- Плохо дело, Федя, плохо!.. Тебе надо скорее убираться из Питера, а то тебя самого как раз уберут в крепость, а не то и в Сибирь… Меншиков зол, мстителен и не любит, чтобы кто-либо стоял ему поперёк дороги… Сшибёт, раздавит! Теперь его время, его власть, хоть и ненадолго.
- Дядя, вы говорите "ненадолго"? Разве Меншикову что угрожает?..
- Его погибель неизбежна… И знаешь, что погубит Меншикова? Его собственное честолюбие, его ненасытная гордыня. На всё свой предел положен, а Меншиков далеко перешагнул через этот предел. Он высоко поднялся, и поэтому его падение будет великое. Однако не за Меншикова мне больно, Федя, а за твоего отца и за других наших родичей: ведь они, не сознавая, идут по ложному пути… Слава, почести, блеск - вот что прельщает их, и ради этого они оставили истинный путь! Они стремятся достигнуть вершины власти, но боюсь, как бы не сорваться им с этой вершины.
- Так вы, дядя, советуете мне уезжать? - спросил Фёдор Долгоруков.
- Да, и чем скорее, тем лучше!
- Но ведь я люблю, горячо люблю княжну Марию, и она меня тоже любит.
- Оставь скорее эту любовь, Фёдор, иначе она погубит тебя. Ведь ты знаешь, дочь Меншикова не нынче-завтра будет объявлена невестой царевича Петра. Чего же ты ещё ждёшь? Уезжай, пока есть время; не думай сопротивляться Меншикову, помни: он пока ещё - властелин, могущественный, всесильный, и бороться с ним - безумие.
- Милый, добрый дядя, как мне ни больно и ни тяжело, я последую вашему совету. Я уеду, сегодня же уеду.
- Да, да, торопись.
Молодой князь Фёдор Долгоруков в тот же день уехал на Кавказ. Он принуждён был сделать это, иначе ему не миновать бы большой беды.
А спустя несколько дней после этого старшая дочь Меншикова, этого "баловня судьбы", была объявлена наречённою невестой наследника русского престола Петра Алексеевича, двенадцатилетнего отрока.
Весть о том, что дочь Меншикова не нынче-завтра будет царицею русской земли, повергла в ужас врагов и недоброжелателей Меншикова, которых у него было большое изобилие. Против него составился заговор, в который вошли Толстой, Бутурлин, граф Девиер, Скорняков-Писарев, Александр Львович Нарышкин, князь Иван Алексеевич Долгоруков (любимец царевича Петра), генерал Андрей Ушаков и другие; к ним примкнул и герцог Голштинский.
Целью заговора было во что бы то ни стало помешать браку великого князя с дочерью Меншикова. Заговорщики думали под предлогом воспитания спровадить великого князя за границу, а тем временем склонить императрицу Екатерину назначить наследницей престола цесаревну Елизавету . Однако заговор был открыт, и заговорщиков постигло строгое наказание. Девиера, после пытки выдавшего соучастников, и Толстого лишили дворянства и имений и затем сослали: первого - в Сибирь, второго - в Соловки; Скорнякова-Писарева, лишив чинов, дворянства и имущества и наказав кнутом, отправили также в ссылку; Нарышкина и Бутурлина, лишив чинов, сослали на безвыездное житьё в деревню; Долгорукова и Ушакова, как менее виновных, понизили чинами и определили в полевые полки.
Герцогу Голштинскому волей-неволей пришлось сойтись с Меншиковым, который в то время был почти полноправным правителем государства, потому что императрица Екатерина находилась при смерти, а Верховный совет, состоявший из вельмож государства, делал всё, чего хотел Меншиков.
IV
Известие о каре, наложенной на князя Ивана Долгорукова, глубоко поразило цесаревича Петра Алексеевича.
Царевичу в то время исполнилось только двенадцать лет, но он казался старше своего возраста. Полный, стройный, высокого роста, с лицом женственно-белым, с прекрасными голубыми глазами, он был очень красив и привлекателен. Обычно это был живой, весёлый мальчик, но в последнее время казался особенно печальным.
- Ты говоришь, Ваня, нам надо расстаться? - с глубоким вздохом произнёс он, обращаясь к князю Долгорукову, посетившему его на его половине во дворце.
- Необходимо, царевич! Меня, по воле фельдмаршала, переводят из Петербурга.
- И всё это князь Меншиков? Он? Да? Эх, злой он, недобрый… Я пойду к нему и стану просить, чтобы тебя оставили со мною.
- И не проси, царевич!.. Ничего не выпросишь, больше только озлобишь его.
- Ваня, придёт же то время, когда я буду приказывать Меншикову, а не просить его? Будет же когда-нибудь конец его властвованию и силе?
- Будет, царевич, будет; только надо выждать время…
- Когда я буду царём, тогда не дам властвовать Меншикову.
- Тише, царевич, тише! У Меншикова везде есть уши и глаза.
- Я наследник престола и Меншикова не боюсь, - с царственным достоинством проговорил Пётр.
- Тебе и не след бояться его, но со мною он всё может сделать…
- Ты и представить себе не можешь, как я не люблю Меншикова и его дочери Марии.
- А княжна Мария объявлена твоей невестой, царевич.
- Какая она моя невеста? Она старше меня. Это Меншиков и государыня-бабушка задумали женить меня на ней. Но жениться на княжне Марии я не могу; ведь я не люблю её. Вот выздоровеет бабушка, я так и ей скажу. Знаю, что государыня неволить меня не будет, она добрая, милая… А ведь у меня есть другая бабушка? - после некоторого раздумья спросил Пётр у Долгорукова.
- Есть, царевич.
- Где же она?
- Далеко, в монастыре… - уклончиво ответил царевичу молодой князь.
- Кажется, звать её Еленой?
- Да, царевич, а прежде звали Евдокией Фёдоровной.
- Как же она в монастыре очутилась? Зачем? Царица - и в монастыре? Всё это как-то странно… А дед мой, покойный император, женился на другой - на теперешней моей бабушке. Всё это для меня непонятно. Я спрашивал у Андрея Ивановича, и вот что он ответил мне: "Когда вырастете побольше, царевич, всё сами узнаете". А я хочу сейчас знать. Что это за таинственность? Ваня, ты не знаешь ли чего-либо относительно моей бабушки Елены?
- Нет, я ничего, ничего не знаю, ничего!.. - уклонился Долгоруков от прямого ответа на такой опасный по тому времени вопрос. - Но прости, царевич!.. Храни тебя Бог, а мне пора. И не поехал бы, да велят.
- Ваня, не езди, голубчик! Я упрошу Меншикова, он тебя оставит, - начал было цесаревич, но в этот момент в комнату быстро вошёл его воспитатель Остерман и дрожащим голосом, со слезами на глазах, проговорил:
- Цесаревич, следуйте за мною. Её императорское величество Екатерина Алексеевна кончается.
При этом известии царственный отрок изменился в лице, и на глазах у него появились слёзы. Он молча в сопровождении Остермана и князя Ивана Долгорукова направился во внутренние апартаменты императрицы, однако уже не застал её в живых: она 6 мая 1727 года тихо скончалась.
В дверях комнаты, где скончалась государыня, цесаревича встретил Меншиков; он был бледен, и его голос дрожал, когда он произнёс:
- Императрица Екатерина Алексеевна в Бозе почила. Согласно воле почившей императрицы, а также членов Верховного тайного совета, вы, ваше императорское величество, займёте престол царей русских. Приветствую императора Петра Второго! - преклоняя колени пред сыном злосчастного царевича Алексея Петровича, громко произнёс князь Меншиков.
Громкое и единодушное "ура" раздалось в царских чертогах.
Меншиков взял императора-отрока за руку и вывел его в большой зал, где собрались высшее духовенство, сенаторы, генералитет и придворные чины, и представил им юного государя.
- Подойди, государь, к окну и покажи себя солдатам и народу, - тихо обратился он затем к Петру, показывая ему на огромное окно.
На площади около дворца стояли войска и множество народа. Император-отрок подошёл к окну и с милой улыбкой стал кланяться солдатам и народу.
Раздалось оглушительное и долго не смолкавшее "ура".
Юный государь был взволнован - эти торжественные минуты, свидетельствовавшие о возведении его на вершину высшей доступной человеку на земле власти, смутили отрока.
- Брат!.. Петруша… милый!.. - раздался позади государя приятный голос его сестры, великой княжны Натальи Алексеевны, которая была на год старше своего венценосного брата.
- Наташа… милая…
Пётр крепко обнял свою сестру; он был взволнован, на его глазах виднелись слёзы.
- Ты, Петруша, теперь - государь над всею Русью. На тебе лежит великая ответственность… Тебе тяжело будет управлять государством.
- Мне Бог поможет, сестрица; у меня будут опытные руководители и помощники.
- Первым вашим руководителем и помощником, государь, буду я, - вслушиваясь в разговор, происходивший между братом и сестрою, самоуверенно проговорил Меншиков.
- Вы, князь? - быстро спросил Пётр, стараясь скрыть своё неудовольствие.
- Да, ваше величество, на то было желание покойной императрицы.
- Хорошо, князь… я… я… постараюсь выполнить это желание. Пойдём, сестра, поклониться телу нашей покойной бабушки-императрицы.
Император-отрок, проговорив эти слова, вошёл с сестрой в комнату, где скончалась государыня, и преклонил колени пред её телом. Великая княжна последовала его примеру.
Всё, чего жаждал Меншиков, теперь было достигнуто. Он стал чуть ли не полновластным властелином над всею Русью, регентом государства. Верховный тайный совет не ограничивал его власти. Члены совета беспрекословно делали то, что хотел Меншиков, и горе было тому, кто в чём-либо не соглашался с ним. Его слово, его послание было для всех законом.