В Петрограде давно зрел заговор. Причем во всех слоях общества. О высших - и говорить нечего. Там отчетливо видели, что Распутин пустил под откос авторитет царской семьи. А это влечет за собой разрушение государственности. В средних слоях и духовенстве тоже видели в Распутине погибель России. В нижних слоях, оказывается, были свои счеты к Распутину: пьяница, греховодник, темная душа. Кроме того, в народе свято хранили авторитет царя. Царь - помазанник божий, царь - батюшка, заступник и хранитель России. А Распутин - дьявол, пришедший на беду России. На него охотились всюду. Даже на его родине в селе Покровском его пыталась прикончить женщина. Вспорола ему живот ножом. Но… Всякий раз он уходил от смерти. Ему сказочно везло.
О московском покушении на Распутина мало кто знал. И не сохранилось об этом практически никаких свидетельств. Кроме двух совершенно таинственных записей в дневнике Якова Ярошенко, подставного владельца доходного дома на Хитровке в Москве, да в тайных записках отца Гермогена. Эти две записи совершенно идентичны и говорят о том, что московское покушение на Распутина готовилось с ведома духовенства.
У Гермогена в записях значится: "ХитровкаЖ". На букве "Г" поставлен большой крест. У Якова Ярошенко точно такая запись: "ХитровкаЖ". На букве "Г" большой крест.
Руководители "Славянского дела" готовились особенно тщательно. Через доверенных лиц в Петрограде, предположительно это может быть Пуришкевич или кто‑то из братьев Юсуповых, - было прозондировано отношение Государя к устранению Распутина. Были организованы подходы к царю по этому вопросу. Надо было заручиться хотя бы неким знаком, одобряющим заговор. Но знака от Государя не последовало. Зато вдруг стали ощущать явную поддержку его в движении "Славянскоэ дело". Он прямо не выражал своего отношения к щепетильным делам. Он давал понять окольными путями. Поддержку движения "Славянское дело" можно было истолковать как косвенный знак одобрения намерений этого движения против Распутина. Вот об этом сохранился четкий документ: "Сочувствие этой компании проявили придворные круги, сам царь, а также великий князь Николай Николаевич". Царь к этому времени, особенно после вручения ему писем Государыни к Распутину, тоже созрел против старца.
Заговор был развернут широко, продуман тонко, дело должно было совершиться на Хитровке, на самом дне российского общества, и кануть в его бездну.
Примерно в середине марта 1913 года, в год романовских торжеств, Гинцбург посетил Москву с целью ревизии доходного дела на Хитровке. Торговые и финансовые дела он нашел в полном порядке - тихий, но изобретательный Яков Ярошенко знал свое дело. Он представил патрону блестящий отчет и получил его одобрение по всем статьям деятельности. И даже был вознагражден кругленькой суммой за радение. Но вот сердечные дела Гинцбурга оказались в самом плачевном состоянии: патрон узнал о тайной связи своей красотки с Яковом. Сначала он не придал этому особого значения: дело превыше всего! Прикинул в уме и получилось, что не следует ему быть собакой на сене - когда его нет здесь, не все ли равно, с кем спит его "княжна". Лишь бы блюла чистоту, не подхватила какую‑нибудь заразу. Но когда Яков нерасчетливо не дал ему возможности побаловаться с "княжной", упрятав ее на время неизвестно где, Гинцбург обиделся и круто изменил свое отношение к этой истории. Прекрасно осведомленный о всех тонкостях жития на Хитровке, он знал также, что главный ухажер "княжны", прописной уркаган, был ужасно ревнивым. Знал он и то, что заправилами Хитрова рынка от властей были двое городовых - Рудников и Лохматкин. Они "смотрели" здесь за порядком и творили безапелляционный суд и расправу. Их почитали и боялись все обитатели Хитровки от заморыша - огольца до разбойника самого убойного калибра. Эти двое городовых, будучи практически диктаторами на Хитровке, ухитрялись быть с хитрованцами, что называется, накоротке: полное доверие. Взаимоотношения строились по простой схеме - одни убегают и прячутся, другие их ловят и вытаскивают. Каждый делает свое дело. И каждый по - своему прав, и право это соблюда лось свято. Рудников и Лохматкин были для хитрованцев непререкаемой властью. Никто никогда не оспаривал их требований, не вступал в пререкания с ними. Со своей стороны Рудников и Лохматкин никогда зря не придирались.
Гинцбург, улучив момент, и подъехал с просьбицей к Рудникову. Нельзя ли, мол, за хорошее, конечно, вознаграждение, проучить одного подлеца, умыкнувшего любимую женщину?
Почему нельзя? Проще простого. Кликнет он того же Кнута, лютого каторжника, и тот сделает выволочку негоднику высшим классом.
- Да нет! - остановил речистого городового Гинцбург. - Тут дело деликатное. Надо, чтоб это не выглядело натяжкой. Надо, чтоб естественно.
- Можно естественно, - взял слегка под козырек Рудников, отворачивая сизую свою морду в сторону, потому что недавно он в "Каторге" пропустил оглушительную "фужеру" мадеры.
- К примеру, - Гинцбург хитренько сверкнул глазами, - на почве ревности.
Рудников непонимающе захлопал глазами.
- Говорят, скоро выходит из тюрьмы Степка Махал - кин, - подсказал Гинцбург. - Надо, чтоб вышел. На время.
- Дык, - приободрился Рудников, начинавший, кажется, понимать барина. - Эт мы могем. Эт в нашей власти. Может выйти, а может и войти. Как прикажете…
- Ну, ежели так - то и совсем хорошо. Надо, чтоб Степка появился неожиданно и застал у "княжны" хахаля. Ну и… Начистил ему пятак хорошенько.
- Понятно. Будет сделано. А хто хахаль‑то?
- Яков. А то ты не знаешь!..
- Знаю, конечно. Но за Яковом стоит, говорят, высокий барин.
- Его я беру на себя, - Гинцбург удовлетворенно крякнул.
- Понятно, ваш - ство! - Рудников лихо крутнул ус. - Эт мы…
- Вот так… - и Гинцбург сунул Рудникову крупную купюру. - А сделаешь, получишь еще столько же.
По каким - таким каналам действовал Рудников - одному Богу известно. Только дело Степки Махалкина завертелось с бешеной скоростью. Через неделю он уже был на
Хитровке. А к тому времени и царский праздничный поезд поспел в Москву. Начались торжества. На высочайшем уровне.
А на Хитровке разгорался свой бедлам. В "Славянском Базаре" царил Распутин. К нему на поклон шли толпами. И простолюдины, и знатные, и, как всегда, барышни. Радостные и торжественные. Облизав деготь на его сапогах и сподобившись святости, они уходили, не изведав его божественной близости. Распутин забавлялся с "княжной". Маленькая, но лютая в постели. И не только в постели. Не было такого места в шикарном нумере, где бы она не обласкала знаменитого старца. Выкладывалась до упора. Распуши блаженствовал. И чем больше наслаждался ею, тем больше ему хотелось ее. Он почти не выпускал ее из нумера. Свезуг ее в Сандуны, отмоют, отпарят, отоспится она в необъятных постелях, и снова за дело. Маленькая птаха, а голосистая, - говаривал про нее Распутин. С кровати, бывало, на пол падали и по полу возила его на себе, доводя до бешенства.
В это время Степка Махалкин зверем рыскал по Москве, разыскивая свою маруху. В боковом нагрудном кармане его болтался здоровенный нож - медвежатник. Найду - убью паскуду!
Но "княжна" словно в воду канула.
И вот кто‑то из хитровских мальчишек подсказал разъяренному Степке, что его маруха качает Распутина в "Славянском базаре".
Степка кинулся туда. Прорвался к Распутину, а тот сидит, пьет мадеру в одиночку. Опухший весь, белый. "Княжна" увильнула и от него, наученная кем‑то, что на Гришке можно здорово заработать, на всю оставшуюся жизнь хватит. Только надо подразнить его, исчезнуть, чтоб разохотить его до белого каления. Она так и сделала. Рудников, подключенный к делу, устроил "княжне" схронку до времени.
А Распутин, успокоив Степку лицемерными молитвами, накачал его мадерой и набил карманы деньгами. Сам кинулся искать ягодку - "княжну". Рудников в назначенный день, когда Распутин был на грани сумасшествия на почве сексуальной озабоченности, подсказал ему по великому секрету, где скрывается "княжна". Но случился прокол в заговоре - она сбежала с того места, где ее прятали от Распутина и Махалкина. И прибежала прямо к себе домой.
Тут и настиг ее Степка. Убивать не стал, но избил гак, что "княжна" потом скончалась. Больную ее, уже безнадежную перевезли из больницы домой во флигелек. Распутин узнал об этом и решил навестить. Тайком, разумеется. И напоролся на засаду Степки Махалкина. Сверкнул нож, но еще страшнее сверкнули бешеные глаза Распутина, и рука Махалкина безвольно опустилась. Распутин улизнул.
Хитрованцы, узнав наутро, что Степка поднял руку на самого благодетеля, подняли такой гвалт, что Рудникову пришлось арестовать и посадить Степку. Степка скрипел зубами и клялся, что сбежит и доканает его, Распутина.
И сбежал. Ему дали сбежать. Как раз в тот вечер, когда Распутин собрался опять навестить умирающую "княжну". Да припозднился. Вместо него Степка застал у "княжны" Якова Ярошенко. Не разобрал в темноте кто, думал, что Распутин, и всадил нож по самую рукоятку.
Степку арестовали и отправили по этапу. Распутин срочно удалился в свое Покровское. А "княжна" умерла. Похоронили ее хитрованцы за свой счет. А в книге доходов и расходов Якова Ярошенко в особых заметках нашли короткую таинственную запись: "ХитровкаЖ". На букве "Г" поставлен большой крест.