"С кого же бы мне начать? -- подумал Светлов, когда пролетка его повернула за угол улицы.-- Поеду прежде к дяде Соснину",-- сообразил он погодя и обратился к своему вознице:
-- Знаешь, где Алексей Петрович Соснин живет?
-- Эта хотора медалем тут? -- лениво спросил, ткнув себя бичом в галстук, бурят-работник, исправлявший на этот раз должность кучера.
-- Ну да, с медалью на шее: так вот ты к нему и поезжай сперва,-- улыбнулся Светлов.
Соснин приходился Александру Васильевичу двоюродным дядей. С стариком Светловым они почти росли вместе, и если кто-нибудь мог считаться другом Василья Андреича, то, разумеется, ближе Соснина право это никому не принадлежало. До настоящего времени Александр Васильич видел дядю только раз в жизни, и то мельком, когда был еще лет двенадцати -- не больше. Но уже и тогда эта личность, сколько он помнит, поразила своей оригинальностью его ребяческое внимание. Молодой человек, хоть и неясно, а все-таки вызвал из памяти черты лица дяди. В семействе Светловых Соснин считался большим чудаком, "горячкой", по выражению Ирины Васильевны, и добряком -- вообще, широкой натурой; о нем немало рассказывалось там интересных анекдотов. Большую часть жизни он провел в разъездах по Амуру, состоя на службе российско-американской компании. Как превосходный знаток Амурского края, Алексей Петрович, хотя и косвенно, участвовал в его завоевании, оказав много серьезных услуг этому делу,-- и тот, кого оно ближе всего касалось, никогда не забывал впоследствии крикнуть слабому глазами старику, встретив его на улице: "Здравствуй, Соснин!" Это ласковое приветствие всякий раз, однако, раздражало почему-то Алексея Петровича. Оно и понятно, впрочем: заслуги его, как водится, не были вознаграждены по достоинству. Скромное имя предприимчивого мещанина Соснина, не раз рисковавшего жизнью, не нашло себе места там, где успели кокетливо приютиться имена не столь темного происхождения, хотя носившие их чаще всего даже и насморка-то порядочного схватить не рисковали. В эпоху нашего рассказа старик Соснин был уже позабыт, и если его оставляли еще на службе, го больше по привычке, чем по надобности. Отец успел в это утро сообщить Александру Васильичу, напомнив ему о необходимости навестить дядю, что тот в последнее время стал не в меру раздражителен, что с ним надо говорить осторожнее. Предупреждение отца вызвало в памяти Светлова одно из недавних писем матери, в котором подробно рассказывалось, как Соснин, в свою последнюю поездку, отполосовал за что-то плетью; ямщика, а тот, соскочив с козел и вырвав плеть, хлестнул ею по лошадям; они понеслись во весь дух под гору, Алексей Петрович был выброшен из повозки, едва не сломал ногу и так ушиб себе спину, что около двух месяцев не мог встать с постели.
Пока эти соображения занимали Светлова, пролетка его подъехала к воротам небольшого домика в три окна в одной из самых глухих улиц города. По ветхим ступеням крыльца или, вернее, лестницы Александр Васильич поднялся в плохо сколоченные холодные сени и отворил наугад первую попавшуюся ему на глаза дверь. До его слуха тотчас же резко долетели болезненные звуки скрипки: кто-то с большим чувством, хотя и не совсем верно, играл известный полонез Огинского.
-- Дома Алексей Петрович? -- спросил Светлов у вышедшей ему навстречу толстой женщины в белом чепце, не то барыни, не то кухарки.
-- Как же, дома. Проходите-ко в горенку,-- ответила она приветливо.
Светлов вступил действительно в "горенку". Комнатой, в нынешнем смысле этого слова, назвать ее никак не приходилось: от нее веяло стариной и патриархальностью; только два револьвера, висевшие на стене между картинками мод, намекали на то, что и о современной цивилизации здесь имеют понятие. В горенке никого не было, но скрипка умолкла. Александр Васильич раза два кашлянул. Через минуту из смежной комнаты к нему вышел, с смычком в руке, довольно бодрый еще старик, в котором молодой человек сразу узнал дядю. Это было очень характерное лицо. Седые, с желтизной, несколько всклокоченные волосы, закрывая широкий, со складками, лоб, беспорядочно торчали над густыми, с проседью, нависшими черными бровями; из-под них сурово смотрели умные, еще не утратившие своего блеска, серые глаза. Нос напоминал несколько орлиный клюв, а две глубокие складки по обе стороны ноздрей, резко оканчивавшиеся у углов гладко выбритых губ, придавали всему лицу, и особенно этим губам, чрезвычайно оригинальное саркастическое выражение. Соснин был в черном длиннополом сюртуке, с большой золотой медалью на шее.
-- С кем имею удовольствие приятного свидания? -- спросил он далеко не гостеприимно у Светлова, широко раскрыв удивленные глаза и недоверчиво меряя ими неузнанного племянника. Старик не поклонился ему, а только чуть заметно шевельнул головой.
-- Немудрено, что вы меня не узнаете, дядя: мы только раз и виделись: Светлов,-- отрекомендовался Александр Васильич с легким поклоном.
Соснин еше шире и удивленнее раскрыл глаза.
-- Светлов?.. Позвольте... Светловы, точно, наши... только какой же вы это Светлов? -- спросил он, как будто соображая, и поправил орденскую ленту на шее.
-- Сын Василья Андреича Светлова,-- пояснил Александр Васильич с едва заметной улыбкой.
-- Э! Да как же бы я тебя узнал, этакого молодца?..-- несколько растерявшись проговорил Соснин. При этом выражение его лица немного смягчилось, но нельзя было сказать положительно, обрадовался он племяннику или нет.
-- Садись-ко, племяша: гостем будешь,-- поспешил прибавить старик и подставил Светлову стул.
-- Когда ж это ты успел примахать к нам? -- спросил Соснин, когда они оба сели.
-- Рано утром вчера приехал.
-- Так. Ну что ж, обрадовались мать-то да отец?
-- Еще бы! -- улыбнулся Александр Васильич.
-- Мать-то, надо полагать, всплакнула при сей верной оказии?
-- Было и это,-- снова улыбнулся Светлов.
-- Они тебя месяца через три еще ждали; ты ведь сам так писал...-- заметил Соснин, помолчав и, видимо, приискивая предмет для разговора. Он как будто конфузился племянника.
-- Я и сам не предполагал раньше приехать; думал, что экзамены задержат,-- сказал Александр Васильич.
-- Так. Что ж, совсем выучился?
-- Совсем и не совсем: не мешало бы и еще поучиться
-- Как же ты... с каким же ты... чином... или как это у вас там?..-- замялся старик.
-- Я кандидат математических наук,-- скромно пояснил племянник.
-- Гм! Так. А непочтению к старшим вас тоже небось там учили? Ты как? силен в этой науке? Чай, тоже кандидат? -- сурово сострил Соснин.
-- Старшие старшим рознь, дядя,-- сказал Светлов, уклончиво.
-- Ты, может быть, стесняешься, что меня "дядей" кличешь? У вас ведь, в Питере, кажется, этого не полагается; так ты не стесняйся, пожалуйста: мы невзыскательны,-- проговорил Соснин лукаво-саркастически.
-- Если бы это меня стесняло, я бы не называл вас так,-- сказал холодно Светлов.
-- Что ж ты, служить думаешь? -- спросил, минуту помолчав, Соснин. Голос его значительно смягчился, но в нем по-прежнему звучала ирония.
-- Нет, не думаю,-- коротко ответил Александр Васильич.
-- Что ж так? Напрасно. Служить выгодно: дали бы тебе, глядишь, какую-нибудь вот этакую светленькую штучку -- и кушай ее потом на здоровье, как со службы-то в шею прогонят, вон как твоего отца,-- зло проговорил Соснин, ткнув несколько раз смычком в свою золотую медаль.-- А, впрочем, можно и каменные дома нажить, коли спина без костей да лапа мясиста,-- прибавил еще злее старик.
-- А вот вы служите же, дядя...
-- Я-то? Служу, племяша, служу... чертовой перечнице!
-- Как так? -- засмеялся Светлов.
-- Да так, что как ее ни нюхай, все в нос бросается...-- проворчал сквозь зубы Алексей Петрович.
-- Ведь ваша служба, кажется, частная, дядя?
-- А не все один бес, что частная, что казенная? -- спросил сердито Соснин вместо ответа.
-- Так что же, по-вашему, следует делать-то?
-- Огороды разводить...
-- Как "огороды разводить"? -- удивился Светлов.
-- А как бабы разводят? Так и разводить. Еще ученый, а спрашиваешь.
-- Ну и что ж из этого выйдет?
-- А своя репа вырастет...
-- Не много же,-- улыбнулся Светлов.
-- Не много, а все матушку репку петь не будешь...-- позволил себе улыбнуться и Соснин.
-- Этак вы и меня соблазните с огородов начать,-- сказал племянник.
-- А ты что намерен производить?
-- Да на первый раз хочу уроки давать, а там... увижу...
-- С парников, значит, начнешь. Что ж, хорошо: арбузы-то здесь, пожалуй, подороже будут, чем репа,-- снова позволил себе улыбнуться Соснин, и в голосе его послышалась нота доверчивости.-- Пьешь ты какое-нибудь вино? Али только так, в рюмку смотришь, как другие пьют? -- спросил он шутливо у племянника.
-- Н... ну, нет, до последнего не охотник,-- пошутил, в свою очередь, Светлов, не догадываясь, к чему ведет этот вопрос.
-- У меня, племяша, по-военному! -- весело сказал вдруг Соснин и мастерски изобразил племяннику, при помощи пальца и рта, как откупоривают шампанское. Потом он быстро встал, засуетился, начал что-то искать глазами на полу, наконец прошел в угол комнаты, нагнулся и что-то поднял.
Александр Васильич, не сразу смекнувший в чем дело, с некоторым удивлением посматривал на старика, который между тем поспешно прошел в переднюю и тотчас же вернулся.
-- Что это вы искали, дядя?-- спросил у него Светлов.
-- Деньги.
-- Как деньги? На полу-то? -- удивился племянник.
-- Я их всегда на полу держу.
-- Нет, дядя, вы шутите?