Симонетта на миг повернулась к ним и едва заметно кивнула Сандро, а потом вновь устремила всё своё внимание на человека по имени Куан Инь-ци. Сандро, Леонардо и Никколо, перейдя зал, встали рядом с Симонеттой.
Куан Инь-ци был высок и хорошо сложен, но узкий чувственный рот и раскосые, широко поставленные глаза придавали его лицу холодное и высокомерное выражение. Зарубцевавшийся шрам сбегал слезой из уголка левого глаза, исчезая в путанице густой, безупречно чистой бороды.
- Могу я одолжить заколку или булавку у одной из прекрасных и высокочтимых дам? - спросил он. Он говорил на тосканском диалекте без ошибок, но слишком ровно и монотонно.
Симонетта плавно прошла сквозь толпу и протянула восточному чародею золотую булавку, которой был сколот её mantello - плащ.
- Вот, Куан, это подойдёт?
- Очень хорошо, мадонна Веспуччи, - сказал он, с поклоном принимая булавку. А потом поднял красный мешочек со стопки толстых, переплетённых в кожу книг, которые лежали перед ним на столе. Это были "De Arithmetica" Боэция, "Res Rustica" Варра, "О восьми частях речи" Доната, "De Ponderibus" Эвклида, одна из Орозиевых "Семи историй против язычников", тоненькая книжка анонимного автора с загадочным заглавием "Тайна Золотого Цветка" и богато украшенная, вся в драгоценных камнях, Библия, недавно переведённая с латыни на народный язык.
Теперь Леонардо было более чем интересно. Он читал все эти книги, кроме Орозия и той, анонимной, - она его заинтриговала. Ему захотелось вникнуть в книжку, извлечь из неё "тайну", в честь которой она была названа - но для этого нужно было дождаться, пока этот человек не закончит свой фокус.
Куан Инь-ци пододвинул Симонетте Библию.
- Не окажет ли мне мадонна честь, выбрав страницу?
- Вы хотите что-либо определённое?
- Нет, мадонна, подойдёт любая страница. Просто закройте глаза и наугад выберите страницу и строку... но сначала мне надо на время ослепнуть. - И, натянув на голову плотный мешочек, который до того прикрывал книги, он повернулся спиной к Симонетте. - Пожалуйста, не обижайтесь, мадонна. А теперь... прошу вас, выбирайте страницу.
Симонетта раскрыла книгу, зажмурилась и принялась листать тяжёлые пергаментные страницы.
- Здесь, - сказала она наконец, открывая глаза, и все зааплодировали, будто она разрешила сложнейшую загадку.
- Будьте добры назвать страницу и строку, с которой начинается избранное вами, - попросил Куан Инь-ци, а потом добавил мягкой скороговоркой, как любой западный престидижитатор: - Должен сказать всем вам, кто выказывает ко мне такое терпение, что все книги, - кроме вот этого анонимного томика, принадлежащего мне, - были щедро одолжены нам великим мастером Тосканелли, которого знают и ценят далеко за пределами его родных земель, в местах, о коих, быть может, не знаете даже вы.
Покуда Куан говорил, Симонетта отсчитывала строчки.
- Страница триста шестнадцать. Строчка... двадцать пятая, - сказала она наконец.
- Выбор хорош, любезная дама, - сказал Куан. - Вот что там сказано, слово в слово: "Или ты не слыхал? Давным-давно сотворил я сие. В незапамятные времена я облёк сие в форму. Ныне претворил я сие в жизнь. Воистину, быть посему, и крепостям сим обратиться в безжизненные руины. Оттого были их жители слабы, напуганы и смятенны..." Надо ли мне продолжать? - спросил он. - Я могу цитировать Священное Писание, пока мой голос не сядет. - С этими словами он обернулся, и все захлопали, громко им восторгаясь. - Ещё рано, мои добрые друзья, - сказал Куан. - Мы ещё не закончили. - И, подав Симонетте её собственную булавку, он попросил её выбрать слово и вколоть в него остриё.
- Боюсь, Куан, это может быть расценено как кощунство, - сказала Симонетта и обернулась к кардиналам Святейшего Престола. - Может ли это не быть таковым, ваши преосвященства ?
- Может не быть... но может и быть, - сказал один из кардиналов, плотный молодой человек с тяжёлыми солдатскими чертами. Его кожа и волосы были светлыми, а глаза - на удивление синими.
Его сотоварищ, старше, с сонными глазами и твёрдым, выступающим подбородком, спросил:
- Вы христианин, синьор мой?
- Я верю в святого Христа, - сказал Куан Инь-ци, поворачиваясь к кардиналам. Мешок на голове придавал ему странный вид.
- Это может быть правдой, но разве не правда и то, что читающий Коран также может верить в Христа? - спросил молодой кардинал.
- Вы позволите считаться христианином тому, кто узнал о Христе от бедного приверженца Нестора, патриарха Константинопольского?
- Патриарх был осуждён как еретик, - сказал молодой кардинал.
- Однако именно так я пришёл к Христу в землях, где жил тогда.
- Но, зная, что вы были обращены еретической сектой, вы не должны противиться обращению в истинную, римскую веру, - елейно продолжал кардинал.
- Как я могу отвергать обращение, ваше преосвященство? Я приветствовал бы его.
Удивлённый, кардинал спросил:
- И вы готовы отринуть еретические взгляды?
- Если Святой Престол считает их неверными, я отрекусь от них.
Младший кардинал взглянул на своего товарища, который сказал низким глуховатым голосом:
- Мы всё приготовим для вас.
- Я весьма признателен, - отвечал Куан Инь-ци. - Тогда, быть может, мы продолжим эту демонстрацию позже?
Гости разочарованно загудели. Кардиналы посовещались, и старший сказал:
- Мы решили дать вам своё дозволение продолжить демонстрацию.
Когда славословия в адрес кардиналов утихли, Куан сказал:
- Благодарю вас, ваши преосвященства... А теперь, мадонна Симонетта, пожалуйста, проколите булавкой священный пергамент.
- Хорошо.
- Проколите столько страниц, сколько сможете или захотите.
- Сделано.
- Будьте добры назвать слово, через которое прошло остриё.
- Antico.
- А теперь, мадонна, посчитайте, пожалуйста, сколько страниц проколото.
- Четыре.
- Если вы посмотрите, какое слово пронзила булавка на четвёртой странице, я уверен, что это будет слово "Иерусалим".
-- Верно! - воскликнула Симонетта, хлопая в ладоши.
Куан сдёрнул мешок с головы и, не глядя в Библию, процитировал:
- "И высоты, что были пред Иерусалимом, коий по правую руку от горы порченой, что возведена Соломоном, царём Израиля, ради Астарты, мерзости сидонийской, и ради..." - Глаза Куана казались твёрдыми, как чёрный фарфор, когда он смотрел в толпу, и впечатление было такое, что он смотрит сквозь тех, кто так восхищается его талантами.
Гости сгрудились вокруг Симонетты - взглянуть, какие слова проколола булавка, но тут же расступились перед кардиналами, которые внимательно осмотрели страницы и кивнули, тем самым давая своё одобрение фантастическому фокусу Куана и самому Куану.
Куан низко поклонился.
Зрители были поражены благоговейным страхом: рядом с ними был живой священный талисман. Куртизанки, цеховые мастера и дамы - все в знак почтения складывали руки, осеняли себя крестом и бормотали "Отче наш".
Свершилось два чуда - чудо памяти и чудо грядущего обращения.
Потом все окружили Куана, расспрашивая и расхваливая его, покуда Симонетта ловко не увела его от почитателей - но не прежде, чем он сложил в алый мешок драгоценные книги.
По зале прошло движение: появились музыканты с корнетами, виолами, лютнями и даже волынкой, и снова засуетились слуги, разнося подносы с пирожными и конфетами оригинальных форм; их ставили на столы вместе со стеклянной на вид, но на деле съедобной посудой из жжёного сахара. Хотя музыканты и были "безусыми юнцами", играли и пели они искусно и с юмором; двое певцов вообще были не юношами, а кастратами, и голоса их звенели чисто, как колокольчики. Они прокричали: "Danzare!"- и гости пустились в пляс под громкую неистовую музыку, а стихи стали более откровенными: пелась песня куртизанок и шлюх.
Cosi dolce е gustevole divento,
quando mi trovo in lento,
da qui amata e gradita me sento
che quel mio piacer vince ogni diletto...
И сам воздух, казалось, изменился с музыкой, потеплел, будто согретый жаром возбуждённых тел.
Леонардо, Симонетта, Никколо и Куан Инь-ци стояли в глубокой полутени меж двух горящих на стене светилен. Сандро держался поодаль, словно опасался назойливостью помешать частной беседе.
- Иди сюда, Сандро, - позвал Леонардо. - Или ты сейчас слишком известен, чтобы стоять рядом с обыкновенным учеником?
- Никколо не мой ученик, - заметил Сандро, подходя к ним.
- Я говорил о себе, - пояснил Леонардо.