Когда шофер мебельного фургона помог нам выйти у небольшого сквера, разбитого на вершине мира, у нас оставалось в запасе ровно две минуты. На юге, кажется, не было ничего выше этого места, до самых гор Атласа. Высокие дома впивались, как колючки кактусов, в глубокое, синее небо, а узкая терракотовая улица вдруг обрывалась у края Монакской скалы. С церкви напротив на нас глазела дева Мария в голубых одеждах; ангелы носились вокруг нее, как воздушное покрывало. Было тепло, ветрено и очень тихо, - все жизненные дороги привели нас в этот сквер.
Мне помнится, что в первую минуту мы оробели и не решались войти. Ведь там внутри не могло быть так хорошо, как снаружи, и действительно не было. Мы сели на деревянную скамью, и рядом с нами скоро села еще одна пара: девушка в белом платье и мужчина в черном костюме. Мне стало неловко, что я не одет как положено. Затем человек в высоком крахмальном воротничке затеял свару из-за наших бумаг, и мы уже перестали верить, что венчание вообще состоится; потом возникло новое препятствие из-за того, что мы не привели с собой свидетелей, но в конце концов нам разрешили заменить их двумя унылыми служащими. Нас провели в большую пустую залу с люстрой и письменным столом, - надпись на двери гласила: "Зал бракосочетаний", - и мэр, глубокий старик, похожий на Клемансо, с сине-красной лентой через плечо, нетерпеливо выслушивал, как человек в воротничке зачитывает наши имена, фамилии и даты рождений. Потом мэр быстро отбарабанил по-французски чуть ли не весь кодекс, и нам надо было выразить свое с ним согласие, - по-видимому, это были статьи из Code Napoléon. Вслед за этим мэр произнес небольшую речь на ломаном английском языке относительно нашего долга перед обществом и обязанностей перед государством и наконец-то пожал мне руку, поцеловал в щеку Кэри, и мы вышли оттуда, мимо ожидавшей своей очереди пары, на продуваемый ветром сквер.
Церемония не была торжественной, - не хватало органа, как в церкви Святого Луки, и свадебных гостей.
- У меня нет ощущения, что я вышла замуж, - сказала Кэри, но тут же добавила: - Но даже приятно, что не чувствуешь себя замужней.
8
На улицах, в барах, в автобусах и в магазинах столько лиц, напоминающих тебе о первородном грехе, и так мало таких, которые носят печать изначальной невинности. Вот у Кэри было такое лицо; она всегда, до самой старости, будет смотреть на мир глазами ребенка. Ей никогда не бывает скучно; каждый день - это новый день; даже горе не имеет конца, а всякая радость будет длиться вечно. Любимый ее эпитет - "ужасно", но в ее устах это слово не звучало как штамп, в ее удовольствиях, страхах, волнениях всегда есть оттенок ужаса; в ее смехе - ужас перед неожиданным, чем-то увиденным впервые. Большинство из нас замечает только сходство, всякое положение нам кажется уже знакомым, а вот она видит только различия, как дегустатор вин, чувствующий самый неуловимый привкус.
Мы вернулись в отель, "Чайка" так и не пришла, и Кэри оказалась совсем неподготовленной к этой неприятности, словно мы ее вовсе не предвидели. Мы пошли в бар и выпили, и казалось, это наша первая совместная выпивка в жизни. У Кэри было явное пристрастие к джину с тоником, которого я не разделял.
- Ну, теперь его раньше завтрашнего дня и ждать нечего, - сказал я.
- Милый, а у нас хватит денег расплатиться по счету?
- Сегодня мы еще обойдемся.
- Столько, сколько надо, можем выиграть в казино.
- Давай оставим за собой дешевую комнату. Не стоит слишком рисковать.
В тот вечер мы проиграли, кажется, тысячи две франков, а утром и после обеда тщетно вглядывались в гавань, - "Чайки" там не было.
- Да, он забыл, - сказала Кэри. - Не то дал бы телеграмму.
Я знал, что она права, но не понимал, что можно сделать, а на следующий день стал понимать еще меньше.
- Милый, надо уехать, пока мы еще можем расплатиться, - сказала Кэри, но я тайком от нее попросил счет (под предлогом того, что мы не хотим проигрывать больше, чем позволяют наши средства) и знал, что наших денег нам уже не хватит. Оставалось только ждать. Я дал телеграмму мисс Буллен, и она ответила, что мистер Дрютер в море и связи с ним нет. Я прочел вслух телеграмму Кэри, а рядом на верхушке лестницы на стуле сидел старик со слуховым аппаратом и наблюдал за прохожими при предвечернем солнечном свете.
- Вы знаете Дрютера? - вдруг спросил он.
- Я у него служу. Мистер Дрютер мой хозяин.
- Это вы так думаете, - резко возразил он. - Вы ведь служите в "Ситре", а?
- Да.
- Тогда, молодой человек, я ваш хозяин. Не полагайтесь на Дрютера.
- Вы - мистер Боулз?
- Естественно, я мистер Боулз. Ступайте, найдите мою сиделку. Нам пора идти в казино.
Когда мы с Кэри остались одни, она спросила:
- Кто этот ужасный старик? Он и правда твой хозяин?
- В каком-то смысле да. В конторе мы зовем его "Д. Р. Угой". Он владеет несколькими акциями "Ситры" - их совсем немного, но они создают равновесие между тем, чем обладают Дрютер и Бликсон. Пока он поддерживает Дрютера, Бликсон бессилен, но если Бликсону удастся купить его акции, Гома можно будет только пожалеть. Это я только так выразился. Теперь уже ничто не заставит меня его жалеть.
- У него просто короткая память, милый.
- Короткая память бывает у тех, кому решительно наплевать на других людей. Никто не имеет права забывать о ком бы то ни было. Кроме самих себя. Вот о себе Гом никогда не забывает. Да ну его к черту, пойдем в казино.
- Мы не можем себе этого позволить.
- Мы в таком долгу, что теперь уже все равно.
В тот вечер мы ставили немного, больше стояли и смотрели на завсегдатаев. Молодой человек опять был в "кухне". Я видел, как он обменял тысячу франков на сотенные фишки, а когда их тут же проиграл, сразу ушел, - вечер не сулил ему ни кофе, ни рогаликов. Кэри сказала:
- Как ты думаешь, он так и ляжет спать голодный?
Я наблюдал, как люди играют по своим системам, понемногу проигрывая, понемногу выигрывая, и удивлялся, как живуча вера в то, что ты когда-нибудь можешь сорвать банк. Эти игроки были похожи на богословов, терпеливо пытавшихся проанализировать чудо. Наверное, у всех в жизни наступает такая минута, когда ты задаешься вопросом: а что, если Бог все-таки существует и богословы правы? Паскаль был игроком, поставившим все свои деньги на божественную систему. Я гораздо лучший математик, чем все они, - подумал я, - поэтому я и не верю в их чудо, однако, если чудо все же возможно, не могу ли я разгадать то, что им разгадать не дано? И мысль эта была похожа на молитву: дай мне сподобиться, и не ради денег, - мне нужно не богатство, а всего несколько дней, беззаботно проведенных с Кэри.
Из всех систем, которыми манипулировали за столом, только одна себя оправдывала, и при этом независимо от так называемых законов случайностей. Возле самого людного стола сновала пожилая женщина с огромным гнездом крашеных светлых волос на голове и двумя золотыми зубами. Если кому-нибудь выпадал выигрыш, она подходила к нему и, толкнув в бок, нагло выпрашивала, покуда крупье глядел в другую сторону, фишку в 200 франков. Считают, что милосердие, как горбун, приносит счастье. Получив фишку, она меняла ее на две стофранковые, одну клала в карман, а другую ставила на любое число. Проиграть свои сотни она не могла, а в один прекрасный день рассчитывала выиграть 3500 франков. И чуть не каждую ночь уходила, прибавив по тысяче франков к тому, что было у нее в кармане.
- Ты ее видел? - спросила Кэри, когда мы шли в бар выпить кофе - с джином и тоником пришлось распроститься. - А почему бы и мне так не сделать?
- Ну, до этого мы еще не дошли.
- Я приняла твердое решение. В отеле мы больше не едим.
- Будем голодать?
- Нет, пить кофе с рогаликами в кафе или молоко, оно питательнее.
Я грустно заметил:
- Да, такого медового месяца я не ждал. В Борнмуте было бы лучше.
- Успокойся. Когда появится "Чайка", все наладится.
- Я больше в "Чайку" не верю.
- Тогда что нам делать, когда кончатся две недели?
- Вероятно, сядем в тюрьму. Может, и тюрьму содержит казино, тогда нам разрешат проводить часы отдыха возле рулетки.
- А нельзя попросить взаймы у Другого?
- У Боулза? Он никогда в жизни не давал в долг без обеспечения. Куда прижимистее Дрютера и Бликсона, вместе взятых, - не то они давным-давно заполучили бы его акции.
- Неужели ничего нельзя придумать?
- Можно, мадам. - Я поднял взгляд от моего остывающего кофе и увидел маленького человека в потертом, но франтоватом костюме и таких же ботинках. Нос у него, казалось, был больше остального лица; от жизненного опыта разбухли вены и потускнели глаза. Под мышкой он игриво держал тросточку, потерявшую наконечник, но зато с рукояткой в виде утиной головы.
- Прошу извинить мою непростительную навязчивость, - любезно прошепелявил он, - но кажется, вам не повезло в игре, а я, мосье и мадам, могу обнадежить вас весьма благой вестью.
- Да мы уже собрались уходить... - сказала Кэри. Потом она объяснила мне, что его библейская фраза вызвала у нее дрожь, ощущение чего-то бесовского, - дьявол любит цитировать Священное писание.
- Вам стоит остаться, потому что я храню в голове совершенную систему. И согласен ее вам уступить всего за десять тысяч франков.
- Вы просите невозможного, - сказал я. - У нас таких денег нет.
- Но вы ведь живете в "Отель де Пари". Я вас видел.
- Все дело в валюте, - поспешно сказала Кэри. - Вы же знаете, какие строгие правила у англичан.
- Тысячу франков.
- Нет, - сказала Кэри. - Простите.