Алла Панова - Миг власти московского князя стр 76.

- Может, и ясно, - стерпел оскорбление воевода и, разглядывая исподлобья бледное княжеское лицо, продолжил: - Я только хочу, Михаил Ярославич, те­бя понять. Ты, верно, задумал что‑то, но мне не гово­ришь. Я давно уж это приметил. Только не пойму: из доверия я, что ли, вышел, раз ты меня в сие посвя­щать не посвящаешь? Так ли прикажешь понимать? Ты только скажи - я от тебя на покой отойду и обиды держать не буду. Нынче ведь с тобой рядом бояр моло­дых - тебе под стать - много. Тебе, видать, с ними вольготней совет держать, чем со мной, со стариком?

- Не спеши, Егор Тимофеевич! - насупился князь, несмотря на бородку, сделавшись сразу похо­жим на обиженного ребенка. - Знаешь ведь, что ты у меня вроде отца второго стал. Мы с тобой такое вмес­те пережили… Как же я могу тебя недоверием обидеть! Ты сам поразмысли… - Князь замолчал, опустил го­лову, на время задумался, словно решая, открываться воеводе или нет, но потом медленно, с трудом выдавли­вая из себя слова заговорил: - Слышал ведь ты весть, что до Владимира докатилась, якобы отец мой потому жизни лишился, что оговорил его в Орде кто‑то из сво­их же.

Воевода утвердительно кивнул.

- Мне хоть это пока доподлинно не известно, но сердце подсказывает, что не обошлось здесь без стрыя. Завистью весь пропитался, из глаз его завидущих она так и лилась, когда он на отца смотрел. Вот и постарался отправить великого князя к праотцам, а сам на его место свой зад водрузил. - Михаил Ярославич со злобой посмотрел куда‑то в сторону. - Без вражьей помощи не видать бы ему великого княжения до самой немощной старости.

- Но ты ведь сам говоришь, что доподлинно тебе это не ведомо. Может, зря ты на стрыя думаешь и не повинен он? - высказал сомнения воевода.

- Хоть доказательств пока и вправду нет, но на­верняка они будут, - уверенно ответил князь. - Мы с братом договорились, что он все силы приложит, чтоб, истину о смерти отца разузнать. А уж за наказанием для виновника дело не станет.

- Вот и ждать надобно, когда Александр Яросла­вич до дому приедет. Там видно будет, как действо­вать. А то, может, и не причастен вовсе Святослав к тем козням, а ты уж и меч свой навострил.

- Эх, Егор Тимофеевич, и рад был бы думать так, как ты, только вот не думается по–твоему. Потому и места себе не нахожу. Черные мысли ни на день не покидают, ни во сне, ни за трапезой не оставляют.

- Так что ж ты надумал?

- Уж и не знаю, говорить ли тебе, раз ты так на за­щиту супротивника моего встаешь. Ну да ладно. Когда‑нибудь открыться надобно, самому уж невмоготу думу эту думать, и советчик нужен, а если что наду­маю, так и помощники понадобятся. Так что слушай внимательно.

- Слушаю.

- Вести из стольного города разные приходят. Сам о том мне не раз уж говорил. Ума не приложу, ве­рить тем вестям или нет, но верить‑то больно хочется, что и в самом деле недоволен люд володимирский сво­им нынешним великим князем. Кто говорит, что побо­рами замучил, кто сетует, что умом не вышел и при этом дюже злопамятен и на расправу скор. Он и всегда таким был, а нынче правителем себя возомнил, так, видно, и вовсе удержу не стало. Бурлит понемногу сей котел, стольным градом прозывающийся, и что за по­хлебка там сварится, пока никому знать не суждено.

- Тебе из того котла похлебки захотелось отведать али сам вознамерился в костерок полешек подбросить, чтоб скорей закипела?

- Угадал, - кивнул князь и заговорил быстро, понизив голос и оглядевшись по сторонам, будто хотел удостовериться, что их разговор никто не слышит.

В горнице, кроме двоих собеседников, никого не было. Все так же тихо потрескивала большая свеча в шандале, и только очень чуткое ухо могло уловить мерное похрапывание, доносившееся из‑за двери, за которой нес свою неусыпную службу Макар.

- Почти угадал, - поправился князь, переведя взгляд с двери на воеводу, - полешек, как ты гово­ришь, я подкидывать сейчас не собираюсь, там пока и без меня полымя разгорается, а потом - видно будет. Хочу посмотреть, чем там дело обернется, а ежели что - пойду на Владимир.

- На Владимир?! - воевода открыл удивленно рот.

- Да, - буднично произнес князь.

- Но силенок на это вряд ли хватит, - заметил во­евода, едва сдерживая готовую выползти наружу ус­мешку.

- Я ж говорю, как дело там обернется, - разъяс­нил Михаил Ярославич, который не сводил взгляда с лица собеседника, пытаясь отгадать его потаенные мысли. - Я и без тебя знаю, что сил у меня - кот на­плакал. Если что - для сечи не хватит. Так только - на татей нагрянуть или из лесу постращать кого.

Егор Тимофеевич с любопытством смотрел на кня­зя, с нетерпением ожидая, что тот скажет. Князь ус­мехнулся горько и спокойно продолжил:

- Я выждать хочу, коли поднимутся владимирцы против стрыя, тут как раз я им на подмогу и приду. Имеете его и одолеем.

- А дальше?

- Княжить буду, - прозвучал внешне спокойный голос.

- Во Владимире?

- Так не в Москву ж возвращаться?!

Воевода, не веря своим ушам, хотел переспросить князя, верно ли он его понял, но, всем своим сущест­вом ощутив напряжение, заполнившее горницу, сразу ставшую крошечной, решил, что лучше этого не де­лать. Князь мрачно смотрел на воеводу, ожидая, что скажет его старый учитель. А тот все никак не мог подобрать нужных слов, мял крепкими пальцами хлебный мякиш, к своей досаде понимая, что в нынешнем поведении князя, замыслившего неправедное дело, есть доля и его вины. Не сам ли он для того, чтоб поддержать хилого от рождения княжича, внушал ему, что тот может добиться в своей жизни большего, если очень этого захочет и приложит для достижения цели все свои силы. Учение пошло ребенку на пользу, помогло одолеть хвори. Тогда бледный робкий мальчик мечтал стать крепким воином и достиг этой цели. Теперь перед Егором Тимофеевичем сидел крепкий молодой мужчина, воин, и у него была новая цель. Но до­стижима ли она?

- Что молчишь? Стрыя пожалел али думаешь, что я великокняжеского стола недостоин? - прервал затянувшееся молчание князь, хмуро глядя на воеводу.

- Огорошил ты меня, потому и молчу, - загово­рил воевода, шумно вздохнув, продолжил: - И Святослава мне не жаль, он сам в своих бедах виновен.

- Так, значит, я до владимирского стола не до­рос! - раздраженно прервал Михаил ставшего чересчур медлительным собеседника.

- Я, княже, такого не говорил…

- Так подумал, - с явной горечью в голосе опять прервал князь.

- Не спеши, Михаил Ярославич, - ответил на это воевода, стараясь унять гулко бившееся в груди сердце, - мы с тобой, чай, не на пожаре, да и Владимир по­ка далеко. Что ж распаляешься? Выслушай, коли доверил мне свои тайные желания. Ты с думами этими сжился, а мне‑то они в новинку, потому сразу и не на­шелся, что тебе ответить, - пояснил Егор Тимофее­вич, чувствуя, что князь снова готов прервать его. - Есть в твоих словах доля правды: Великое княжество - это не завалящий удел. Там у князя хлопот полон рот. Только смотри, успевай поворачиваться.

- Будто мне это не ведомо, - буркнул недовольно князь себе под нос.

- Были у нас примеры, что и младенец княжил. Вопрос только в том, кто за несмышленым стоял. Вон и братья твои - Александр да Федор, - им батюшка Новгород доверил, когда их носы чуть из‑под стола по­казались. Ярослав Всеволодович поддерживал, своим людям за ними пригляд поручил, старался в обиду не давать. Я к тому речь веду, что любому князю опора нужна. Есть ли она у тебя? Ты такое замыслил - а лю­дей рядом маловато! Не обидеть тебя хочу, а от шага не­обдуманного предостеречь.

Воевода чувствовал недовольство князя, которое возрастало с каждым его словом, но, как не раз быва­ло, решил все‑таки высказать до конца свою точку зрения. Князь же, осознавая, что сам затеял этот тя­желый разговор, превозмогая себя, сдерживал гру­бые слова, которые были готовы вырваться наружу и обидеть до глубины души единственно близкого че­ловека, который мог дать дельный совет. Положив руки на стол, Михаил Ярославич то сжимал кулаки, то разжимал их, с каким‑то удивлением смотря на свои ладони и стараясь не встретиться взглядом с го­ворившим.

- Вот у Святослава опора, видать, хлипкой оказа­лась, ежели княжество под его рукой ходуном заходи­ло. А за твоей спиной кто? Дружина? Не в обиду тебе - но разве те сотни, что с тобой в Москву пришли, дру­жиной назовешь? Оборонить удел, коли доведется, лю­ди твои еще с горем пополам, может, и смогут, а вот на приступ? Да такого города! Силенок не хватит!

- Я это и без тебя знаю! - кинул раздражено князь.

- А коли знаешь, так что ж замышляешь неис­полнимое? Али не на силу, а на смекалку рассчитыва­ешь? Но и для этого какая–никакая опора нужна. Где она у тебя?

- Ты меня как мальца провинившегося отчитыва­ешь, - со злой обидой заметил Михаил, - потому с то­бой говорю, что совет нужен, а ты одно талдычишь.

- Так открывайся, коли уж начал. Что ж водишь вокруг да около! - как можно спокойнее ответил вое­вода. - Тогда и я, может, чем помогу. Ты у меня сове­та спрашиваешь, а у меня глаза завязаны.

Князь последний раз сжал кулаки, сам налил в свой граненый кубок ставленого меда, выпил залпом и, утерев тыльной стороной ладони пшеничные усы, заговорил…

Разошлись собеседники, когда не закрытое ставня­ми окошко посветлело.

Князь, довольный тем, что разделил свою тяжелую ношу, поспешил в опочивальню к Марии, которая давно спала, потеряв надежду увидеть своего ненаглядного.