Алла Панова - Миг власти московского князя стр 79.

Мария и в самом деле жила в княжеских палатах, словно в золотой клетке: вроде бы все есть и грех жало­ваться, князь к ней внимателен, подарки дарит, а то, что навещать стал реже, так на то свое объяснение можно найти. "Все ж таки князь он, и заботы у него княжеские, важные, да и поболе их, нежели у просто­го мужика, потому в заботах тех некогда ему и вспом­нить о своей голубке", - пыталась успокоить себя Ма­рия, но это выходило плохо. Плакала по ночам, вгля­дывалась в свое отражение в небольшом медном зеркале, искала какие‑нибудь изъяны, которые отво­ротили от нее князя, но, ничего не заметив, усажива­лась к окошку и сквозь слезы, застилавшие глаза, смо­трела на происходившее снаружи. Иногда, набрав гос­тинцев, отправлялась навестить родных, которые бы­ли рады ей и старались больше не упрекать, оставляя обсуждение недостойного поведения Марии до тех пор, пока она не покидала родной дом.

Еще больше стала тревожиться Мария о своей судь­бе, когда поняла, что забеременела. В очередной раз побывав в посаде, матери и бабушке ничего об этом не сказала, но вскоре после этого открыться пришлось, поскольку мать сама по каким‑то едва уловимым при­метам догадалась обо всем. После такого признания Мария, чтобы не разрыдаться, поспешила вернуться в княжеские палаты, которые теперь почти совсем не оставляла.

Догадалась обо всем и Агафья, да и как не догадать­ся, когда прежде цветущая и не страдавшая отсутстви­ем аппетита молодица вдруг стала отказываться от ку­шаний, даже от своих любимых левашников, и, отве­дав все же чего‑либо, выскакивала из‑за стола как ошпаренная. Пришлось Марии открыться и ей. И как ни боялась несчастная сделать это признание, но когда наконец открылась этой с виду суровой женщине, та сразу переменила свое отношение, стала как‑то мягче и заботливее. На нерасторопных девушек, приставлен­ных к княжеской зазнобе, Агафья стала чаще покри­кивать, следя за тем, чтобы они выполняли усердно желания на глазах таявшей Марии. За короткое время ее заметно округлившееся лицо осунулось, подбородок заострился, а темные глаза, кажется, стали еще боль­ше и темнее.

Однако Михаил Ярославич словно не замечал про­изошедших перемен. Теперь он все реже появлялся в покоях Марии, а вернее сказать, увлекшись охотой, просто стал реже бывать и в своих палатах. Лишь на­ступившая весенняя распутица заставила его немного угомониться, и он, как прежде, коротал с ней вечера, находя утешение в ее ласках. Но, едва успев освобо­диться от объятий, Михаил вновь начинал томиться от безделья, слонялся из угла, в угол по своим палатам, придирался к дворне.

Иногда он выезжал в посад, но мелкий противный дождь, который то и дело принимался поливать и без то­го разбухшую от воды землю и без жалости смывал ос­татки притаившихся в тени сугробов, заставлял Михаи­ла Ярославича возвращаться в палаты, где он усаживался с молодыми боярами за бесконечную трапезу. Князь давно задумал отправиться по ближним и дальним веся: и теперь лишь ждал, когда немного подсохнут дороги.

В один из скучных серых дней князь, сидя на сту­пеньках крыльца - словно в далеком детстве, - на­блюдал, как два его ловчих пытаются приучить моло­дого сокола, привязанного тонкой бечевой за лапку пролетев по кругу, возвращаться на руку человека. В тот самый момент, когда под дружный вздох разоча­рования гридей, наблюдавших за обучением, сокол опять попытался взмыть в небо, от ворот донеслись го­лоса, и, повернув голову на шум, князь увидел своего старого знакомого, который, широко улыбаясь, при­ближался к крыльцу.

Михаил Ярославич, с удивлением глядя на бояри­на, поднялся со ступенек и вышел навстречу гостю.

- Здоров будь, Северьян Ипатьевич. Какими судь­бами в наши края?! - радостно воскликнул князь.

- И ты здрав будь, Михаил Ярославич! - с досто­инством поклонившись, ответил тот. - Кланяюсь тебе в надежде, что не прогонишь гостя незваного!

- Разве ж можно путника не приютить? Проходи, гость дорогой, в мои палаты, - радушно пригласил князь и, мучимый любопытством, как боярин, кото­рый служил его отцу и брату Александру, оказался в Москве, снова спросил: - Что ж тебя, Северьян, за­ставило в мой удел заглянуть?

- Непогода да дороги плохие, - улыбаясь, отве­тил боярин и, спустившись с измученного коня, за­брызганного грязью, вздохнув, пояснил: - Из Новго­рода отряд мой выехал еще по снегу, к Торжку мы доб­рались еще по твердой дороге, а уж после Твери дело туго пошло. Дороги - что кисель.

- Вот и я из‑за этого сиднем в палатах сижу, - по­нимающе махнул хозяин рукой, - рад я, очень рад, что ты ко мне заглянул. Отдохнешь с дороги, в мыльне попаришься, уж тогда от беседы тебе не уклониться! Поговорим обо всем! - поднимаясь вместе с гостем в горницу, говорил князь возбужденно. - Эх, Северьян Ипатич, как же я рад встрече нашей нечаянной!

Обещал князь гостю отдых с дороги, но обещания своего не выполнил, тем же вечером устроил ему за трапезой настоящий допрос. Северьян был не против, поскольку догадывался, как истосковался князь в своей глуши без новых вестей, как не терпелось ему узнать, чем живут ныне его соседи. Да и сам боярин был рад возможности говорить обо всем открыто, не лукавя. Знал он, как Михаил почитает брата Алек­сандра, которому Северьян давно служил верой и правдой.

Разговор за трапезой начали издалека, с воспоми­наний о сечах, и тут уж не могли не упомянуть Алек­сандра, от которого не имели никаких вестей. Чтобы отвлечься от нахлынувших тяжелых мыслей, загово­рили о кушаньях, которыми был уставлен стол. Отве­дав угощений, поднимали чарки и воевода с Никитой, приглашенные князем на беседу с гостем.

- Как тебя в Великом Новгороде принимали? Чем угощали? - спросил Михаил Ярославич, внимательно глядя на гостя, который мало изменился с последней их встречи. Был он года на три старше Александра и всей своей статью походил на него. Рукопожатие гос­тя было все таким же крепким, небесно–голубые глаза смотрели все так же зорко, а на белой с рождения голо­ве если и появились седые пряди, то заметить их было невозможно.

Северьян, вертя в руке кусок зайчатины, запечен­ной до румяной корочки, и раздумывая, обмакнуть ли мясо в брусничный взвар, прежде чем отправить в рот, ответил не сразу. Он понял, что князя интересует вовсе не то, какими кушаньями потчевали его в Новгороде.

- По–разному принимали, - наконец ответил он и, отложив зайчатину, проговорил серьезно: - Сам, небось хорошо знаешь, там котел все время кипит. И все зависит от того, кто кашу варит.

- Ну и кто там нынче верховодит? - нетерпеливо спросил князь.

- Нынче верх те крикуны берут, что супротив тво­его брата всегда козни строили, - ответил гость, сде­лав глоток из высокой чарки, продолжил: - А кто за Александра, совсем невмоготу стало. Голову те подня­ли, кто всегда Ордену готов был поклониться. Теперь они многих на свою сторону переманили. Кричат, что владимирские князья пред ханами склонились, от Ор­ды, мол, теперь зависят, а Великий Новгород всегда сам по себе стоял, никому не кланялся и под властью поганых не был и не будет…

- А выход ордынский? Собирают ведь, - удив­ленно вскинул бровь князь.

- А то как же! Твердислав Хрипун им на это ука­зать посмел, так его едва не растерзали за правду. Гово­рю же, одно теперь талдычат, мол, нечего со слабыми дружбу водить, надо к сильным прислониться. От вла­димирских князей, дескать, проку нет.

- Эвон как заговорили, - покачал головой воево­да, - забыли, что не единожды их Александр Яросла­вич из беды выручал, запамятовали, как он самому шведу Биргеру своим острым копием печать на лице возложил.

- А у новгородцев память всегда короткой бы­ла, - добавил свое слово князь.

- Верно, княже, говоришь, - кивнул гость. - Быстро они забыли и как ливонцы до берегов Оредежи дошли, возы с товарами грабили, скот забирали, смер­дам пахать не давали, и как немцы данью Водь обложили, а в погосте Копорье крепость свою выстроили. Если б Александр с низовой ратью вовремя не пришел, не вернул Копорье со Псковом, давно бы новгородцев да псковичей папа в латинскую веру обратил.

- Не пойму я, что папа этот от нас хочет, зачем на нас рати шлет? - спросил, облокотившись на стол, Никита.

Северьян усмехнулся, переглянулся с воеводой, сразу не найдя, что ответить молодому любопытному сотнику.

- Как тебе сказать, - почесал боярин затылок, - земли, видно, Ордену мало. А за Орденом подумай, кто стоит? Вот то‑то и оно! Земля нужна рыцарям, что име­нем Христа прикрываются, но заботятся лишь об уве­личении своих владений и о приумножении паствы для папы латинского. Они так рука об руку и идут. Па­па ведь уж давно своих легатов к нам шлет.

Князь на эти слова закивал, а гость продолжал: