- А калиф?
Мальчик пожал плечами.
- Это калиф Аллаха.
- Ответит ли калиф на вопрос? - спросил Кайит Бей.
Мальчик снова пожал плечами.
- Где Великий Турок собирает свою армию? В горах Тауруса или западнее? Собирается ли он двинуться к югу, на Халаб? Замышляет ли взять Дамаск или даже Каир? Где я... где я могу встретить и уничтожить его армии?..
- Повелитель, - сказал Деватдар, - весьма непросто уговорить джинна ответить хотя бы на один вопрос. Зачем ты смущаешь этих детей огня, забрасывая их столькими вопросами?
Мальчик опустил руку, расплескав чернила, вытер ладонь о белое одеяние и сказал:
- Калиф ушёл, все ушли.
- Он говорил с тобой? - спросил Деватдар.
- Он цитировал Коран, - сказал мальчик.
- И что же?
"Когда земля сотрясётся и растрескается, тогда спросишь ты, что это значит".
Кайит Бей мрачно усмехнулся - мальчик процитировал суру "Аль-Залзалах" - "Землетрясение".
Опыт провалился.
Деватдар извинился перед калифом и сам сдёрнул с окон занавеси, наполнив комнату бледным предзакатным светом. Мальчик, который явно чувствовал себя своим среди этих евнухов-эмиров, присел на подушке рядом с крупным дородным стариком, который носил тюрбан, украшенный страусовыми перьями. У евнуха было широкое плоское лицо; гладя шею мальчика, он вперил любопытный взгляд в Леонардо.
Тот ощутил странное давление и, обернувшись, встретился глазами с евнухом. Евнух улыбнулся и кивнул, и в этот миг Леонардо постиг сущность всех, кто сидел в этой комнате, словно обрёл дар заглянуть в каждое сердце. Эти люди не были ни женственны, ни худосочны. Мягкие лицом и телом, они тем не менее излучали силу и твёрдость. У них были живые ясные глаза; и всё же Леонардо не мог отделаться от страха перед этими кастратами, которые говорили нежными высокими голосами. Те, что помладше, могли бы послужить моделями для ангелов на картинах Сандро; старший походил на восточного патриарха. Но если это и были ангелы, то ангелы смерти - в этом Леонардо был совершенно уверен; и именно среди этих людей Кайит Бей чувствовал себя лучше всего. Он пригласил Леонардо в свою святая святых, в круг своих близких, и сейчас - сидя в тёплом свете позднего солнца и вдыхая острые головокружительные ароматы табака и благовонных трав - Леонардо воображал, что калиф кастрировал и его, как, несомненно, поступил он с мальчиком, который разговаривал с джинном.
- Итак, маэстро, - заговорил эмир, который поглаживал мальчика, - что ты скажешь нам о словах Миткаля?
Миткаль было имя мальчика.
Калиф, удобно восседавший рядом со старым евнухом, не сводил глаз с Леонардо, с явным нетерпением ожидая его ответа. Он тоже гладил мальчика.
- Я не знаю, - удивлённо отозвался Леонардо. - Не мне бы следовало говорить...
- Тебе задали вопрос, - сказал калиф, - выскажи своё мнение.
- Я не знаю, что сказать. Человек, лучше меня знакомый с Кораном, мог бы истолковать слова мальчика. Должен признаться, что я вообще не верю в подобное колдовство.
- Ты имеешь в виду Коран? - спросил евнух.
- Простите меня, - осторожно сказал Леонардо. - Я сказал не подумав, но имел я в виду только магию.
- Но если бы тебе нужно было выбирать... - вставил Деватдар, который так и стоял в центре комнаты.
- Я рискнул бы предположить, что Турок двинется на нас с запада - в зависимости, конечно, от сведений, которые он мог получить о твоих войсках, Повелитель Миров, - добавил Леонардо, обращаясь к калифу.
- С чего бы Турку поступить именно так? - спросил евнух.
- Оттого, что персы собирают силы в горах, разве нет? - Когда никто не ответил, Леонардо продолжал: - Зачем Турку принимать бой сразу с двумя армиями?
- Как ты можешь быть уверен, что он станет биться с двумя армиями в горах? - спросил калиф.
- Если человек, которого ты пытал, сказал правду, то Айше держат именно в горах. А разве эта война не ведётся её именем?
При этих словах евнух засмеялся.
- Так, значит, Мехмед использует Айше, чтобы отманить нас от своих армий?
- Он действительно прилагает все усилия, чтобы воевать в горах, - вставил другой эмир, безбородый, с виду лет тридцати - впрочем, все эти люди были безбороды.
- Да, Фарис, я понимаю, что он прошёл огнём и мечом по всей стране, - сказал Деватдар. - Он прошёл Арсенгу и Тоскар, сжигая каждый город на своём пути, рубя на куски каждого мужчину, женщину и ребёнка. Персы не могут остановить его.
- Это всё его сын Мустафа, - сказал старший евнух. Он сидел рядом с калифом, но даже не потрудился повернуть голову, чтобы взглянуть на него. - Это его следовало бы прозвать Красным Джинном, - прибавил он и похлопал калифа по плечу, словно ребёнка. - Но совершенно ясно, что Турок сумеет устоять в горах, где несколько человек в нужном месте смогут заменить армию. Такое военное искусство подходит туркам либо персам, но не тебе, мой дорогой Кайит Бей. Хотя я твой близкий друг, Великий Турок - твой враг; а враги порой знают нас не хуже, чем те, кто любит нас. - Он улыбнулся калифу, и в его улыбке была мягкая насмешка.
Леонардо вдруг осенило, что для Кайит Бея эти эмиры были как семья; они держались с ним уважительно, но то было лишь уважение одного брата к другому - не считая старшего эмира, которого калиф называл Хилалом. Хилал в этой странной семье исполнял роль родителя и обращался с калифом как со своим дитятей. Смущённый этой причудливой связью между калифом и евнухами, Леонардо уставился на ковёр, который изображал рай: сады, иссечённые каналами, пруды, кишащие рыбой, кустарник, цветы, утки и множество птиц.
- Тебе так понравился этот ковёр? - спросил Хилал. - Сядь, маэстро - вон там, рядом с Куаном. - Один из эмиров передал старику толстую книгу в сафьяновом переплёте, и Хилал, листая страницы, продолжал: - Наш повелитель был так добр, что показал нам твои труды, и мы весьма впечатлены ими, особенно твоим рецептом пороха. Твои пропорции угля, серы и селитры дают более мощный состав, чем наш. Но более всего, друг мой, блистаешь ты в своих пушках. Видел ты, как мы испытывали их?
- Я слышал разрывы, когда хоронил своего друга, - ответил Леонардо.
- Ах да - предателя. Какой позор! - Хилал помолчал. - Боюсь, сегодня это не последние похороны. Твой снаряд оказался весьма эффективным.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Мы выстрелили одним из твоих снарядов, и он упал на наших солдат, которые из любопытства подошли слишком близко к цели. Вина, конечно, их собственная, и тем не менее...
- Я сожалею, - сказал Леонардо.
Хилал не сводил с него глаз.
- Демонстрация была весьма впечатляющая, маэстро, и тем не менее я на твоём месте передвигался бы с осторожностью. - Леонардо взглянул на него недоумённо, и старик продолжал: - Другие эмиры тысячи не слишком к тебе расположены.
- Из-за того, что погибли их солдаты?
Хилал улыбнулся.
- Вероятно, да, но эмиры ненавидят тебя за то, что ты близок к нам.
- К вам?
- Мы понимаем важность артиллерии и огнестрельного оружия. Понимают и наши враги, ибо они уже долгие годы покупают пушки у твоих соотечественников. Но похотливцы за стенами этой комнаты признают только кавалерию и тактику открытой войны. Они трахаются, испражняются и сочиняют стихи исключительно в сёдлах своих коней. Твоё оружие спешит их - и надолго, потому что верхом невозможно одолеть Турка. И они это понимают.
Леонардо уже доводилось слышать, что турки создали передвижные укрепления, скрепив вместе тяжёлые повозки и поставив на них пушки и аркебузы. Ему не терпелось увидеть эти сооружения.
- Они видели также твои стихи, - продолжал старик. - Тебе не следовало бы ставить подпись на свои военные машины, маэстро.
- Что ты имеешь в виду? - Леонардо обернулся к Куану.
- На стволах твоих орудий есть надписи, - сказал китаец. - Почтительный жест твоего друга Зороастро. Тем не менее я надеюсь, что он хотел скорее почтить тебя, чем задеть.
- Что там написано? - настойчиво спросил Леонардо.
"Я Дракон, дух огня и дыма, скорпион, коий стремится изгнать врагов наших громом и свинцом, - процитировал Куан, точно видел перед собой написанный текст. - Леонардус Винчиус, творец машин и капитан инженеров, сотворил меня в год 1479". - Куан помолчал. - Каждой пушке он дал собственное имя.
- У всякого оружия есть своё имя, - сказал Хилал. - Однако солдаты называют творения не их именами - а твоим собственным. - Он пожал плечами и усмехнулся. - Быть может, твой друг даровал тебе бессмертие.
- Я принял решение, - сказал калиф, прерывая разговор. - Мы будем сражаться в Анатолии, в горах. Все мои разведчики сообщают, что Мехмед в горах, а где он, там и его основная армия.
- Так ты оставишь открытым путь на Дамаск? - спросил Хилал.
- Такого я не сделаю, - отвечал Кайит Бей. - Если он соберётся направиться в ту сторону, мы перехватим его. В таких делах наша разведка действует отменно. Мы выкурим его из гор, потому что там нас поддержит наш друг Уссун Кассано. Великий Турок доставил Айше в горы, чтобы вести переговоры. Быть может, мы сокрушим его крепость прежде, чем он даже вышлет к нам своих послов.
- Однако переговоры обеспечили бы безопасность твоей родственницы, - заметил Хилал.
- Мы должны освободить её.
- Ей могут причинить вред.
- И это ввергнет моих солдат в истинную ярость. Вот тогда они будут драться. Не думаю, что даже Мехмед может быть настолько непрозорлив.
- Мехмеда никак нельзя назвать непрозорливым, повелитель, - сказал Хилал.
Кайит Бей, кажется, нисколько не был задет словами евнуха, но решения своего не переменил.