За 6 дней не прошли и 100 километров. В Хомутовской Корнилов решил пропустить мимо себя колонну - опытный умный начальник не лезет в грязь и суету каждый день; он чувствует, когда надо напомнить войскам о себе и о правилах строя.
Корнилов - всадник великолепный: небольшой рост, тонкое тело словно было спаяно с прекрасной буланой лошадью - на всём Дону такой красоты не сыскать. А за Корниловым - живописные текинцы. Он сам - рядом с трёхцветным знаменем. Вокруг штаб и некоторые беженцы-политики в колясках: братья Суворины, Н. Львов, Л. Половцев и другие. Корнилов терпел их.
Обоз протянули вперёд, к выходу из станицы, чтобы не мешал строю, и на него-то и напали красные - несколько эскадронов с одним орудием. Орудийного выстрела было достаточно, чтобы поднялась паника. Марков рванулся было наводить порядок, то есть поскакал навстречу выстрелам, но его спокойно остановил Корнилов: "Не спешите, Сергей Леонидович, здесь я командую, - и приказал: Штаб, за мной! Остановить панику. Полковник Миончинский! Батарею на позицию, картечью огонь!"
Несколько артиллерийских выстрелов - и красных как не бывало. Корнилов похвалил командира батареи подполковника Миончинского за быстроту развёртывания, а тот подвёл ему долговязого парня в чужой юнкерской шинели и казачьей папахе.
- Разрешите доложить, ваше превосходительство. Мой юнкер Брянцев. Остался в Ростове с больной матерью, а ночью за ним пришли эти... как их...
- Чекисты, ваше превосходительство. Расстрельная команда. Я выпрыгнул в окно со второго этажа.
- И прямо к нам в батарею, - рассказал Миончинский. - Стрелял сегодня.
- Включите в приказ на представление звания, - сказал Корнилов. - Видите, как действуют большевики, - Обернулся к своему штабу. - Террор. Чем больше террора, тем больше победы.
В корниловском полку, которым командовал подполковник Неженцев, служили прапорщик Роман Гуль и его старший брат Сергей. Роман - поэтическая натура 22 лет, верящий в национальное возрождение, начавшееся на Дону во главе с национальным героем Лавром Корниловым, с утра 7 марта был восхищен красотой степи под бесконечным бездонным небом, пропитанным солнцем, и вспоминал стихи.
- За этим гребнем село Лежанка, - сказал серьёзный старший брат. - Готовься, Рома. Там красные.
- Неужели в такой день? В такую весну? О, весна без конца и без краю - без конца и без краю мечта. Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита!
- Вот это верно, - одобрил брат, - щит береги.
За гребнем и небольшой речкой с мостиком - село. Здесь красные ждали корниловцев. На окраине поставили батарею, на дерево посадили наблюдателя. Линькова и Мушкаева попросили помочь неопытным артиллеристам. "Мы ж сами пехотинцы", - отнекивались они, но выборный командир, бывший фельдфебель, резонно возражал: "Офицер должен быть в курсе".
Сидели вдвоём, обсуждая своё неясное положение. По дороге договориться не удалось - боялись друг друга, казаков, корниловцев.
- Они же сразу побегут, - сказал Мушкаев. - А мы?
- Должны бы и мы с ними, - осторожно сказал Линьков; он не хотел сообщать спутнику о своём знакомстве с генералом Марковым, на которое, впрочем, не очень надеялся.
- Бежать бесполезно, - вздохнул Мушкаев. - Кавалерия догонит и на куски изрубит. Вот если сдаться, как офицерам, силой взятым в отряд.
- Пожалуй... Попробуем...
- Эй, вы там, - закричал бывший фельдфебель. - Офицерье подходють, а вы разговоры разговариваете.
- Так наблюдатель же...
- Он давно вам шапкой машет. Открывайте огонь.
- Командирам орудий открыть огонь шрапнелью, - прокричал Линьков.
- А прицел? Трубка? - заволновались.
- Сами ставьте. Не воевали, что ли?
Едва заметными на разгулявшемся солнце мелькнули молнийки выстрелов. Сигнальщик на дереве энергично замотал головой: не туда!
Высоко в небе мелкими жёлто-белыми мгновенно исчезающими шариками взрывались шрапнели красных - "журавли" на артиллерийском жаргоне. Такие не опасны. Однако сигнал для начала боя прозвучал. Марков быстро проскакал вдоль строя своего полка, призывая идти вперёд и дополняя речь любимыми выражениями.
Подъехал Корнилов со свитой. План боя готов: Марков атакует прямо по дороге через мост, корниловский полк - в обход левого фланга красных. "Пленных не брать, - напомнил генерал. - Чем больше террора, тем больше победы". И поскакал за своим полком.
Марковцы рассыпались в цепи, но шли под пулями спокойно, винтовки на ремне. Огонь красных, бивших издалека, не представлял опасности. Марков шагал впереди. Оглядываются: так ли идут. Рядом Тимановский дымит трубочкой. 2-ю роту Марков направляет в атаку на мост, 3-ю и 1-ю - правее, через реку.
Точно не установить, кто были те первые белые офицеры, организовавшие новый вид атаки на красных. Возможно, и штабс-капитан Згривец из 1-й роты вёл офицеров через речку. Раздвигая камыши, увязая в илистом дне Я оказавшись шагов за 20 до берега, где стояли красные, они выбежали на берег, взяли винтовки наперевес, и красные в панике бежали.
Здесь же рядом Кутепов, по своему обыкновению одетый в бой, как на парад, фуражка на затылке, бородка вперёд, генерал перевёл свою роту через речку и цепью - четыре шага интервал - винтовки наперевес, без выстрела двинулся на врага. Красные бежали в панике, бросая оружие. Рота, которую вёл Марков, бежала по дороге, но кутеповцы её обогнали, чем удивили его.
- Пленными не заниматься! - крикнул Марков. - Ни минуты задержки. Вперёд.
Добежали до батареи красных. Здесь несколько офицеров стояли с поднятыми руками.
- Под расстрел их! - кричали офицеры. - Смерть Предателям!
- Кто командовал батареей? - спросил Марков резко и зло.
- Я. Капитан Мушкаев.
- Ты не капитан! Расстрелять!
Подъехал Корнилов.
- Сергей Леонидович, офицер не может быть расстрелян без суда.
Марков промолчал - он узнал стоящего рядом с капиталом Линькова, смотревшего на него с надеждой. Едва заметно, неодобрительно кивнул и прошёл мимо. Пусть решает суд.
Всё могло решиться мгновенно, без суда. К Корнилову подвели юнкера Брянцева, Сумевшего убежать в Ростове от чекистов. Миончинский доложил о нём Корнилову, хвалил за сегодняшнюю стрельбу.
- Поздравляю, юнкер, - сказал Корнилов, - вы уже не юнкер. Адъютант, немедленно включите в приказ на присвоение звания.
- Никого не знаешь из этих? - спросил Брянцева генерал Боровский, указывая на пленных.
Тот скользнул взглядом по бледным испуганным лицам. Несколько задержался, разглядывая Линькова.
- Никак нет. Не знаю. За мной приходили чекисты, а это - офицеры.
- Они могут и переодеться, - сказал Боровский.
- Никак нет. Не знаю.
И всё же, уходя, Брянцев оглянулся и на Линькова смотрел дольше, чем на других пленных.
На площади перед собором расправлялись с солдатами. Их было много, и стрелки вволю натешились. Били почти в упор, потом добивали ещё живых, а самые дотошные ходили по трупам и проверяли.
Деникин с ординарцем верхами проезжали неподалёку. Генерал придержал коня, искоса смотрел на молящих о пощаде, окровавленных, дергающихся в предсмертных судорогах, пытающихся куда-то ползти, настигаемых пулей или штыком... Есть ли среди них кто-то из тех, что пытались его растерзать в Бердичеве? Это не имеет значения - все они такие.
Марков проезжал мимо и не остановился. Только крикнул:
- Поменьше с ними валандайтесь.
Кто-то из расстрелыциков сказал:
- А сам что-то не хочет.
О Маркове в этот вечер говорили много: герой боя, первым шёл в атаку, его полк двигался на красных без выстрела, и они в панике бежали. Так надо побеждать в этом походе. Романа Гуля давно привлекала эта странная личность: всегда с нагайкой в руке, с нецензурной прибауткой и, если верхом, то почему-то всегда на неподходящей лошади.
Когда закончился наконец этот слишком длинный день слишком наполненный событиями, такими разными и такими значительными, когда вновь высыпали звёзды над степью, Роман вдруг среди брани, споров, бахвальства, пьяных выкриков неожиданно услышал песню, негромко звучащую где-то за огородами. Он пробрался туда. Возле большого костра сидели марковцы. Что-то ели и пили, но, главное, пели:
Цыганский быт и нравы стары,
Как песни те, что мы поем,
Под заунывный звон гитары,
Жизнь прожигая, зря живём...
Гитара заунывно подыгрывала.