- Я знаю, что она значит для тебя, - продолжал Сандро, - и все мы подыграем тебе, обещаю. Прежде ты выплывал из более глубоких омутов - на одной лишь браваде. Её у тебя всегда было в достатке. Так себя и веди.
- Она выйдет за меня. - Леонардо проговорил это настойчиво, но, едва сказав, пожалел о своих словах.
Сандро слегка опешил.
- Н-ну что же, - сказал он, приходя в себя. - А между тем приятно хотя бы на время заполучить тебя в компанию. Ты стал ужасным занудой с тех пор, как попался в сети Купидона. Тебе будет полезно ещё чуть-чуть погулять с друзьями... конечно, только для того, чтобы сохранить свою репутацию в глазах толпы. - Сандро заразительно улыбнулся.
- Конечно, - сказал Леонардо. - Ты прав. И... спасибо тебе.
Он ещё отыграется за всё - потом, когда вернёт себе Джиневру.
- Вот и ладно, - сказал Сандро. - Только прекрати накачиваться вином мастера Андреа - ещё обделаешься. Пожалей штаны.
Сандро имел в виду, конечно, подштанники - костюм Леонардо был достаточно узким и откровенным.
- Не волнуйся, - хмыкнул Леонардо. - Я белья не ношу.
- Так вот почему ты едва кланяешься! - съязвил Сандро, разряжая напряжение. Тем не менее Леонардо казалось, что все вокруг перешёптываются и смеются над ним, как будто ему наставили рога. Частичка злости на Джиневру за то, что она с ним сделала, застряла льдышкой в его груди.
Он решил, едва закончится праздник, с головой уйти в работу. У него был важный заказ на завершение части алтаря в церкви Св. Бернарда, двух изображений Богоматери в различных стадиях работы, и ещё ему надо подумать над Великой Птицей, которую не худо бы подготовить к первому полёту...
Дел, чтобы занять себя, у него было предостаточно.
По студии разнёсся звон колокольчиков и приглушённый стук дверного молотка. Система колокольчиков была придумана Леонардо, потому что мастер Андреа никогда не слышал стука в дверь и всё время боялся нанести оскорбление важному заказчику.
- Кто бы это мог быть - в такое время? - проворчал Верроккьо и послал одного из учеников вниз - выяснять. Мгновение спустя запыхавшийся мальчишка примчался назад и объявил, что внизу дожидаются блестящие дамы и господа, и среди них - правители Флоренции, братья Лоренцо и Джулиано Медичи. Верроккьо заторопился вниз, но не успел он спуститься, как послышался голос Лоренцо - он поднимался по лестнице, фальшиво и громко распевая песенку собственного сочинения:
Помни, что во цвете лет,
Юн не будешь бесконечно.
Нравится - живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Лоренцо и его брат Джулиано, пыхтя и смеясь, вошли в комнату и только тогда пропели второй куплет. Лоренцо любил развлечения, и, куда бы ни шёл, его сопровождали остряки, поэты и философы. Лоренцо и сам был даровитым поэтом: он писал ballate, canzoni di ballo и canzoni carnascialesche. Вся художественная жизнь Флоренции находилась под его влиянием. Любил он и фривольные стихи, пьесы, приёмы и маскарады; часто устраивал карнавалы для всего города.
- Ага, - сказал Лоренцо, войдя, - мой художник Андреа устраивает вечеринку, но нас не приглашает. А кто, спрошу я вас, может любить его больше Медичи? - Лоренцо картинно протянул к Андреа руки, а потом обнял его, словно он был членом семьи.
Лоренцо был одарён, обаятелен, чарующ - и уродлив. Одет он был не вычурно, но богато, в zuppone и без куртки. Нынче ночью горожане и крестьяне, собравшиеся на улицах в ожидании шествия, должны были принимать его за своего. На его грубом лице выделялся большой приплюснутый нос. К тому же у него снова обострилась экзема, и его подбородок и щёки покрывал розоватый налёт. У него была бычья шея и длинные прямые каштановые волосы, но держался он с таким достоинством, что казался выше тех, кто его окружал. Привлекательнее всего были его глаза, они смотрели так пристально и дружелюбно, точно видели насквозь и вещи и людей. Его брат Джулиано был; напротив, на удивление красив, с девически нежным лицом и каштановыми кудрями.
Рядом с Лоренцо и Джулиано стояли Анджело Амброджини Полициано - поэт, философ и близкий друг Медичи - и Луиджи Пульчи, выдумщик и поэт. Лудовико Сфорца, брат герцога Миланского и гость Медичи, расположился рядом с красавицей Симонеттой Веспуччи; поговаривали, что она любовница Лоренцо, но уверенности в том не было ни у кого; Джулиано же сходил по ней с ума.
- Благодарение Господу, что Симонетга не сошлась с этим боровом Сфорца, - сказал Сандро. - Его братец ничто так не любит, как трупы. Говорят, последней своей бабёнке он загнал в грудь гвоздь и сидел рядом, покуда не дождался её предсмертного хрипа. Думаешь, Лудовико лучше?
После этих слов Сандро оставил Леонардо и устремился к Симонетте. Ни для кого не было секретом, что он тоже влюблён в неё. Точнее говоря, он был одержим ею, и Леонардо гадал, может ли Сандро писать чьё-либо другое лицо, кроме лица Симонетты, ибо она стала чем-то вроде подписи в последних работах Боттичелли. Она была Флорентийской Венерой, самой обожаемой женщиной города.
Женщины любили её не меньше, чем мужчины: она была нежна и воздушна, образец земных добродетелей и классической красоты. Она не подводила почти незаметных бровей, и это придавало её лицу выражение вечного удивления. В открытом шёлковом платье с прорезными, на венецианский манер, рукавами, выставлявшем напоказ её светлую кожу и пышную грудь, в золотом с сапфирами ожерелье она казалась воплощением моды.
Она прямо взглянула на Леонардо и улыбнулась.
Сандро Боттичелли, близкий друг Медичи, обнял Джулиано и покружился с Лоренцо, рисуясь перед Симонеттой, которая позволила ему обнять себя.
- Итак, Андреа, - сказал Лоренцо, обращаясь к Верроккьо, - я вижу, твой музыкант дома.
- Вы про моего ученика, Леонардо? - Андреа обернулся, взглядом нашёл Леонардо и поманил его к себе. - Он работал со мной в ваших садах, восстанавливал статуи.
- Я так и понял, - сказал Лоренцо, улыбаясь Леонардо. - Он щедро одарён Господом, однако мы слыхали, что любознательность порой мешает ему выполнять заказы. Добрые монахи Святого Бернарда потеряли терпение, дожидаясь, пока ты продолжишь свою дивную работу у них в алтаре. Вот что бывает, милый Лудовико, - Лоренцо похлопал гостя по плечу, - когда Бог расточает свои дары. - Тут он обратился прямо к Леонардо: - Я узнал, что ты изобрёл лиру, коей нет равных. Из-за неё мы и пришли... а также, разумеется, чтобы проведать своих дорогих друзей. Но прекрасная Симонетта пожелала увидеть это чудо и услышать твою игру. Разве могли мы ослушаться?
Леонардо поклонился своим покровителям, и его представили Лудовико - коренастому и тяжёлому, со смуглой кожей и блестящим шлемом тёмных волос. Симонетта взяла Леонардо за руку и под завистливыми взглядами остальных проговорила:
- Ну же, Леонардо! Покажи нам свой инструмент.
Тут же за спиной Леонардо возникли двое юношей примерно его лет. Высокий, с тонкими чёрными волосами, желтоватой кожей, глубоко посаженными глазами, синими и твёрдыми, как камушки, держал свёрток в лиловом бархате. Звали его Томазо Масини, но он любил называть себя Зороастро да Перетола и утверждал (конечно, безо всяких оснований), что его незаконный отец - Бернардо Руччелаи, дальний родич Медичи. Одет он был франтом, хотя и нелепо: оранжево-чёрные лосины, куртка, чулки и гульфик. Другой юноша, чуть старше Леонардо, был Аталанте Мильоретти. Он был робок и, подобно Леонардо, бастард, но мало кто во Флоренции лучше его пел и играл на лютне.
Подчёркнуто широким жестом Зороастро да Перетола протянул свёрток Леонардо.
- Откуда вы взялись? - удивился Леонардо. - И как догадались принести...
- Всемогущий и всеведущий не отвечает на такие вопросы, - заявил Зороастро, но в глаза Леонардо не смотрел и был явно сконфужен и обеспокоен.
- Молю вас извинить моего глупого друга, - сказал Леонардо. Зороастро частенько служил мишенью для шуточек Леонардо. Одарённый механик и великолепный златокузнец, он воображал себя искателем приключений, мистификатором и колдуном. Он научился жонглировать и жульничать, и хотя Леонардо и был мастером в этом деле, именно Перетола показал ему фокус, который он частенько показывал в гостиных - волшебное радужное пламя, секрет которого таился в красном вине, долитом в заготовленное кипящее масло. Нищие и крестьяне часами позировали Леонардо, лишь бы увидать это чудо.
Зороастро должен был прятаться где-то в студии, подумал Леонардо. Возможно, он придумал какое-нибудь подслушивающее устройство...
- Нет нужды извиняться за твоего юного друга, - саркастически, но не зло ответил Лоренцо. - В конце концов, он ведь Медичи.
Лицо и шея Зороастро залились краской, но он поклонился с обычной своей подчёркнутой пышностью.
Леонардо взглянул туда, где стояла Джиневра, и поймал её ревнивый взгляд... она смотрела на него, а Николини - на неё. Джиневра быстро повернулась к своим обожателям, но Николини так и впился взглядом в Леонардо. Его острое ястребиное лицо выдавало владеющий им гнев. Чувствуя себя в безопасности, Леонардо выдернул лиру из бархатного футляра. Сделанная из серебра, в форме конского черепа, она не отличалась от модели; Леонардо многому научился у своего мастера - Верроккьо. Зубы черепа использовались как лады, и это особенно понравилось Лоренцо и Симонетте. Суровый Лудовико Сфорца одобрительно кивнул и заметил: