- Зубр, - отозвался Леонардо, печально глядя на трупы животных, устилавшие арену, как мусор. Если бы ему удалось получить несколько этих трупов для препарирования и изучения, это было бы не такой пустой потерей. Но медлить было опасно, потому что толпа требовала новых развлечений, новых зрелищ, и вполне вероятно, что кабанов и тигров выпустят с арены, чтобы охотиться за ними на улицах. Леонардо оглядел рукотворный цирк: поглазеть на кровавую оргию сюда собралось по меньшей мере тридцать тысяч человек. Прямо впереди, за полем была трибуна Медичи. Её сделали в форме замка - со рвами, сторожевыми башнями и пародией на укрепления. Дюжины вымпелов - алые полотнища и лилии на золотом фоне - безвольно свисали со стен. Воздух был недвижен и тяжек, не давая отдохновения от удушающих запахов пота и смерти.
- Идём, Никко, - позвал Леонардо. - Здесь становится небезопасно.
Вместе они пошли вкруг арены. Леонардо приходилось толкаться, а то и драться, чтобы держаться рядом с Никколо.
- Вон там, смотри, - сказал тот, указывая в дальний конец арены. Офицер только что дал сигнал выпустить львов, что сидели в большой, занавешенной до того клетке; первыми двинулись самки, подозрительно озираясь и прикрывая львят, у которых ещё сохранились пятнышки на шкуре; львы вышли следом, их блестящие, почти чёрные гривы резко контрастировали с длинными песочного цвета телами. Несколько людей в "черепахах" держались поодаль, не столько дразня львов, сколько присматривая, чтобы никто из львят не пострадал.
Толпа разразилась приветственными воплями.
- Идём дальше, - сказал Леонардо.
- Ты видишь львят? - спросил Никколо.
- Да, - сказал Леонардо. - Но, если с ними что-то случится, платить придётся дорого.
- Так ты всё-таки веришь в предзнаменования?
- Нет, Никко, но я верю в суеверных людей; а если они поверят, что с ними случится беда, то не успокоятся, пока её себе не устроят.
- По-моему, это то же самое, - заметил Никколо.
Леонардо против воли рассмеялся, и собственный смех показался ему чужим и пустым. Однако он чувствовал обречённость, словно его плоть и жилы не могли сдержать бушующей в нём бури. Он уже слышал, как она мягко бьётся в ушах; такие же удары слышал он ребёнком, когда плакал.
- Вот видишь, Леонардо, - сказал Никколо, необычайно гордый собой, - ты всё-таки можешь смеяться.
- Могу, конечно. - Леонардо заставил себя улыбнуться Никколо и обнял его за плечи. Он вдруг почувствовал странное облегчение; однако ощущал он и напряжение во всём теле, и то, как незримые бабочки бились паутинными крылышками в стенки его желудка, ибо это самое напряжение защищало его от скорби.
- Ты должен снова стать собой, - сказал Никколо, - тем Леонардо, которого все любят.
- А ты? - спросил Леонардо.
- Что ты хочешь сказать?
- Ты любишь только прежнего Леонардо, а не такого, какой я сейчас? - Никколо сильно разволновался, и Леонардо добавил: - Прости, Никко. Но прежний Леонардо ушёл навсегда.
- Тогда тебе придётся учиться заново надо всем смеяться.
- Прежний Никколо тоже ушёл, - заметил Леонардо.
Никколо с безмолвным вопросом повернулся к нему.
Они остановились среди толпы, но Леонардо тут же подтолкнул мальчика.
- Пока я... болел, ты, кажется, стал мужчиной. Теперь тебе хотелось бы снова стать ребёнком?
- Нет, Леонардо, - сказал Никколо. - Но мне, ничего не поделаешь, не хватает тебя.
- Так вот же я, с тобой.
Никколо ничего не ответил. Он пробирался вперёд, к трибуне-замку Медичи, которая была теперь прямо перед ними. Солдаты в цветах Медичи и шлемах с плюмажами охраняли единственный вход на лестницу, ведущую к скамьям, откуда видна была вся арена.
- Вот и вы. - Зороастро да Перетола перегнулся через амбразуру деревянной башни. - Антонио, - крикнул он одному из стражников, - это маэстро Леонардо и его друг. Без задержек проведи их внутрь. Я сейчас спущусь.
Стражник поморгал и, как будто признав Леонардо, ввёл его и Никколо в шутовской замок. Над ними вздымались галереи, до отказа набитые друзьями, сторонниками и прихлебателями Медичи. Шум стоял такой, будто ревело море; Леонардо и Никколо пришлось отскочить, чтобы не попасть под струю мочи.
- А нет ли здесь укрытия получше? - спросил Леонардо у стражника, глядя наверх сквозь ярусы скамей. Он видел тысячи ног; обрывки бумаги и куски еды падали сверху, точно манна с нечестивых небес.
- Тут надо держать ушки на макушке, - заметил он.
- Я хочу наверх, - со всхлипом проговорил Никколо.
Отсюда Леонардо видел часть арены. Казалось, прямо на него глянул волк - и через мгновение исчез. Поле зрения было узким, к тому же глаза слезились от пыли.
- Мы только дождёмся Зороастро.
- Он бы мог провести нас наверх, - сказал Никколо. - Оттуда было бы хоть видно, что происходит.
Взревела львица, но рёв её был едва различим за шумом толпы. Потом её стало видно - она волокла за шею трепыхающегося волка, возможно, того самого, что видел Леонардо. За ней следовал взрослый лев и двое львят, которые кормились на трупе.
- Ты видишь, Никколо?
Но Никколо, побледнев, смотрел в другую сторону.
- Леонардо! - окликнул подошедший Зороастро. Он был в лосинах и куртке - одежде щёголей; болезненно-жёлтое лицо лоснилось от жира и пота.
- Как тебе удалось получить приглашение? - Леонардо быстрым жестом обвёл "замок".
- Я же Медичи, - отмахнулся Зороастро.
- Я и не отрицаю твоих прав по рождению, - сказал Леонардо. Неужто кто-то из семьи Медичи действительно верил, что Зороастро происходит из семьи Руччелаи?
- Благодарю, но...
- Где Сандро? - перебил Леонардо. - Наверху с Лоренцо?
- Нет, Леонардо. Великолепный просил меня дождаться тебя и передать известие.
- Великолепный?
- Ну, Сандро. Но меня просили проводить тебя в палаццо мадонны Симонетты. Она больна.
Сердце Леонардо дрогнуло, но он постарался взять себя в руки.
- Никколо, если хочешь, оставайся с Зороастро.
- Но я должен проводить тебя, - возразил Зороастро.
- Я хочу с тобой, Леонардо. - Никколо подошёл ближе к своему мастеру.
Леонардо кивнул и обратился к Зороастро:
- Прошу тебя, окажи мне любезность.
- Какую?
- Сандро говорил, что я смогу получить несколько звериных трупов. - Леонардо указал на арену.
- Ах да, Никколо говорил, что ты практикуешься в autophaneia.
Леонардо кинул на Никколо быстрый недовольный взгляд.
- Трупы нужны мне для анатомирования, Зороастро. Для исследований. Это наука, а не магия.
Кажется, Зороастро это разочаровало.
- Я прикажу, чтобы для тебя собрали образцы.
- Никто ничего не сделает, если ты сам не присмотришь.
- Я должен идти с тобой, - настаивал Зороастро.
- Твоё присутствие у мадонны Симонетты может не понравиться Великолепному. А это будет некстати, особенно если, как мне кажется, он расположен к тебе.
- Так оно и есть, - надувшись, подтвердил Зороастро.
- Так ты окажешь мне эту любезность?
- Кажется, у меня нет выбора. Но почему присутствие твоего ученика не потревожит Первого Гражданина?
Леонардо не ответил; помахав рукой другу, он взял Никколо за руку и ушёл с трибун Медичи. Вдали от Меркато Веккио замусоренные улицы и кривые переулки казались совсем вымершими.
- Тебе плохо, Леонардо? - спросил Никколо. - Ты такой бледный...
- Я в порядке, Никко, - сказал Леонардо.
- Мы можем передохнуть. - Никколо указал на аrchi de bottega, что соединяла две высокие башни; в узком затенённом проходе были высечены каменные скамьи.
- Нет... спасибо.
Леонардо чувствовал, что нельзя терять времени.
Позади вдруг раздался рёв, будто Арно вышел из берегов и обрушился на Флоренцию - приливная волна человеческих воплей.
Никколо вздрогнул и обернулся, но Леонардо лишь покачал головой.
- Что это было? - спросил Никколо.
- Быть может, Зороастро в конце концов найдёт для меня и льва, - пробормотал Леонардо и, чуть помолчав, добавил: - Могу предположить, что одного, а может, и двоих убили.
- Это был бы очень дурной знак.
- Да, Никко, очень дурной...
- Я думал, ты не веришь в такие вещи.
Но Леонардо не ответил, потому что мысли его были сосредоточены на Симонетте.
Великолепный и его приближённые в тревоге стояли перед спальней Симонетты, словно готовы были заградить путь смертоносной, неумолимой гостье - смерти. Тусклый свет просачивался в открытый зал, своеобразный chambre de galeries, через высокие застеклённые окна; и сам воздух с пляшущими пылинками был лишь отражением тревоги любовников и поклонников Симонетты. Здесь были Пико делла Мирандола, Анджело Полициано, Джулиано, Сандро и поэт и сатирик Луиджи Пульчо, один из любимцев Лоренцо. Поодаль приглушённо переговаривались прихлебатели, друзья и члены семьи; кое-кто плакал; куртизанки, гуляки, философы, поэты, матроны - все смешались в душном жарком зале.
Роскошно одетый священник, как цербер, стерёг дверь в комнату Симонетты - один из Лоренцовых Товарищей Ночи. Он молился, нервно перебирая костяшки красно-чёрных чёток. Его губы шевелились, серые глаза глядели в никуда. Быть может, он пересчитывал раны Христа или размышлял, каких привилегий может ожидать от Великолепного. Однако на Леонардо, когда тот вошёл в зал, он взглянул прямо и с узнаванием.