Десять туркменских сотен под командованием Берек-хана расположились неподалёку от ставки командования. Берек-хан долго сидел с Краснощёковым, ждал дополнительного приказа от Петра. По рассуждениям донского атамана, калмыцкого тайдши Чакдор-Чжаба и самого Берек-хана, их сводный отряд должен был двинуться в горы в полночь, оттого и не разрешил государь ставить походное жильё. Однако пробил полночный час, но никаких распоряжений не последовало, и Берек-хан вернулся к джигитам. Многие уже спали, расстелив попоны и положив под голову сёдла, другие сидели у догорающих костров. Берек-хан и его телохранители вышли к огням из темноты, словно привидения. Берек даже днём, когда появлялся внезапно перед джигитами, смущал их своим грозным видом. А ночью тем более: громадная фигура хана в длиннополом чекмене и высокой каракулевой папахе, словно страшная мифическая птица, возникла у крайнего костра и заставила всех вскочить.
- Сидите, сидите, - спокойно сказал Берек. - Всё пока тихо и спокойно. Говорят, государь император Пётр Великий тоже лёг отдохнуть.
Берек-хан присел рядом с джигитами, и его телохранители - брат Мурад и старый друг Нияз-бек - устроились рядом.
- Интересно знать, сколько часов спит Пётр Великий? - поинтересовался Мурад.
- Государи нисколько не спят, они только отдыхают, - ответил Берек-хан. - Их головы не требуют сна - им достаточно только покоя.
- Берек-ага, если это так, не сходить ли тебе к Петру Великому с нашей просьбой, - предложил Нияз-бек. - Просьба туркмен, я думаю, не потревожит царского нутра.
- Может, и не потревожит, - согласился Берек-хан, - но не будем сами тревожить государя императора раньше времени. Аюка-хан уже доложил ему о нашей просьбе, и Пётр Алексеич обещал найти время и прочитать наше прошение. Сейчас Петру Великому не до нас. Государь император послал отряд в Эндери к гребенским казакам, но, оказалось, их там давно нет. Дауд-бек разогнал. Теперь мы пойдём в Эндери на Дауд-бека. Государь обещает большую награду тому, кто возьмёт живым Дауда.
- Берек-ага, что за слово такое, - Эндери, понять не могу, - заинтересовался Мурад. - Как там оказались казаки?
- Хай, браток, разве я знаю. Мне известно лишь то, что царь Иван Грозный, после того, как завоевал Астрахань, сразу послал жить на Терек казаков. Одни поселились в низовьях Терека, а другие выше, их зовут гребенские. Слово Эндери мне, как и тебе, тоже незнакомо.
- Высокородные Береки! - весело воскликнул Нияз-бек. - Да разве можете вы о таком слове знать, если в вас нет ни капли казацкой крови! Да и пришли вы в наши края, на реку Куму, всего-то пятьдесят лет назад. Только человек с казацким родовым корнем может ответить на этот вопрос. - Нияз-бек важно выпрямился и заложил под язык насвай - жевательный табак. Джигиты засмеялись, вспомнив, что Нияз-бек не чистый туркмен. Дед его лет пятьдесят назад, как раз когда поселились хорезмские и мангышлакские туркмены на Куме, бежал с Дона на Куму и прижился у туркмен. Тогда множество казацкого люда старообрядческого толка, чтобы не служить Москве, бежало на Куму. Царские воеводы гнались за ними, вели перепись населения, иных останавливали - возвращали или забивали в колодки. Черкасский князь Шевкал в тот злополучный год, видя, какую пользу может возыметь от того, что казаков примет к себе, поселил их на речке Аграхани. А тут и терский атаман Иван Кукля предложил им берега Терека. Но рука Москвы дотянулась и сюда. Тогда часть их бежала на урочище Мажары, близ Большой Кабарды, а оттуда на Кубань. Многие погибли в стычках с черкесами и иными горскими народами, и лишь немногие осели на Куме, среди которых был дед Нияз-бека.
Поставил он курень в распадке возле речных камышей. Долго приглядывался к туркменам, которые жили поодаль, стал захаживать к ним, познакомился. А потом женился казак на туркменке, наплодил сыновей, дочерей и внуков. И одним из этих внуков стал Нияз-бек. Смелый и ловкий джигит, преданный умом и сердцем туркменам, он всё же всякий раз выделял себя, стоило только появиться в ауле какому-то казаку или заговорить о них. Он и здесь, на Аграхани, как только остановились казаки на отдых, сразу же начал кичиться. Сейчас же, когда речь зашла об ауле Эндери, Нияз-бек подскочил от радости, предвкушая, с каким знанием дела расскажет он братьям Берекам и другим сидящим около них джигитам об ауле Эндери. А сведения об этом ауле почерпнул он ещё в детстве от своего деда.
Нияз-бек снисходительной улыбкой одарил Береков и гордо произнёс:
- Пусть знают мой дорогой хан Берек и брат его Мурад, что слово Эндери по-русски означает Андрей. А откуда взялся на Тереке Андрей, я сейчас вам расскажу… Ты правильно сказал, Берек-ага, что Иван Грозный послал на Терек казаков - там они поселились. Но вот что добавлю к твоим словам. Когда осели казаки здесь, в Тёрках, то стали нападать на них горцы. Спускались к морю с верховьев Терека, сжигали хутора и целые станицы. Тогда царь Иван Грозный призвал к себе донского атамана Ермака и сказал ему: "Не чинись долго со своим донским народом, отправь на Терек выше Терков какую-либо станицу". Ермак Тимофеевич думал-думал, кого послать на Кавказ, и приехал на Дон в станицу Гребенскую, к верному сподвижнику Андрею Шадру. "Не гневись, друг, но придётся тебе со всем твоим казацким кругом идти на Кавказ, за средний Терек, оттуда горцы нашим казакам в Тёрках житья не дают!" - "А ты бы сам и пошёл туда", - отвечал Андрей. Слово за слово, и схватились между собой атаманы. Ермак сильнее оказался: погнал Шадра с его людьми вниз к Черкасску, а оттуда к Кавказским горам. Вот так и оказался на среднем Тереке Андрей Шадр. Когда же кавказские горцы погнали оттуда казаков, то и называть стали ту станицу по-своему - Эндери…
Нияз-бек замолчал и посмотрел на туркмен с гордым достоинством. Берек-хан почувствовал это и сказал с вызовом:
- Ты всё время кичишься, показываешь себя казаком, и перед казаками юлишь, как верный их пёс. Но скажи мне, почему все их атаманы носят папаху "трухменку"? Почему, прежде чем встать на круг и вести о казаками разговор, кладут эту "трухменку" наземь, бросают на неё саблю - и тогда уже приступают к делу! Скажи, отчего такая честь туркменской папахе? Калмыцкие и киргиз-кайсакские малахаи куда дороже "трухменки", русские боярки тоже, а вот не захотели донские атаманы носить их, выбрали "трухменку".
- Берек-ага, наверное, донские казаки больше любят ягнят, - рассудил Нияз-бек. - Что ещё могу ответить на твой вопрос.
- Нет, Нияз-бек, тут дело не в каракуле, а в другом. Не только шапки-трухменки роднят нас, по и обычаи некоторые, и сам образ жизни. Вот, например, у донских казаков, как и у нас, тоже женятся несколько раз. Но чтобы оставить прежнюю жену, выходят на площадь и кричат: "Она мне больше не "жена". И туркмены выходят на мейдан и объявляют: "Талак - она мне больше не жена!" Не говорил ли твой дед, что в старое время туркмены и казаки в одних селениях жили?
- Нет, такого я не слышал от своего деда, - признался Нияз-бек. - Но в твоих словах, Берек-ага, есть истина. Надо подумать…
- Жаль, что твой дед раньше времени с Доиа бежал, - съязвил Мурад. - Он мог бы узнать и об этой тайне. А теперь думай да догадывайся…
- Мурад-джан, не сегодня-завтра двинемся в Эндери, там ты и узнаешь все истины, - с обидой отозвался Нияз-бек.
- Ладно, джигиты, не будем ссориться по всяким пустякам. Ложитесь спать, набирайтесь сил, путь к Эндери долгий и трудный. - Берек-хан хлопнул ладонями по коленям, отошёл от костра и лёг на попону, подложив под голову седло.
Боевой клич походных рожков поднял степняков на рассвете. Зазвенело туг и там - ожили биваки, ожил весь лагерь: тысячи голосов смешались с конским ржаньем. Бросились донцы, калмыки, туркмены в строй. Командиры на скакунах помчались к царским шатрам.
На ногах вся свита Петра Великого и сам он. Чакдор-Чжаб - калмыцкий полководец - сказал туркменскому хану Береку, когда остановились напротив шатра:
- Слава Богу, государь дал отдохнуть нашим джигитам. Со свежей-то головой да с пустым животом легко будет.
- Вах, тайдша, хорошо тебе, а я держу за пазухой целый месяц бумагу и никак к государю императору приблизиться не могу. Твой отец Аюка-хан сказал мне, будто бы хлопотал о туркменах перед великим Петром, и царь пообещал выслушать меня. Но когда он вспомнит обо мне… Разве ему до меня?
- Берек-хан, я бы на твоём месте прямо сейчас к царю поехал. Сейчас самое удобное время - смотри, сам он и все его кафтанники тончатся на месте, спиной к нам повернулись. Поезжай!
- Ай, что будет, то и будет! - Берек тронул коня каблуками, дёрнул уздечку и помчался к царской свите.
Увидев одинокого всадника, скачущего через площадь к царским шатрам, свитские всполошились: "Бог его знает, что на уме у этого джигита в чекмене и косматой папахе!" Генерал Матюшкин первым вскочил в седло, за ним Волынский и ещё несколько господ выехали навстречу - встали поперёк Дороги.
- Эй ты, чума азиатская, как смеешь ты?! - заорал Волынский. - Али на виселицу захотел? А ну, назад! - замахнулся губернатор нагайкой, свистнула плеть над самым ухом Берека. Увернулся он и явно возмутился на столь "ласковое" обхождение с ним.
- Вах, губернатор, зачем дерёшься - к царю еду. Вот эту бумагу отдать ему хочу. Очень важный фирман!
- Что ещё за фирман?! - Волынский замахнулся ещё раз, но генерал Матюшкин отвёл его руку:
- Артемий Петрович, шибко не усердствуй. Может быть, что сей фирман как раз государю кстати. Позволь, я доложу его величеству.
- Да это уж я и сам могу сделать, - возразил Волынский и, развернув лошадь, поскакал к царю. Матюшкин, полковник Наумов и ещё ряд офицеров, преградив дорогу Берек-хану, ожидали, как распорядится государь. Вскоре донеслось: