- Ладно, Непес, - сказал Артык. - Все знают, как ты дрожишь перед баями. Страх тебе всегда мешал. Но теперь бояться тебе не надо. Давайте, дорогие земляки, послушаем весь список. Только будьте внимательны, и запомните - кто у какого бая землю возьмет. Давай, "гимназист", читай дальше.
"Гимназист" назвал еще несколько фамилий. Читая, все время косился на толпу богачей, а там уж суета началась. Заволновались сельские богатеи. Вот и выкрики послышались:
- Не дадим землю!
- Кровью окупится вам наша земля!
- Мы землю сто веков наживали! Она нам Чингизханом жалована, а вы кто такие?!
Ратх, как председатель собрания, принялся успокаивать богатеев:
- Жалобы выслушаем потом. Прекратите шуметь! Тут кто-то из дехкан выкрикнул:
- А почему землю Каюм-сердара не поделили?! Почему Каюм-сердар за спину собственного сына спрятался?
Мгновенно воцарилось молчание. Ратх нахмурился, посмотрел на Артыка. Тот выхватил список у "гимназиста".
- Слушай ты, "гимназист", почему нет в списке Каюм-сердара?
- Артык-джан, есть он, - залепетал "гимназист", косясь на Ратха. - Но я подумал, хорошо ли при инструкторе ЦК его родного отца раскулачивать? Не обидится ли товарищ Каюмов?
- Вон с моих глаз! - возмутился Артык. - Вон, чтобы твоей ноги тут не было! Трус негодный!
"Гимназист" попятился и упал в ноги сидящим дехканам. Они рассмеялись.
- Дайте-ка сюда список, - сказал Ратх. Взяв его, он зачитал сам: - Каюм-сердар - бывший арчин, отдает землю беднякам… - Последовало более десятка фамилий, а затем приписка: - Поскольку сам Каюм-сердар на мелеке трудиться не хочет, а дети его не являются дехканами, а служат в государственных учреждениях, то бывший арчин Каюм-сердар лишается своей земли целиком и безвозвратно!
По рядам дехкан прошел неодобрительный ропот. Дехканам показалось, что Ратх расправился над самим собой. Но и на этот раз кто-то вновь заметил:
- Ай, чего жалеть? Разве основное богатство Каюм-сердара его земля? Овцы - его богатство. Две отары, каждая по тысяче голов, пасутся у него в песках.
- Эй ты, проклятый аллахом! - не выдержав, закричал Каюм-сердар. - Ты откуда знаешь о моих отарах? Ты врешь, сатана! Ты поплатишься за свои слова! Я намотаю твои кишки на колесо арбы, паршивец!
Вновь разразился шум. Теперь уже неистовствовали и богачи, и бедняки. Напрасно Артык поднимал вверх руку, кричал, призывая к порядку: его не слушали. Тогда шеф-азербайджанец велел оркестрантам играть. Грянул "Краковяк", заглушая крики и перебранку. Артык, Ратх и все остальные члены президиума возмутились: ерунда какая-то! Не собрание, а ералаш.
- Ну-ка, вы, уважаемый шеф! - сказал Ратх азербайджанцу. - Прекратите ломать комедию!
Музыканты, словно споткнулись, опустили трубы. Наступила тишина и ее использовал Артык:
- Дорогие земляки, - сказал он сидящим, - пусть Ратх Каюмов сам скажет - есть у его отца две отары или нет?
- Есть! - твердо выговорил Ратх. - Есть две отары, и мой брат Аман собирается в пески, чтобы сдать весь скот союзу "Кошчи".
- Будь ты проклят! - вскричал Каюм-сердар. - Не сын ты мне, не сын! Ты порождение ада! - Старик рвался из рук, удерживающих его, чтобы подойти к Ратху.
Когда он утихомирился, Ратх сурово и внушительно проговорил:
- Все запомнили - кому отныне принадлежит земля Каюм-сердара? Если хоть один откажется, испугается моего отца или пожалеет его, то добра от меня не ждите. Трус сегодня - первый пособник врагам!
Ратх замолчал. Лицо его стало бледным, губы вздрагивали. Артык, видя его таким, проникся к нему еще большим уважением.
- Товарищ Каюмов, если у вас больше нет слов, то мы дадим слово железнодорожникам. Давай, Гулам-Али, говори, - попросил Артык лысого азербайджанца в белом кителе.
- Товарышы! - погладив раскаленную на солнце лысину, обратился к дехканам Гулам-Али. - Разрышитэ поздравить вас с победой. Тэпэр земля у всех будыт - виноград-миноград, картошка, свекла - тоже хватыт. Тэпэр нам необходымо, чтобы дехкане пополняли ряды рабочего класса. Тэпэр мы открыли курсы. Хочешь быть кондуктором - иды к нам! Хочешь помощныком машиниста - давай! Хочешь слесарем - пожалста!
- Эй, Гулам-Али, ты куда тащишь от нас людей? - возмутился Артык. - Мы своих дехкан к земле зовем, а ты в свое депо их тянешь. Так не пойдет. Давай, товарищ Каюмов, закрывай собрание!
- Люди, еще один-два слова, а? - взмолился Гулам-Али и приложил руку к сердцу. - Товарышы, когда придете, спросите Гулам-Али! Это я!
- Ладно, заканчивайте, - сказал Ратх.
Вновь оркестр заиграл "Интернационал" и все встали.
VI
На второй день утомительного пути по раскаленным пескам Аман с тремя добротрядовцами приехал на урочище Джунейд, где паслись отары Каюм-сердара. Приезжие вооружены, но бояться, кажется, некого - притихли басмачи. Одни приобщились к общему делу, другие ушли за кордон. Вывел Аман свою небольшую группу прямо к чабанскому кошу. Верблюдов пустили пастись. Лошадям спутали ноги, дали сена. Чабан Хезрет-кул и его подпасок в честь приезда сына Каюм-сердара зарезали овцу, поставили на огонь казан с мясом. Потом, когда залезли подальше от солнца, в чабанскую чатму, и сели на кошме к наполненным шурпой чашкам, Аман сказал:
- Ну, что, Хезрет-кул, тебе известно о земельно-водной реформе?
- Да, Аман-джан, слышали краем уха. - И подумав добавил: - Ну, вас-то эта репорм не коснется. Брат твой, слава аллаху, сумел хорошее место занять. Ему сам сатана не страшен. Другие ему завидуют. Недавно люди Джунаида ко мне сюда заглядывали, разговор вели о твоем младшем брате. Говорят: Ратх двадцать лет где-то на чужбине скитался, свою землю забыл, а как назад приехал - сразу большим человеком сделали. А мы, говорят, двадцать лет оберегаем свою землю, кровь за нее проливаем, и ни одного в правительство не поставили.
- Джунаидовские, говоришь, были? - насторожился Аман. - И где же они сейчас?
- Ай, крутятся где-то неподалеку. Узнают, что ты здесь - приедут.
- Хезрет-кул, нежелателен их приезд. Кровь может пролиться, - сказал Аман. И сидящие с ним "кошчинцы" подтянули винтовки к себе поближе.
- Сынок, что ты! - удивился чабаи. - Они твоего отца и тебя самыми надежными людьми считают. Говорят, слава аллаху, есть еще на свете надежные люди… господа Каюмовы.
- Не все мы господа, - возразил Аман. - Отца еще можно назвать так, - продолжал Аман, - но и то - какой он господин! Ни хан, ни бай. Так себе, бывший арчин… Ратх, сам знаешь… Ратх большевик. И я тоже теперь на большевистской платформе.
- Аман, сынок, что эта такое "платпорм"? - не понял чабан.
- Это значит, дорогой Хезрет-кул, что я всех своих коней подарил государственной конюшне, сам стал главным сейисом, и вдобавок к этому дружу с большевиками.
- А как на тебя смотрит отец? - удивился чабан. - Разве он тебе позволил жить с большевиками?
Гости смотрели то на Амана, то на чабана; с жадностью жевали баранину и ухмылялись: чего он рассусоливает с этим стариком? Аман понял их недоумевающие взгляды.
- Ну, ладно, Хезрет-кул, - сказал Аман строго. - В общем, мы приехали, чтобы сосчитать всех отцовских овец и передать их союзу "Кошчи". Эти люди примут у тебя всех овец, дадут мне за них расписку, а я отвезу ее в Полторацк. Считай, что овцы уже "кошчинские".
- Аман-джан! - испугался чабан. - А как же мы? Нас шесть чабанов при двух отарах. Куда же денемся мы?
- Старик, ты не беспокойся, - сказал один из "кошчинцев". - Если желаете - все останетесь при отарах. Только служить будете не Каюм-сердару, а союзу "Кошчи". Это выгодно. От Каюм-сердара вы пользовались только мясом. Даже зерна на лепешки он вам не присылал, сами добывали. А когда будете "кошчинцами", кроме мяса и зерна, получите еще одежду и деньги. Советская власть полностью обеспечит вас.
Чабан выслушал гостя, с недоумением посмотрел на Амана: правду ли говорит этот человек, или врет? Аман подтвердил - все правильно. Именно благодаря справедливости, и сам Аман принял Советскую власть.
- Ладно, - согласился Хезрет-кул, - нам все равно, лишь бы кормили и одевали. Говорите, что мне делать дальше?
- Ничего такого особенного, - сказал "кошчинен". - Сейчас немножко жара спадет и поедем считать овец.
Поели, попили чай, наговорились вдосталь. Часа за два до заката солнца вылезли из чатмы, пошли к лошадям, а их рядом не оказалось. Начали искать - вышли на барханы. Тут выскочили из засады человек двадцать в тельпеках, - кто с маузером, кто с обрезом, в связали "кошчинцев", бросили вниз лицом на песок.
Амана басмачи не тронули. Когда он кинулся бежать к чатме, вслед ему дико захохотали и заулюлюкали:
- Эй, Аман-джан, остановись, ха-ха-ха! Куда убегаешь, как заяц!
Всадники подъехали к чатме. Спокойно спешились. Аман голову опустил, прийти в себя не может.
- А мы давно вас караулили, - удовлетворено сказал один из басмачей, и Аман узнал его по голосу - Сейид-оглы.
- Сейид-оглы, сукин ты сын, что же ты наделал?! - со слезами в голосе прокричал Аман.
- Ничего, Аман-джан, плохого не случилось, если не считать, что мы связали трех большевистских собак.
Спешились басмачи, кинулись к казану с шурпой. Сейид-оглы тоже сел, и Аману велел сесть с ним рядом.
- Слава аллаху, все обошлось хорошо, - сказал Сейид-оглы, ощипывая желтыми зубами баранью косточку. - Мы боялись, что твой братец целый эскадрон за овцами пришлет. Думали, угонят сразу обе отары на бойню. А потом один из наших приехал и сказал: "Аман перед отъездом был у отца, проболтался, что едет, в пески с тремя "кошчинцами". Недооценил, нас твой брат, - засмеялся Сейид-оглы.
Аман слушал басмача и по спине у него ползли мурашки.