- Ничего. Она сама заявила, что у минометчиков ей не страшно, - усмехнулся Ильин, и Синцову показалось, что усмешка эта относится к чему-то, о чем он еще не знает.
Но Харченко не обратил внимания на слова Ильина, даже глазом не повел. Стоял и ждал, что скажет комбат.
"Может, и в самом деле не место", - подумал Синцов, но начинать в первый же день с отмены приказа двух комбатов не захотел. Тем более девушка сама добивалась - такие чаще всего упрямы.
- Позже разберемся, а пока берегите по силе возможности.
Харченко откозырял и вышел.
- Исключительно добросовестный, но немного боязливый, - сказал Ильин о Харченко после его ухода.
- Не сказал бы, - раздалось из угла землянки.
Это были первые за все время слова, сказанные уполномоченным.
- Что имеете в виду? - повернулся к нему Синцов.
- Имею в виду, что вполне на месте и пользуется в роте авторитетом. А что не бахвал - так это не обязательно.
В его словах был оттенок вызова. Видимо, уполномоченный больше сочувствовал спокойному поведению такого же, как он, средних лет человека, чем молодому задору Ильина.
- Я не говорю, что Харченко плох, но ему всегда кажется, что страшней его минометных позиций на земле места нет. Дело делает, но внутри себя все время переживает, - сказал Ильин.
- А переживать никому не запрещено, - сказал уполномоченный.
"Нет, ты, кажется, ничего, дядя, - подумал Синцов, - хорошо бы не ошибиться!"
- Ничего с ней, с этой Соловьевой, завтра не сделается, - сказал Ильин.
Уполномоченный поднялся.
- Если у вас нет ко мне вопросов, пойду. У меня свои дела в ротах.
- Значит, не к себе людей вызываете? Сами к ним ходите? - спросил Синцов.
Сказать так дернуло за язык одно воспоминание, но, не договорив, уже пожалел: "Зачем задираешься? Даст отпор - и будет прав".
Но лицо особиста осталось равнодушным.
- Как когда, - сказал он. - А что?
Теперь, раз начал, надо было договаривать до конца.
- Сидел у меня одно время в батальоне уполномоченный. Засел, как гвоздь, в землянке, и вызывал к себе днем под обстрелом то одного, то другого.
- Ну и что? - тем же ровным голосом спросил уполномоченный.
- Ничего. Пожаловался его начальству, попросил отозвать.
- Отозвали?
- Отозвали.
- Ну и правильно, - сказал уполномоченный. - Так если ничего ко мне нет, я пошел.
"А что у меня к тебе может быть? - молча кивнув, подумал Синцов. - У меня свои дела, у тебя свои".
Уполномоченный медленно надел полушубок и ушанку - наверно, не хотелось, как и всякому другому человеку, идти из тепла на холод - и вышел.
"Спокойный мужик", - сочувственно подумал Синцов. Он любил спокойных людей.
- Хорошо натопили, - сказал Ильин. - Верно, товарищ старший лейтенант?
- Даже слишком, - сказал Синцов. - Дров не жалеете.
- Напоследок ободрали все, - сказал Ильин. - До последнего. Все равно нам здесь больше не жить, завтра вперед пойдем.
Синцов посмотрел на часы. Времени уже много. А надо еще и к артиллеристам, и в роты, хотя бы в одну, из которой не пришел ее командир
- Чугунов.
"Да, Чугунов". Он заглянул в полевую книжку, чтобы проверить, не ошибся ли.
- Сходите к Чугунову, - обратился он к адъютанту, - узнайте, что там у него, и передайте, что я позже сам приду, пусть не отрывается от своих дел.
Можно было и просто позвонить по телефону, но подумал об адъютанте: "Пусть сбегает, долговязый, нечего ему тут все время толочься".
Адъютант радостно сказал: "Есть!" Этому выскочить на мороз, видимо, ничего не стоило. Он кинулся к висевшему на стене полушубку, и Синцов только тут заметил, что адъютанта еще и мужчиной-то не назовешь. До чего же он голенастый, длиннорукий, даже плечи еще не развились по-настоящему!
- Неплохой парнишка наш Рыбочкин, - сказал Ильин, когда адъютант вышел.
- Только умываться его пришлось заставить. Когда пришел, вижу: два дня не умывается, три дня не умывается. Спрашиваю: "Ты чего не умываешься?" А он говорит: "А я думал, на войне не умываются"…
- Шутка, что ли?
- Нет. Вполне серьезно, - рассмеялся Ильин. - Пришлось учить, как маленького. Дело знакомое. Я только за год до войны педтехникум окончил. "А ну, покажите ваши руки?" Так и с нашим Рыбочкиным.
Он говорил об адъютанте, как о маленьком, и имел на это право. Чувствовал себя старше его на полтысячи дней войны.
Синцов, обратившись к Богословскому, задал ему несколько вопросов по занимаемой должности. С ответами Богословский не мялся; что было положено знать - знал, только отвечал слишком звонко, напряженно, как бы стремясь подчеркнуть, что он не тот, каким командир батальона мог заранее счесть его с чужих слов.
- Как видите завтра свое место в бою?
Богословский ответил, что Поливанов еще утром приказал ему с начала наступления находиться с первой, левофланговой ротой - толкать Лунина.
- Толкут воду в ступе, - не удержался Синцов. Знал на своей шкуре, как редко в бою обходятся без этого слова, но все равно не любил его.
- Если приказание не отменяется, то разрешите, пойду туда с ночи. - Богословский выждал, не добавит ли комбат еще чего после слов о воде и ступе.
- Что ж отменять, - сказал Синцов. - На первые часы боя приказание верное, а там но обстановке. Идите. Толкайте, а верней - помогайте бой организовать. Мне лично так больше нравится.
- Мне тоже, товарищ старший лейтенант, - дернул головой Богословский.
Когда он ушел и остались втроем, Ильин вспомнил:
- А вы ужинали?
- Уже перехотел, - сказал Синцов и удержал вскочившего Ильина. - Потом, когда из роты вернемся.
- А когда пойдем?
- Да вот сейчас и пойдем.
- Тогда разрешите отлучиться.
Ильин надел ушанку и выскочил из землянки в одной гимнастерке.
- Насчет того, что про нас пишут и чего не пишут, зря высказались, - вдруг сказал Завалишин.
- При особисте зря или вообще зря?
- Вообще зря.
- А вы что, журналист, что ли, - обиделись?
- Нет, я не журналист.
- А я как раз журналист, в далеком прошлом, - сказал Синцов.
- Вот не думал, - сказал Завалишин. - Думал, вы кадровый.
"Кто его знает, может, хочет польстить? Если так - зря".
- Возможно, я бываю резок, - сказал Синцов, посмотрев на замполита. - Жизнь так научила, хотя и не сразу. Если привыкнете - спасибо, а не привыкнете - что поделать. С прошлым замполитом жил по-братски.
- Что ж, - сказал Завалишин, - по-братски так по-братски. Авось найдем общий язык, я, говорят, человек мягкий.
- Мягкий - это плохо.
- Ну, не до такой степени, чтоб плохо, - чуть заметно усмехнулся Завалишин.
И Синцов вспомнил то, что говорил про него Бережной.
- Мне в полку сказали, что за время боев в батальоне тридцать человек в партию принято.
- Да, приняли много, но и потеряли… - Завалишин не договорил.
- А на сегодня?
- На сегодня, с вами считая, двадцать девять.
- Да, арифметика тяжелая.
Завалишин вздохнул.
- Бои. А когда бои, сами знаете: коммунисты, вперед! - со всеми вытекающими… А кто к этому не готов, зачем его в партию тянуть? Для цифры?
- Ваша фамилия мне знакома, - сказал Синцов. - Только не могу вспомнить.
Завалишин пожал плечами.
- Декабрист был такой, Завалишин. У нас тут в батальоне два декабриста
- я да Лунин!
- Уж не потомки ли, часом? - рассмеялся Синцов.
- Лунин навряд ли, а я, видимо, да.
- Замполит - из дворян. Этого со мной еще не бывало.
- Чего на свете не бывает. Правда, дворянином я только до пяти лет был, больше не успел.
- Значит, как и я, с двенадцатого? А мне показалось, старше. - Синцова почему-то обрадовало, что они с замполитом однолетки.
- Ужин подготовят на три ровно, - сказал Ильин, входя.
- А не рано?
- Успеем. И сходим и вернемся.
Синцов стал надевать ватник.
- Вы здесь, на телефоне, - сказал он Завалишину. - Мы в третью роту, потом на НП к артиллеристам и домой.
- Можно найти полушубок, - предложил Ильин.
- Пока не требуется, - сказал Синцов. - Где санчасть?
- Как водится, под боком, - сказал Ильин.
- Когда вернемся, вызовите фельдшера, хочу знать, как подготовился к завтрашнему. Санчасть по штату?
- По штату. Фельдшер, два санинструктора, четыре санитара, сани, лошадь.
- Штат ясен. А пол?
- Пол последнее время кругом мужской, - улыбнулся Завалишин. - За исключением, кажется, лошади. Была Соловьева санинструктор, теперь - минометчица.
- Кстати, - Синцов вспомнил выражение лица Ильина, когда они говорили об этой девушке с командиром минометной роты, - там у нее ничего не происходит с Харченко, не из-за этого он волновался?
- Ничего подобного, - ответил Ильин и покраснел.
- Вопрос исчерпан, - сказал Синцов, не пожелав обратить на это внимания. - Пошли.