- Вот как? - произнес Мендоса. - Ты и перед Всевышним осмелишься оправдываться за причиненные тобой страдания и смерти тем, что боль этих несчастных отзывалась болью и в тебе? И такую софистику ты преподносишь Богу? Послушай, приор, подобные мысли недостойны тебя. Что ты можешь знать о муках, приор?
- Я служу моему Господу, как он повелевает мне, и пришел я к тебе не для того, чтобы обсуждать теологические вопросы с иудеем.
- В таком случае зачем же ты пришел ко мне?
- Альваро де Рафаэль попросил привести тебя к нему…
- И ты согласился по доброте душевной? Ты это хочешь сказать? Я что, ребенок, чтобы поверить тебе? Или дурак? Ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь?
- Ты не Бог, чтобы я перед тобой оправдывался! - отрезал Торквемада. - Я дружил с Альваро де Рафаэлем двадцать лет.
- Так, значит, ты арестовал его и осудил на пытки из братской любви? А потом привяжешь к этому проклятому столбу на площади веры и в знак высшего доказательства своей любви сожжешь его и станешь вдыхать запах его горящей плоти?
- Только ради спасения его души, - сказал Торквемада.
Мендоса покачал головой, отвернулся, пересек комнату, подошел к жене. Положил руку ей на плечо, вздохнул и обратился к Торквемаде:
- Ненависть - вот что дается нам хуже всего. Да поможет мне Бог, но мне жаль тебя, приор. Хорошо, веди меня к нему.
Тут жена раввина вскочила и преградила мужу дорогу.
- Нет, - твердо сказала она. - Нет! Я не пущу тебя с ним!
- Раз дон Альваро просил меня прийти, я должен выполнить его просьбу, - ответил Мендоса.
- Но ведь там инквизиция, - умоляла его женщина. Повернувшись, она указала на Торквемаду - рука ее дрожала. - Только взгляни на него. Ты знаешь, кто он и чего от него ждать.
- Нет, дорогая, - терпеливо произнес Мендоса. - Я не знаю, кто он и чего от него ждать. Знай я, мне было бы легче. Даже в это страшное время мне было бы легче. Но я не знаю, кто он. И не знаю, чего от него ждать. И да простит меня Бог, не понимаю, для чего такие люди, как он. И все же мне придется пойти с ним.
Раввин мягко отстранил жену и направился к двери. Торквемада последовал за ним.
Они шли рядом по улицам города. Луна уже взошла, было достаточно светло, и они видели дорогу. Некоторое время они шли молча, потом Мендоса спросил у приора, не страшно ли ему идти так поздно в обществе еврея и притом еще и раввина. В вопросе его звучала смешанная с грустью насмешка. Однако Торквемада отнесся к его вопросу серьезно.
- Я боюсь только Бога, - отрезал он.
- Но нас же видят, - продолжал Мендоса. - Даже в темноте можно узнать тебя и меня. Представь, что один шепнет другому: смотри, Торквемада, уж не иудей ли он? И что будет, если этот слух пойдет гулять по городу, как обычно бывает?..
- Такое может сказать только дьявол, - ответил Торквемада.
Мендоса кивнул:
- Да, дьявол. Все валят на него! Но скажи мне вот что, приор. Помнится, сто лет назад - не больше - в Барселоне жил благочестивый и набожный раввин и звали его Торквемада. У дьявола долгая память, не так ли, приор?
- Что-то ты слишком много себе позволяешь, еврей! - оборвал его Торквемада.
- Все мы позволяем себе слишком много, приор, - согласился Мендоса. - Жизнь - вещь нелегкая. Однако мы, евреи, не придаем такого значения исповеди, как вы. Поэтому я не прошу тебя исповедоваться.
- Ничего не проси у меня, еврей! И молчи! Мне нет нужды говорить с тобой.
- Как пожелаешь. - Мендоса пожал плечами. - Мои речи не мудреные и не забавные, а что до фамилии Торквемада, то напомню тебе, приор, что в Испании ее носят тысячи людей. Это распространенная фамилия. Так что, ты видишь, мои домыслы довольно ребяческие и неосновательные.
12
В сон Альваро, в его кошмары, в искаженные болью воспоминания врывался голос Торквемады. Он видел лицо Торквемады. Горло у Альваро пересохло от жажды, а Торквемада держал перед ним бокал охлажденного вина и улыбался. Потом лицо его исчезло, остался один голос. Бесстрастный, гнусавый, повелительный, он командовал им. Альваро услышал, как Торквемада сказал:
- Дай мне ключ и факел. Ты можешь добраться до двери и в темноте.
Альваро открыл глаза. Сквозь окошечко в двери он различил дрожащий свет факела. Вновь раздался голос Торквемады:
- Да, это его камера.
Ключ повернулся в замке, дверь со скрипом открылась. Вначале Альваро увидел только факел. Он сел, протер глаза и увидел Торквемаду - тот стоял перед ним с горящим факелом в руке, а рядом с ним стоял еще один человек. Огонь слепил Альваро, поначалу он ничего толком не видел. И он закрыл глаза, лишь чуть погодя снова приоткрыл их. Протер, раскрыл пошире и заставил себя смотреть на пляшущее пламя факела. Ему показалось, что человек рядом с Торквемадой - раввин Биньямин Мендоса, но он не был в этом уверен, как не был уверен и в том, что все увиденное не галлюцинация и не сон.
Но вот привидение, принявшее облик Мендосы, заговорило и, обратившись к Альваро, спросило, не мучит ли его боль. Альваро с трудом поднялся на ноги и прошел два шага, отделявшие его от Мендосы. Дотронулся до раввина - убедился, что перед ним не призрак. Затем дотронулся до Торквемады. Приор не шевельнулся - он молча держал в руке горящий факел, тот потрескивал и шипел, и тогда Альваро протянул руку и откинул куколь, чтобы увидеть лицо Торквемады.
Торквемада кивнул на Мендосу.
- Я сделал, что ты просил, дон Альваро, - сказал он.
Альваро вернулся к койке. Прежде чем ответить, он некоторое время смотрел на раввина.
- Мучит ли меня боль? Да, мучит. Но я учусь так жить и думаю, что учусь умирать в муках. Спасибо, что вы пришли.
Раввин кивнул, а Альваро спросил Торквемаду, не мог бы он оставить их наедине.
Торквемада покачал головой:
- Я подвергаю опасности свою душу уже тем, что привел сюда этого еврея.
- Тогда уведи его! - вспылил Альваро. - Уведи, пока он не сказал лишнего. Все, что он тут скажет, будет свидетельствовать против него. И ты предъявишь ему обвинение.
- Этого не будет, - сказал Торквемада.
- Я тебе не верю, - сказал Альваро презрительно.
- Даю тебе слово! - заверил его Торквемада.
- Поверьте ему, - вмешался в их разговор Мендоса. - Поверьте ему, сын мой. Он дал слово. Не подвергайте его слова сомнению.
- Вы верите ему? - спросил Альваро.
- Да, верю. Я верю ему, - ответил Мендоса.
Альваро прислонился к стене, закрыл глаза и долго сидел так. Когда же он вновь открыл глаза, те двое все еще были в камере. Альваро чувствовал страшную усталость.
- Рабби, - сказал он усталым голосом, - ответьте мне на один вопрос.
- Спрашивайте, сын мой.
- Кто я? Христианин или иудей?
- Христианин, сын мой.
- Инквизиция считает, что я повинен в иудейской ереси, - сказал Альваро, превозмогая боль: говорить становилось все труднее. - Я носил на шее медальон. Рядом с крестом. Медальон и крест лежали рядом на моей груди. Этот медальон принадлежал моему отцу. В нем кусочек пергамента со словами: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой твоею и всеми силами твоими". Вы знаете, что это за слова, рабби?
- Знаю.
- Это заклятие?
- Нет, это не заклятие.
- Я христианин, - продолжал Альваро. - И тем не менее мне предстоит умереть из-за того, что я по недомыслию носил этот медальон.
- А почему вы его носили, дон Альваро?
- Не знаю, - ответил Альваро.
- Но вы сознавали, что это опасно?
- Да, сознавал, - признал Альваро, взглянув на Торквемаду.
Торквемада отвел глаза, теперь он смотрел прямо перед собой - его темная фигура с горящим факелом в руках казалась высеченной из мрамора.
- Вы хотите быть евреем? - спросил Мендоса.
- Не знаю. Никогда об этом не думал. Я ни разу не спрашивал себя: Альваро де Рафаэль, кем ты хочешь быть - иудеем, христианином или мусульманином? С какой стати? Я испанский дворянин и христианин. У меня имелось все, что нужно человеку для счастья. Скажите, к чему мне было стремиться стать евреем?
- Я не могу ответить на этот вопрос, дон Альваро.
- Да, наверное, не можете, - согласился Альваро. - Но человека, который так думал, рабби Мендоса, больше нет. Его место занял тот, кто сейчас перед вами в камере. Взгляните на меня. Взгляните на меня, рабби, потому что я прошу вас: сделайте меня иудеем!
- Нет! - не двигаясь с места, выкрикнул Торквемада.
Раввин повернулся к Торквемаде:
- Успокойтесь, приор. - Голос его был спокойным. - Разве я могу сделать его иудеем?
- Можете и должны! - настаивал Альваро.
- Но почему? - спросил Торквемада. - Почему?
- А потому, что я больше не хочу иметь с тобой ничего общего!
- Ты хочешь вечно гореть в аду? - наседал на Альваро Торквемада.
- Да! С радостью! С наслаждением! - выкрикнул Альваро.
- Дон Альваро, - вмешался Мендоса, - все не так просто. Если евреи - избранный Богом народ - а понять, для чего Он нас избрал, трудно, разве что Он хотел, чтобы мы вечно мучились так, как вашему Спасителю довелось мучиться несколько часов на кресте, - если уж так случилось, в этом нет ничего такого, к чему бы надо стремиться. Мы родились евреями - и тайну нашей судьбы, как мы ни бьемся, разгадать не можем. Сделать же вас евреем не в моей власти.
Альваро встал - его качало. Простирая руки к раввину, он повторял:
- Вы можете! Вы должны!