- Откуда ты взял? - сказал Иван Ильич, чувствуя, что волнение бойца невольно передалось и ему.
- Только сейчас в штабе бригады слыхал. Завтра утром приедет. Что там делается, товарищ комэск! А что баб нагнали! Все моют, скребут, - быстро говорил Барсуков, порываясь куда-то бежать.
- Вот это добре, - сказал Ладыгин. - Давненько мы Семена Михайловича не видали. Почти два года прошло. Посмотрим, теперь каков стал. - Он отпустил беспокойно топтавшегося Барсукова и пбшел вниз по улице.
12
Рассветало. Над Днепром дымился холодный туман. Солнце неясно просвечивалось сквозь сизое облако. На траве лежала седая, как иней, роса.
Свежий ветерок пробежал по курносому лицу Барсукова. Он зябко поежился, поднял голову и увидел знакомый пейзаж с пробитой снарядом высокой фабричной трубой. "Никак проспал?" Но тут же, взглянув на часы, одолженные ему Харламовым как дежурному по эскадрону, он успокоился: до подъема оставалось почти пять минут.
Барсуков вскочил с заваленки, перебежал улицу и прильнул к окну соседнего дома. На лавке под окном спал на спине старый человек с рыжими седеющими усами. Барсуков толкнул раму. Окно, звякнув, раскрылось.
Трубач Климов приоткрыл один глаз. - Ну чего? Ну? - спросил он, нахмурившись и натягивая на себя наполовину сползшую шинель.
- Вставайте, вставайте, Василий Прокопыч! - настойчиво будил Барсуков. - Без двух минут пять.
Климов раскрыл оба глаза.
- А, пес!.. Ладно, ладно, ты иди!.. Ишь, холоду напустил! Федора Кузьмича разбудишь, - он кивнул на лежанку, где, укрывшись стеганым одеялом, спал толстый человек. - Иди, я сейчас встану.
Шепча что-то, Климов поднялся с лавки, взял трубу, накинул шинель и вышел на крыльцо. Тут он прокашлялся и, повернувшись в ту сторону, где за белыми стволами березок густела еще темно-синяя мгла, поднял трубу. В чистом воздухе понеслись высокие звуки сигнала. И в эту же минуту солнце показалось над облаком, золотые лучи брызнули на мокрую траву.
Во дворах заскрипели ворота. Овцы, теснясь, выбегали на улицу. Степенно выходили коровы. Воздух наполнился мычанием и блеяньем. Стадо потянулось по пыльной дороге.
Климов стоял на крыльце, посматривал по сторонам с таким видом, словно он сам породил своим сигналом этот яркий солнечный день. По опустевшей улице шла девушка, подгоняя хворостинкой корову.
- Что, девка, проспала? Прогуляла? - добродушно крикнул трубач.
- А что же ты, дядя, поздно играл? - смеясь, ответила девушка.
Климов усмехнулся, поправил шинель и вошел в хату. Его встретил негодующий взгляд круглых навыкате глаз сидевшего на лежанке толстого человека.
- Черт вас забодай, Василий Прокопыч, и вместе с трубой с вашей с архангельской! Вы всегда норовите мне в самые уши надуть, - заговорил лекпом густым басом. - Такой сон смотрел, а вы перебили!
- А вы ложитесь, досматривайте.
- Нет, теперь уже мне, факт, не заснуть. Сколько раз пробовал.
- А я, Федор Кузьмич, ежели сон интересный, а меня разбудят, на другой бок перевалюсь и непременно досмотрю.
- Ну это, может, у вас другое устройство в нервной системе, - возразил лекпом, кинув пренебрежительный взгляд на приятеля. - А я, если на меня посмотреть с точки зрения, человек интеллигентный, тонкий, нервный, и если меня разбудить, - факт, больше не засну.
- Да, конечно, куда мне, Федор Кузьмич, Штаны коротки, - согласился трубач с несколько ироническим видом, - Мое дело такое - пропел, а там хоть не рассветай… А вы людей лечите, Это ведь не раз плюнуть! Большая наука нужна… Нет, вы, верно, прилегли бы, может, заснете. Пес с ними, с нервами, А за коня не беспокойтесь: я почищу. - Он подвинулся к лекпому, но тот, повалившись на лежанку, уже сладко похрапывал.
Эти пожилые приятели прослужили вместе всю гражданскую войну, но обращались друг к другу только на "вы", как бы подчеркивая этим свое солидное положение в эскадроне. И хотя они часто ссорились, но жить, один без другого не могли…
Тем временем бойцы выводили лошадей на взводные коновязи и начинали уборку.
В наступившей тишине слышался только шелест щеток, скользивших по шерсти, шумное дыхание бойцов да изредка сухое постукивание щетки о скребницу.
- Давай, давай, нажимай! - весело покрикивал Харламов. - А ну, я у твоей хвост посмотрю, - обратился он к молодому бойцу. - Э, брат, смотри, сколько пыли, - заметил он, разбирая хвост лошади. - Давай, браток, поднажми. Потом мне покажешь.
- Стоять, стерва!.. А вот я тебе по морде! - крикнул низенький, заросший рыжей щетиной боец, замахиваясь на гнедую кобылу. Она скалила желтые зубы, норовя укусить.
Харламов подошел к нему.
- Лавринкевич, опять ты на лошадь шумишь?
Лавринкевич взглянул на него маленькими, как у ежа, злыми глазами.
- А как на нее не шуметь, старшина, когда она, подлая, под пузом не дается?
- С конем всегда ласка нужна, - сказал Харламов вразумительно. - А криком, стало быть, не поможешь… А ну, дай! - Он взял из рук бойца щетку, подошел к лошади и ласково огладил ее, - Но, но! Зачем же кусаться? - заговорил он вкрадчиво, глядя в глаза лошади и поглаживая ее по упругой лоснящейся шее. - Ну вот и ладно… Ну вот и хорошо, - приговаривал он, видя, что кобыла успокоилась и дает себя чистить. - Видишь, Лавринкевич, как я полагаю, во всяком деле можно без крика управиться. А кричит кто? Неразумный человек, - заключил Харламов, подавая Лавринкевичу щетку и сердито глядя на него.
Ему был неприятен этот маленький, худощавый боец, недавно переведенный из третьей бригады.
- Товарищ старшина, командир эскадрона идет! - сказал взводный Сачков.
Харламов подал команду.
- Ну как дела, Степан Петрович? - обратился он к старшине.
Харламов доложил, что во втором взводе ночью заболела лошадь, но теперь ей уже лучше.
- Ну и добре, - сказал Ладыгин, потрогав свои небольшие с проседью усики. - Что, заканчиваете?
- Так точно. Сейчас на водопой поведем.
- Ну-ну, ведите, а я пока по-стариковски на солнышке посижу. - Иван Ильич перешел на противоположную сторону улицы и присел на лавочке подле ворот.
- Мимо него потянулся эскадрон. Лошади шли, покачивая головами, лениво приволакивая задние ноги, - особенно спешить было некуда.
Вихров стоял на высоком крыльце дома, в котором помещался штаб бригады. Только что, как он слышал, прошел гомельский поезд. Приезда Буденного можно было ждать с минуты на минуту.
Испытывая сильное душевное волнение. Вихров уже раза три прошептал слова рапорта, когда на прямой широкой улице, выходившей на городскую площадь, показалась тачанка. Ездовой, раскинув руки, придерживал бежавших рысью серых лошадей, бойко перебиравших ногами. В тачанке сидели двое. В одном из них, в черкеске, Вихров сразу же узнал Буденного. Другой, небольшого роста, с мелкими чертами худого лица, был комбриг Деларм.
Придерживая шашку, Вихров спустился с крыльца.
- А я вас, товарищ командир, где-то встречал, - сказал Буденный, когда Вихров подошел к нему и представился.
- На Южном фронте, товарищ командующий, - произнес молодой командир несколько взволнованным голосом.
- Вот-вот… То-то я помню. - Буденный пристально посмотрел на него зеленоватыми глазами. - Ну что ж, объявите тревогу, - сказал он спокойно.
Вихров круто повернулся и направился в комнату, где помещался дежурный трубач.
- Тревога! - крикнул он.
Трубач вскочил и, споткнувшись на ровном месте, выбежал вон.
Тревожно-бодрые звуки разорвали тишину. Почти одновременно и на окраинах Речицы - послышалось словно бы тонкое комариное пение - эскадронные трубачи подхватили тревогу.
Поглядывая на Буденного, который с часами в руках стоял у тачанки, Вихров очень живо представил себе происходившее в эскадронах. Бойцы хватали оружие, бежали на конюшню, сноровисто седлали, взбодренные обычными в такие минуты голосами старшин, выводили лошадей на сборное место, садились, равнялись и в ожидании команды к движению оглядывали на себе обмундирование.
Держа в поводу двух лошадей, к крыльцу подъехал коновод комбрига Бондаренко. Это был видавший виды старый боец с белым шрамом на щеке.
- Что, не видать еще наших, товарищ дежурный? - тихонько спросил он Вихрова, дружелюбно поглядывая на него снизу вверх.
- Нет еще. Сейчас подойдут, - отвечал Вихров также тихо.
- И к чему бы это товарищ Буденный приехал?
Как к чему? Смотр делать.
- Смотр? Э, нет, товарищ дежурный, - сказал Бондаренко с хитроватой усмешкой. - Чую, что Семен Михайлович не для смотра приехал. Не иначе, как в поход нам идти. Вы слушайте меня, потому верно я вам говорю. Смотрите, вон у коней хвосты пушатся, а уж верней нет приметы.
- Да пока некуда идти, - заметил Вихров, с сомнением поглядев на лошадей и увидев (или это ему показалось), что у них действительно пушились хвосты.
Внезапно вдали послышался гул. Потом затряслась, задрожала земля. Гул все приближался, переходя в быстрый конский топот. В соседних домах дрогнули стекла. И в ту же минуту на площадь хлынула конница.