кого?
- В графиню Шереметеву .
- Неужели Наталью Борисовну полюбил? Да как это тебя угораздило?.. Графиня Наталья Борисовна не по тебе…
- Знаю, Лёвушка, знаю! Не стою я её. Она святая, а я… Ну что я против неё?.. Бесшабашный гуляка.
- Да расскажи, Иванушка, как это случилось?
- Увидал я графиню Наталью, и она душу мою озарила. Видал ты, Лёвушка, когда-нибудь Наталью Борисовну?
- Раз только видел.
- Ну, ну, что? Какой она тебе показалась?
- Только и могу сказать тебе, Иванушка: красота графини Натальи Борисовны какая-то особая, не человеческая.
- Именно, именно… Сам я, Лёвушка, сознаю, что любить такую девушку мне не след. Она выше любви, я… я не смею любить графиню Наталью и всё же люблю её.
- Посватайся.
- Что ты, что ты! Какой я жених? Да графиня за меня и не пойдёт. Ей все мои художества известны, и смотрит она на меня как на бесшабашного пропойцу и кутилу.
- Что же ты намерен делать? - спросил Храпунов.
- Пить, гулять - может, в разгульной жизни я позабуду свою любовь и в пьянстве найду себе утеху, - с тяжёлым вздохом ответил товарищу князь Иван.
- Эх, сердечный мой! Жаль мне тебя, а помочь тебе мне нечем.
- И не надо, Лёвушка, предоставь меня моей судьбе. А есть у меня предчувствие, что судьба до добра меня не доведёт.
- Полно, Иванушка, не пеняй на судьбу. Она тебя балует, и счастье улыбнётся тебе.
- Эх, Лёвушка, счастье моё непрочно. Есть у меня приятели, а больше того недругов, и сила на их стороне. Ну да и то молвить, не боюсь я их, не боюсь. Я всей душой люблю государя и до гроба - его слуга верный и преданный. Как ни силён, как ни могуществен светлейший князь Меншиков, забрать в руки царственного отрока я не дам! - твёрдым голосом проговорил Иван Долгоруков.
- Тише, Иванушка, тише! - испуганно промолвил его собеседник. - За нами следят!
- Кто, кто?
Долгоруков быстро обернулся и увидал какого-то закутанного в плащ человека в нахлобученной треуголке, закрывавшей половину его лица.
- Видишь? - тихо спросил у Долгорукова Храпунов.
- Вижу… кто это?
- Секретарь Меншикова, Зюзин; я узнал его. Беда, если он подслушал наш разговор!
- А это я сейчас узнаю! - И Долгоруков направился к столу, за которым сидел личный секретарь Меншикова, Зюзин, душой и телом преданный ему. - Послушайте, вы, господин фискал, за благо даю вам совет - пересядьте за другой стол, не то быть тебе битому, - громко и угрожающим тоном промолвил ему молодой князь.
- Кто дал тебе право, господин офицер, наносить мне оскорбление? - тихо спросил Зюзин, меняясь в лице.
- В моих словах оскорбления не видно, а что я назвал тебя фискалом, так эту кличку ты вполне заслужил…
- Ты, ты, князь, ответишь за меня.
- Может быть. А чтобы уж заодно отвечать, я кстати поколочу тебя… Вон, крапивное семя! - грозно крикнул на Зюзина князь Иван, замахиваясь на него.
Личный секретарь Меншикова почёл за благо ретироваться при громком хохоте всех находившихся в таверне.
Это происшествие с Зюзиным не прошло даром ни для князя Ивана Долгорукова, ни для его приятеля Храпунова. Гнев Меншикова обрушился на них обоих, в особенности на бедного Лёвушку. Несмотря на то, что он в оскорблении Зюзина не был виновен, его по приказу фельдмаршала Меншикова посадили под строгий караул при полку. Что касается Долгорукова, то он был любимцем императора, а потому Меншиков волей-неволей принуждён был щадить своего врага. За скандал в таверне Долгоруков поплатился только тремя днями ареста, но за этот арест ещё более возненавидел Меншикова и вместе со своими именитыми родичами стал всеми силами стараться расстроить брак Петра II с дочерью Меншикова.
Император-отрок так привязался к Ивану Долгорукову, что не хотел разлучаться с ним и требовал, чтобы тот всегда находился при нём. Это исполнялось, князь Иван приобрёл огромное влияние на государя, и могущественный Меншиков был ему теперь нисколько не страшен.
Пётр всё более и более стал охладевать к своему первейшему министру и регенту, вследствие чего могущество Меншикова пошатнулось. В державном отроке Петре II стал просвечивать нрав его великого деда: он требовал беспрекословного исполнения своих приказаний, не любил никаких возражений.