- Сейчас, сейчас, все сделаем... - сам не зная, что обещает, Жокей потянул за лампас Бадакина и подался к выходу. Притворив дверь, он ослабил галстук и пробормотал: - Это, галопом-по-европам, что такое?!
- Президент...
- Да сам вижу! О каком поле кричит?..
- Профессор утверждает, что это синдром возвращения...
- А с конюхом что?.. Что с тем твоим синдромом?! Дед же - нормальный... - Жокей вздрогнул и поправился: - В смысле… нормально из того синдрома вышел.
- Ну да...
- Ты мне не дакай! Что делать будем? - Жокей покрутил жилистой шеей, еще больше ослабил галстук, и верхняя пуговица на сорочке не выдержала - оторвалась, поскакала по гранитному полу.
Вдруг что-то словно прояснилось в глазах помощника:
- Дай-ка мне личное дело того деда!
- Этажом ниже, в архивной...
Жокей смотрел на биографию первого пациента секретной лаборатории, мотал головой и не мог выговорить ни слова. В горле страшно пересохло.
- Может, кофе?
- Что?
- Может, кофе? - повторил председатель Службы госбезопасности.
- Нет, давай водку… и побольше... Как вы могли так с дедом лопухнуться?
- Никакого лопушения… Выход, как и профессор подтвердил, из сеанса был беспроблемным, без временной деформации.
- Да что ты бред несешь, генерал! У тебя мозги-то есть?!
- Я па-а-прошу! - надулся тот, вмиг покраснел, но успокоился и снова затараторил: - Ты же сам слышал, как тот рассказывал о своем последнем месте работы, о конях что-то там и весовой...
И помощник не выдержал:
- Я и говорю, что ты дурак! Да конюх этот и двадцать, и тридцать лет тому, как и перед сеансом вашим ляцким, коней пас! - Он поднял папку с личным делом деда и хлопнул по столу. - Зови своего профессора!..
На полную адаптацию президента понадобилось несколько недель. Все должно было пойти привычными кругами, однако помолодевшего руководителя отказался признать народ, досрочно выбиравший его, веривший и любивший. И стареющий. Вместе с народом старели и вера с любовью.
На остановках, в курилках и в соцсетях начались настороженные перешепты-намеки, вылившиеся в стихийные митинги. И с каждым публичным выходом правителя на люди народное негодование росло и угрожало вылиться во что-то большее.
- Нашего убили, а вместо него подсовывают двойника!
- Посмотрите, он нашему в сыновья годится...
Ничего не могли сделать ни телепропаганда, ни Служба безопасности. А тут поднял голову премьер:
- Правильно, народ, нас всех дурят! О-о-обман!
Президент был вынужден сам спасать ситуацию. Он выступил по всем телеканалам с чрезвычайным обращением к народу, подробно поведал о ранее спланированных врагами поджогах и своей болезни, во время которой зарвавшиеся высокопоставленные чиновники пытались захватить власть.
- Их уже вывели на чистую воду! - вещал руководитель государства. - Этих роликовых, керзонов и сысанковых... Они мечтали дорваться к власти еще с тех пор, как я возглавил страну. Обещаю вам - все получат по заслугам! Все! А к следующему году мы справимся с экономическими потерями и сможем повысить зарплаты и пенсии. Как и раньше, государство не оставит без помощи никого... - Президент еще долго говорил о распоясавшихся ворах и продажной оппозиции, золотовалютных запасах и международном положении - и народ находил в тех словах прежнюю простоту и сердечность, открытость и преданность, узнавал своего президента до каждой, хотя и разгладившейся, морщинки под просветленными глазами, до каждого жеста.
Вечером президент приехал на правительственную дачу, где обосновался впавший в горячечную оппозиционность Сысанков.
- Ты?.. - недоуменно поднялся из-за длинного стола премьер и, хмельно покачиваясь, пошел навстречу.
Мороз хмыкнул, схватил пустую бутылку - и двинул по нетрезвой голове премьера. Тот хватанул воздуха, лизнул пухлые губы - и обмяк.
Когда назавтра после телеобращения хозяина Жокей принес составленные спецслужбами и льющие бальзам на душу результаты общественных опросов, президент спокойно отодвинул бумаги на край стола и огорошил помощника:
- Помнишь, когда метро бастовало... я тогда в университете выступал. Там девка одна, чернявая такая, - он покрутил пальцами, - мне бумажки подносила. Я приказывал разузнать о ней...
- Да, Екатерина Александровна Белявская, студентка филфака нашего университета. Я докладывал...
- Ты заработался или прикидываешься?! - вскипел президент. - Что мне с тех докладов? Давай ее сюда! Ясно?..
VІ.
- Что ж, фами-илия твоя соотве-етствует нутру-у, - словно чужим голосом едва не пропел царь окольничему Федору Сукину, своему посланцу. Глаза того не могли остановиться на одной точке, зрачки суетились в глазницах испуганными жуками. Царь перебросил с одной руки в другую скипетр и кивнул верному Матею: - Отправь его делать гроб!
Когда стрельцы уже дотянули невысокое тело испуганного посланца к дверям, царь уточнил:
- Хороший, большой гроб! Чтобы издали виден был. - Посмотрел на перстень-печать, покрутил его туда-сюда и добавил: - А этому сукиному сыну и обычной ямы хватит...
В конце 1560 года, когда Радзивилл Черный укреплялся в землях Ливонии, а образ покойницы царицы Анастасии поглотили успокоительные оргии, Иван Грозный направил к Сигизмунду Августу громадное санное посольство, которое и приказано было возглавить Федору Сукину. Царь не поскупился на подарки, взамен надеясь получить не только дружбу короля-соседа, но и одну из его сестер в жены.
Сигизмунд же воспринял предложение сдержанно, а краковский сейм едва ли не единогласно решил выслать назад московское посольство. Однако Федор Сукин не сдался. Он подкупил королевскую горничную, тайно показавшую в костеле во время воскресной службы двух принцесс. Младшая, Екатерина, на миг поправила над бархатным чепцом кружевную вуаль - и царскому посланцу запали в душу ее черные брови, нежный носик, искушающие, налитые вишневой свежестью губы. Он незаметно понаблюдал за ее лебединой походкой и вкусно расписал обо всем своему хозяину. И не позабыл добавить, что Сигизмунд Август не имеет потомка, потому с помощью его сестры-красавицы Московия может снова соединиться со своей вотчиной - полоцкими и смоленскими землями.
Расписал - и на некоторое время успокоился.
А в беспокойные сны Ивана впервые пришла не Анастасия, а таинственная полька Екатерина. Он шагал за ней, пытался схватить за нежно-белесую руку... и уже срывал с нее розовый италийский хитон, и блеснули в улыбках свечей атласные исподние надраги, как та вдруг превратилась в белую лебедку и выпорхнула в раскрытое окно.
- Порви меня, мой государь, как эту сорочку… - неожиданно простонала под ним горячая дочь какого-то боярина, и он испуганно вскочил.
- Иди вон, шлюха подзаборная! - Царь сбросил женщину с кровати и позвал Висковатого.
- Пошли в Краков Сукину еще от меня подарков. Пускай поторапливает!
Но пока исполнялось новое царское поручение, принцессу Екатерину сосватали брату шведского короля Эрика XIV, герцогу Финляндскому Юхану...
Иван по-прежнему пил и утопал в блуде с молодой дочерью хана Кабарды черноокой княжной Кученей, которую, чтобы хоть этим успокоить царскую одурь, взялся окрестить сам митрополит Макарий и обвенчать с Иваном, уже как Марию. И угасли властные гульбища - пока до Москвы не докатилось известие о свадьбе Екатерины и Юхана. Тогда Иван послал Курбского жечь пограничные западные земли и позвал своего посланца Федора Сукина, приказав тому своими руками сбить огромный гроб...
- В него положу Катькиного брата Сигизмунда… или сам лягу! - молвил он в начале января 1562 года, во главе 60-тысячного войска отправившись на древнюю крепость Полоцкого княжества.
Митрополит Макарий попытался унять воинственный пыл царя, но не смог, предложив тогда взять с собой святыню, которая, как он надеялся, должна отвести несчастья и ненужные смерти.
- Некогда еще отец твой из Смоленска привез его - крест полоцкой игуменьи Евфросинии. Война его вывезла, а ты назад возврати. И пусть защитит он все войско Христово.
- В походы со своими крестами ходить надобно! - недоуменно бросил Иван постаревшему митрополиту.
А тот глубоко вздохнул, тревожно посмотрел в суженные царские глаза и спокойно уточнил:
- Кресты, Иван, не бывают свои или чужие. Все они - Божьи, все - Христовы. Ибо он, Иисус, один за нас, грешных, страдания принял.
Иван подозрительно глянул на Макария:
- Ты что, митрополит, мой поход праведный не благословляешь?!
Макарий напряженно помолчал и ответил вопросом:
- А ты как думаешь, государь: разве благословляет наш Создатель убийства?
- Ясно… - проскрежетал Иван и направился к дверям.
- Крест полоцкий в твоей казне. Возврати святыню в родной град, - уже в царскую сгорбленную спину молвил Макарий и перекрестил раскрытые двери. Ему неожиданно увиделось, как Ивану удалось прочесть строки Евангелия, привезенного от Палеологов. И он с тревогой вспомнил о рассказах Максима Грека о богатой Полоцкой библиотеке...
Полки велено было формировать под Луками. Затем ежедневно, "дабы воинским людем истомы и затору не быть", они поочередно вместе с фуражными обозами отправлялись в поход.
Как ни стереглись, литовская разведка дозналась о московской выправе и доложила гетману Николаю Радзивиллу. Тот спешно собрал войско и из Менска двинулся на подмогу Полоцку.