Нечасто бывает, чтобы молодой человек два вечера подряд получал по тысяче фунтов от совершенно незнакомых людей. По дороге на станцию Адам громко смеялся в пасторской машине. Пастор, которого оторвали от сочинения проповеди и которого с каждым днем все больше раздражало, что полковник Блаунт на правах соседа беспардонно эксплуатирует его машину и его самого, не сводил глаз с залитого дождем ветрового стекла, делая вид, что ничего не слышит. Адам смеялся до самого Эйлсбери - сидел, обхватив руками колени, и трясся от смеха. Когда они расставались в станционном дворе, пастор с трудом заставил себя с ним попрощаться.
Поезда пришлось ждать полчаса, и протекающая крыша и мокрые рельсы немного отрезвили Адама. Он купил вечернюю газету. На первой странице был уморительный снимок: мисс Рансибл в гавайском костюме выбегает из дома № 10 на Даунинг-стрит. "Правительство пало во второй половине дня, - прочел он, - по предложению, последовавшему за ответом на запрос по поводу обращения, которому подверглась мисс Рансибл со стороны таможенных чиновников. В парламентских кругах считают, что решающим фактором в отставке правительства послужила бурная реакция членов парламента - либералов и нонконформистов - на разоблачения, касающиеся образа жизни в доме № 10 на Даунинг-стрит в период, когда сэр Джеймс Браун был премьер-министром".
"Ивнинг мэйл" поместила передовую, в которой проводилась тонкая аналогия между Личной и Общественной Чистоплотностью, между трезвостью в семье и в государстве.
И еще одна коротенькая заметка в той же газете заинтересовала Адама:
Трагедия в вест-эндской гостинице.
Сегодня утром в одной частной гостинице на Дувр-стрит скончалась мисс Флоренс Дюкейн, как нам сообщили в материальном отношении вполне обеспеченная. Смерть наступила в результате падения с люстры, которую мисс Дюкейн хотела починить.
Завтра состоится дознание, а затем кремация в Голдерс-Грин. Мисс Дюкейн, ранее выступавшая на сцене, была хорошо известна в деловых кругах.
Что доказывает, подумал Адам, насколько искуснее, чем сэр Джеймс Браун, Лотти Крамп умеет избежать нежелательной огласки.
Когда Адам приехал в Лондон, дождь перестал, но на влажном ветру проплывали полосы негустого тумана. Через здание вокзала толпами спешили на пригородные поезда служащие с портфелями и вечерними газетами в руках. Они чихали и кашляли на ходу, а в петлицах у них еще краснели маки. Адам нашел телефонную будку и позвонил Нине. Он не застал ее, но узнал, что она на вечере с коктейлями у Марго Метроленд. Он поехал в свою гостиницу.
- Лотти, - сказал он, - у меня есть тысяча фунтов.
- Вот как, - равнодушно отозвалась Лотти. Она привыкла считать, что у любого ее знакомого всегда есть несколько тысяч фунтов. С тем же успехом он мог ей сообщить: "Лотти, у меня есть цилиндр".
- Вы не одолжите мне немного денег до завтра, пока я получу по чеку?
- Ох и мастер вы занимать деньги, точь-в-точь как ваш покойный батюшка. Эй вы, там в углу, одолжите этому, как его, немножко денег. Высоченный гвардеец со срезанным лбом помотал головой и покрутил усы.
- У меня не просите, Лотти, - сказал он голосом, приученным подавать команду.
- Сквалыга, - сказала Лотти. - Где этот американец?
Судья Скимп, сделавшийся после своих утренних переживаний убежденным англофилом, извлек на свет две десятифунтовые бумажки. - Я почту для себя за честь…
- Молодец, судья, - сказала Лотти. - Этот не подведет. Выбегая в холл, Адам услышал, как в гостиной весело хлопнула очередная пробка от шампанского.
- Додж, - сказал он, - будьте добры, позвоните в прокатный гараж Деймлера и закажите машину на мое имя. Пусть подаст к дому леди Метроленд, Пастмастер-хаус, на Хилл-стрит. - Потом надел шляпу и зашагал по Хэй-Хилл, размахивая зонтом и снова смеясь, но уже тихо, про себя.
У леди Метроленд он, не сняв пальто, остался ждать в холле.
- Передайте, пожалуйста, мисс Блаунт, что я за ней заехал. Нет, наверх не пойду.
Он окинул взглядом сложенные на столе шляпы гостей. Народу порядочно. Два-три цилиндра - это кто-то собирается отсюда в театр, остальные черные фетровые, как у него. И стал отплясывать что-то вроде жиги, совсем один, просто от избытка радости.
Через минуту по широкой адамовской лестнице спустилась Нина.
- Милый, почему ты не поднялся в гостиную? Это так невежливо. Марго жаждет тебя повидать.
- Прости, Нина. Не могу я сейчас быть на людях. Я так волнуюсь.
- А что случилось?
- Все случилось. Расскажу в матине.
- В машине?
- Да, она сию минуту будет здесь. Мы едем обедать за город. Ты не представляешь себе, как ловко я все обделал.
- Что именно? Да перестань ты танцевать.
- Не могу. Если б ты знала, какой я ловкий малый.
- Адам! Ты опять пьян?
- Посмотри-ка в окно, не ждет ли нас там "деймлер"?
- Адам, что ты, в конце концов, наделал? Я хочу знать.
- Гляди, - сказал Адам, доставая чек. - Красота, кто понимает, а? - добавил он, изображая простолюдина.
- Боже мой, тысяча фунтов. Это тебе папа дал?
- Я их заработал, - сказал Адам. - Еще как заработал. Видела бы ты, какой я съел завтрак и каких начитался острот. Завтра я женюсь. Скажи, Нина, Марго очень рассердится, если я запою у нее в холле?
- Она будет просто в ярости, милый, и я тоже… Чек давай мне. Не забудь, что случилось, когда тебе в прошлый раз подарили тысячу фунтов.
- Это я уже слышал от твоего отца.
- Неужели ты ему это рассказал?
- Я ему все рассказал, а он дал мне тысячу фунтов.
- Бедный Адам, - неожиданно сказала Нина.
- Почему ты так говоришь?
- Сама не знаю… Вон, кажется, твоя машина подъехала.
- Нина, почему ты сказала "бедный Адам"?
- Я разве сказала?… Право, не знаю. Ой, я тебя ужасно люблю.
- Завтра я вступаю в брак. Ты тоже?
- Да, милый, наверно.
Шофер успел заскучать, пока они решали, где будут обедать. На все его предложения они отзывались испуганными вскриками. "Там наверняка будет полно всяких противных людей", - говорили они. Он предожил им Мейденхед, Тэйм, Брайтон. Наконец они решили ехать в Эрендел.
- Туда мы дай бог к девяти часам попадем, - сказал шофер. - Вот в Брэе есть очень хороший отель… Но поехали они в Эрендел.
- Завтра мы поженимся, - сказал Адам. - И на свадьбу никого не пригласим. И сейчас же уедем за границу и не вернемся, пока я не напишу все свои книги. Божественно, правда? Куда бы нам поехать, Нина?
- Куда хочешь, милый, только чтобы там было не холодно, хорошо?
- По-моему, ты не очень веришь, что мы поженимся, Нина, да? Или нет?
- Не знаю… просто мне кажется, такие божественные вещи никогда не сбываются… не знаю почему… ох, я сегодня так тебя люблю… Если бы ты знал, какой ты был чудный, когда прыгал у Марго по всему холлу, совсем один. Я на тебя долго-долго смотрела с верхней площадки.
- Машину я отпущу, - сказал Адам, когда они проезжали через Пулборо. - Вернуться можно поездом.
- Если еще будет поезд.
- Конечно, будет, - сказал Адам. Но у обоих в эту минуту мелькнул в голове некий вопрос, смутно волновавший их всю дорогу. Ни он, ни она больше не касались этой темы, но после Пулборо в машине определенно чувствовалась некоторая скованность.
Вопрос разрешился, как только они добрались до отеля.
- Нам обед, - сказал Адам, - и номер на ночь.
- Милый, меня, кажется, хотят обольстить?
- Боюсь, что так. А ты решительно против?
- Да нет, - сказала Нина и добавила, изображая простолюдинку: - Это оченно даже приятно.
Обедающих в ресторане уже не было. Они ели одни в углу зала, а официанты накрывали столы к утреннему завтраку и бросали на них обиженные взгляды. Подавали самый унылый английский обед. И в салоне после обеда было ужасно; несколько гольфистов в смокингах играли в бридж, да дремали две старые дамы. Адам с Ниной прошли через двор в пивной бар и до закрытия просидели там в теплом мареве табачного дыма, слушая ленивые пересуды местных жителей. Они сидели, взявшись за руки, ничуть не стесняясь, и очень скоро на них перестали обращать внимание. Перед самым закрытием Адам угостил всех пивом. Послышались голоса: "Благодарствуйте, сэр", "За ваше здоровье, мэм", и бармен произнес свое: "Прошу допивать. Закрываем" - совсем особенным, очень певучим голосом.
Когда они вышли во двор, где-то били часы и подвыпивший фермер пытался завести свою машину. По дубовой лестнице, мимо развешанных на стене мушкетов и гравюр с изображением дилижансов и карет, они поднялись к себе в номер.
У них не было с собой даже чемоданчика (как сообщила на следующий день горничная молодому человеку из радиомагазина, добавив, что этим-то и плохо работать в отеле на шоссе - мало ли кто там останавливается).
Адам разделся мгновенно и лег в постель; Нина - помедленнее, она повесила платье на стул и, словно ей изменило обычное самообладание, еще некоторое время перебирала безделушки на камине.
Наконец она погасила свет.
- Ты знаешь, - сказала она, забираясь в постель и слегка дрожа, - это со мной в первый раз случается.
- Тебе будет очень хорошо, - сказал Адам. - Обещаю.
- Я и не сомневаюсь, - сказала она серьезно. - Я ничего такого не говорю… я просто сказала, что это в первый раз… Ох, Адам.
- А ты еще говоришь, что божественные вещи не сбываются, - сказал Адам где-то среди ночи.
- Ничего божественного тут нет, - сказала Нина. - Мне было больно. Да, кстати, только что вспомнила. Утром я должна тебе сказать что-то очень важное.
- Что?