В полночь ребята тайком пожаловали на лабуровский кош, приманули мясом собак, чтобы не лаяли, а потом разыскали в сарае на сене спящего непробудным сном хозяина, покропили его ложе мазутом, высыпали на полсть содержимое старой подушки - и были таковы. Утром на коше царил переполох. Перепачканный в мазут, весь в пухе и перьях хозяин носился как угорелый и на чем свет стоит костерил своих работников, не уберегших его от позора, до седьмого колена клял злоумышленников, сотворивших с ним злую шутку.
- Так ему ублюдку и надо, - единодушно оценили станичники событие на коше Лабуры.
У своего последнего хозяина Дейкина Украинские работали круглый год. Весной и летом больше всего в поле, а осенью и зимой возле скотины. Нередко наниматель поручал им выполнять предприсания атамана по ремонту дорог, улиц, гребли через Тихонькую, церковно - приход- ской школы или другие повинности. С наступлением зимы торили братья и санный путь в железнодорожный поселок с подводами, наполненными доверху бараньими и свиными тушами, которые поставлял Дейкин в тихорецкие трактиры и духаны.
…Конец января выдался снежным и морозным. Еще с вечера братья получили указание хозяина загрузить двое саней свежемороженным мясом и утром отправиться в железнодорожный поселок. Работа привычная, батраки занялись ею без промедления. Загруженные сани Иван замкнул на ночь в просторном хозяйском сарае, а с рассветом он и его младший брат запрягли лошадей и их малый санный поезд заскрипел полозьями по снегу. Одетые в полушубки, в бараньих папахах, братья не ощущали мороза. Слепило лишь глаза от снежной круговерти, набиравшей разгон с каждой минутой. Дорогу буквально заволакивало белой пеленой.
Выставленные по обеим сторонам дороги вешки из крупных подсолнечных стеблей едва просматривались в снежной мгле. Ехавший в передней подводе Иван - старший, обернувшись назад, крикнул младшему брательнику:
- Ну и погодка, хай ей грец. Не дреми, Ванюха!
Сильные кони с заметным напряжением одолевали
забитую снегом колею дороги. Иван - старший слез с воза, пошел рядом. Его примеру последовал и младший брат. На пересечении с гравийным павловским трактом из снеж
ной пелены, словно из‑под земли, вынырнули две мужские фигуры. По их быстрому приближению к саням Украинский заподозрил что‑то недоброе. Легкие их санки угадывались поблизости. Быстро замотав вожжи за грядель саней, Иван вытащил из соломенной подстилки стальной дергач с острым наконечником, применяемый крестьянами для извлечения сена и соломы из слежавшихся скирд и копен. Ухватившись за прочную круглую рукоять инструмента, возчик опустил наконечник в снег, опираясь на толстый прут, как на трость. Только он это сделал, как двое незнакомцев встали посреди дороги, перекрывая путь подводе.
- Посторонитесь, граждане, - окликнул Иван встречных.
- А ты, голубок, не спеши, - услышал он в ответ голос, лишенный каких‑либо любезностей. - Останавливай сани.
- А ну, прочь с дороги, - уже теряя терпение, потребовал Украинский.
- И не подумаем, - хрипло ответил самый высокий с разбойным видом верзила. - Нам от вас много не надо - две бараньих туши и тогда пропустим.
- Вы что, грабеж хотите учинить?
- Называй, как хочешь, - рявкнул вожак, - баранов давай немедленно, иначе сами возьмем.
Грабитель и его напарник двинулись к Ивану. Взбешенный такой наглостью, Украинский крикнул что есть мочи:
- Не подходить! Иначе вот этим дергачом кишки вам повыпускаю.
И он выбросил вперед надежный, достаточно длинный, отшлифованный до блеска, крепкий металлический прут с острым крючковатым наконечником. Младшего брата Иван громко предупредил:
- Заходи им сзади, накидывай на них веревочную петлю.
У вожака холодно блеснул в руке нож, по всей видимости ножом был вооружен и его соучастник. Но пустить в ход холодное оружие уголовники не решились. Слишком предметный отпор получили, устрой они открытое нападение - и впрямь смелый парень мог до их кишок добраться. А такой оборот дела никак не устраивал любителей легкой наживы.
Проваливая прочь к своей кошевке и удаляясь в направлении станицы Архангельской, вожак зло матерился, Иван расслышал даже, как он его обозвал:
- Хозяйский холуй, сорвал нам все дело.
Сзади послышался скрип саней - это Украинских догонял знакомый станичник.
- Что у вас тут произошло? - обеспокоенно поинтересовался он.
- Малость объяснились с залетными гастролерами, - показывая на удалявшуюся легкую кошевку, сказал Украинский. - Попробовали ножом грозить, чтоб хапнуть баранины на шашлык, да сорвалась их задумка.
Продолжая дальше путь, разгоряченный небезопасным происшествием, батрак размышлял над последними словами грабителей. "Добро‑то не мое, а чужое - думал он. - И мне его не жалко. Но на него нет прав и у этих подонков". Сдав мясные туши хозяину трактира и получив от него расписку, братья возвратились в станицу. О том, что произошло в дороге, они рассказали своим домашним, Дейкин же узнал об этом от случайного свидетеля неприятного события.
- Что ж ты умолчал передо мной? - укорил он Ивана. - Твое поведение заслуживает не только похвалы, но и поощрения.
Хозяин пытался вознаградить батрака пятью рублями, но Иван посчитал неудобным брать деньги, отказался.
- Тогда вот что, - сказал Дейкин, - раз ты гроши не берешь, я устрою так, что ты на весенних скачках примешь участие на моем коне, в полном снаряжении.
Честно признаться, такая щедрость поколебала у Ивана неприязнь к хозяину. Давно зрело у него сокровенное желание посостязаться с сынками богатеев на скачках и в рубке лозы. Но хорошо знал - это для него недоступно. Померяться силой и ловкостью могли лишь избранные, из казачьего сословия, у которых в конюшнях для такой цели выращивались и содержались породные скакуны, хранилась первоклассная сбруя, а в кованых сундуках, обернутые в промасленные тряпицы, ждали своего часа остро отточенные сабли. Ничего этого у Ивана не было и быть не могло.
Между тем, за Украинским еще с мальчешских лет в станице закрепилось прозвище, как одного из самых сноровистых лошадников, умевшего обращаться с конем не
хуже любого кавалериста. Находясь в поле, вдали от посторонних глаз, Иван частенько скакал на лучших хозяйских рабочих лошадках, ударами плети срубая иссиня - фи- олетовые головки высоких степных будяков. И глаз, и рука тренировались, сила в плечах крепла. В такие минуты Ивану казалось, что он и на настоящих скачках может выступить ничем не хуже других. Но годы шли, а на всех очередных праздничных джигитовках он оставался простым зрителем.
Теперь же речь велась о нем, как об участнике… Заманчиво и страшновато! Иван наперечет знал всех коней Дейкина - рабочих и выездных. Не будучи коренным казаком, Дейкин был приписан в казачье сословие, благодаря своему богатству и влиянию. Добрых скаковых лошадей держал для престижа. Сыновей Степану Дейкину Бог не послал, были у него только две взрослые дочери. Поэтому и коней - красавцев хозяина некому было продемонстрировать перед всей станицей во всей их мощи и превосходной стати.
Обычно праздничное зрелище - скачки лошадей и рубка лозы - устраивалось в станице до начала сенокоса, накануне или после Пасхи, когда в поле заканчивался сев яровых, овса, подсолнечника, кукурузы, бахчевых и овощей, а трава еще не подоспела к уборке и прополка всходов только начиналась. Таким событием отмечались нередко и зажинки - окончание всех поздних полевых работ в пору золотой осени.
В повседневном труде миновала зима, за ней последовали горячие весенние заботы. И не заметил Иван, как пробежало несколько месяцев, отделявших его от январской поездки в железнодорожный поселок. Однажды Дейкин ему напомнил:
- А ты, Иван, готовься к скачке и рубке. Я свое слово сдержу.
Через несколько дней хозяин завел батрака в конюшню и, показав на трех лоснящихся молодых коней, стоявших в станках, сказал:
- Выбирай, какой нравится. Начнешь с ежедневной выводки, потом станешь объезжать.
Ивану более всего приглянулся вороной четырехлеток, терских кровей. Он и раньше наблюдал, как тот, занузданный конюхом, лихо вытанцовывал во дворе на прогулках, косил своим искрометным глазом.
- Вот этого, - указал Иван на тонконогого рысака.
Отныне дел прибавилось еще больше. Иван рано утром, днем и вечером наведывался в конюшню, с рук кормил овсом вороного, приучая его к себе, надевал на него уздечку, по полчаса выхаживал с конем по обширному кругу. Потом стал подседлывать, объезжать верхом, а за две недели до скачек занялся и тренировкой со старой саблей, врученной ему хозяином. Дейкин загорелся желанием, чтобы Иван как можно лучше подготовился к состязаниям и утер нос всем джигитам станицы во имя чести дейкинского дома. Оттого в последние дни освободил Ивана от всех других работ.
- Не подкачай, - наставлял он подопечного. - Покажи, что ты не хуже любого казака.
Утром на станичную площадь спешило много людей - мужчин, женщин, подростков. В суконных шароварах на очкурах, в заправленных в них расшитых рубахах и легких бешметах следовали молодые казаки, заломив на головах кубанки с разноцветным верхом. А молодайки принарядились в яркие кофты из шелковых и шерстяных тканей, с бусами, шнурками, тесьмой и стеклярусом на груди, в сборчатые удлиненные юбки с замысловатыми прошивками. Большинство из них надели на себя самые красивые платки всех цветов и оттенков. Менее броско было одеяние пожилых и старых станичников, детвора же в основном высыпала на площадь, кто в чем ходил и в будние дни.