Мисс Прайс не трогала его, пока не пообедала сама. Затем, постояв не менее минуты возле двери, держа руку на дверной ручке и набираясь решимости, она вошла в класс и присела возле Винсента, намереваясь провести с ним еще одну беседу. Тот как раз пытался проглотить остатки бутерброда с острым плавленым сыром.
- Винсент, - начала она, - нам всем очень понравился твой доклад. Но, думаю, он понравился бы нам еще больше - намного больше, - если бы ты рассказал о своей настоящей жизни. То есть, - торопливо продолжала она, - например, я заметила, что у тебя новая ветровка, очень красивая. Она ведь новая, правда? Тетя тебе ее в эти выходные купила?
Он не стал отрицать.
- Тогда почему ты не рассказал нам о том, как вы с тетей пошли в магазин и купили ветровку, и о том, чем вы занимались потом? Вышел бы отличный доклад. - Она выдержала паузу и впервые за все время пристально посмотрела ему в глаза. - Винсент, ты ведь понимаешь, что я хочу сказать? Правда?
Смахнув с губ хлебные крошки, он опустил глаза и кивнул.
- Учти на будущее, ладно?
Он снова кивнул:
- Мисс Прайс, можно мне выйти?
- Конечно.
Он пошел в туалет, и там его вырвало. Умывшись и выпив немного воды, он вернулся в класс. Мисс Прайс была чем-то занята за своим столом и взгляда не подняла. Чтобы не связываться с ней больше, мальчик пошел в раздевалку и присел на длинную скамью. Подобрал забытую кем-то галошу и принялся вертеть в руках. Вскоре послышалась болтовня возвращающихся детей. Чтобы его не заметили, Винсент встал и пошел к пожарному выходу. Толкнув дверь, он увидел, что она ведет в тот самый тупик, где он утром скрывался. Он выскользнул наружу. Минуту-другую мальчик просто стоял, созерцая ровную поверхность бетонной стены; затем нащупал в кармане кусок мела и примерно на высоте фута от земли вывел печатными буквами все самые грязные ругательства, какие только знал. Написав четыре слова, он попытался вспомнить пятое, но вдруг услышал за спиной, у двери, шорох. Там стоял Артур Кросс. Держа дверь нараспашку, он, выпучив глаза, читал надпись на стене.
- Чувак, - произнес он зловещим шепотом, - чувак, ты за это огребешь. Огребешь по самое не хочу.
Вздрогнув, потом как-то вдруг успокоившись, Винсент Сабелла зажал кусок мела в ладони, засунул большие пальцы за ремень и с угрожающим видом повернулся к Артуру Кроссу.
- Да ладно? - произнес он с вызовом. - А кто на меня настучит?
- Нет-нет, никто не настучит, - залепетал Артур Кросс. - Просто не стоило бы тебе тут ходить и писать…
- Вот и ладно, - сказал Винсент и сделал шаг вперед. Он опустил плечи, вытянул шею и сощурился, как Эдвард Робинсон. - Вот и ладно. Остальное меня не колышет. Не люблю стукачей, усек?
При этих его словах в проеме двери появились Уоррен Берг и Билл Стрингер. Они услышали последнюю реплику и увидели слова, написанные мелом на бетонной стене. Винсент обратился к ним.
- Вас это тоже касается, усекли? - проговорил он. - Вас обоих.
Удивительно, но на лицах у Билла и Уоррена появились те же глуповатые, робкие улыбочки, что и на лице Артура Кросса. Потом они переглянулись и только тогда смогли достойно встретить взгляд Винсента, но было уже поздно.
- Что, Сабелла, думаешь, ты самый умный? - спросил Билл Стрингер.
- Думай что хочешь, - возразил Винсент. - Ты меня слышал. Пошли отсюда.
Им ничего не оставалось, кроме как расступиться и пропустить его, а потом растерянно поплестись следом за ним в раздевалку.
Настучала на него Нэнси Паркер - хотя, когда речь идет о ком-нибудь вроде нее, слово "настучала" кажется неуместным. Она была в раздевалке и все слышала; как только мальчишки вошли, она выглянула наружу, в тупик, увидела надпись и, нахмурившись, с важным видом направилась прямиком к мисс Прайс. Учительница как раз собиралась призвать класс к порядку и начать урок, когда Нэнси подошла и зашептала что-то ей на ухо. Затем они обе отправились в раздевалку, откуда мгновение спустя донесся резкий хлопок двери пожарного выхода. Когда они вернулись в класс, Нэнси была вся красная от праведного негодования, а мисс Прайс очень бледная. Никто ничего не сказал. Занятия продолжались своим чередом, хотя было видно, что мисс Прайс расстроена. Речи об инциденте не заходило, пока, отпуская учеников в три часа, она не сказала:
- Винсента Сабеллу прошу задержаться. - И затем, кивнув прочим: - Остальные свободны.
Класс постепенно пустел, а учительница так и сидела за своим столом, закрыв глаза, потирая тонкую переносицу большим и указательным пальцами и пытаясь вызвать в памяти фрагменты некогда прочитанной книги о работе с трудными детьми. Возможно, напрасно она вообще вмешалась и взяла на себя ответственность за одиночество Винсента Сабеллы. Возможно, ему нужен специалист. Она глубоко вздохнула.
- Винсент, подойди, пожалуйста, и сядь рядом, - сказала она, и, когда он устроился, пристально на него посмотрела. - Скажи-ка мне правду. Это ты написал те слова на стене?
Мальчик уставился в пол.
- Посмотри на меня, - потребовала учительница, и он посмотрел. В этот момент она была особенно очаровательна: на щеках легкий румянец, глаза сверкают, а плотно сжатые милые губки выдают неуверенность. - Прежде всего, - проговорила мисс Прайс, протягивая мальчишке небольшую эмалированную миску с пятнами плакатной гуаши, - сходи в туалет, набери сюда горячей воды и немного мыла.
Винсент покорно исполнил приказ, а когда вернулся, осторожно неся миску, чтобы не расплескать пенный раствор, мисс Прайс перебирала какие-то старые тряпки, склонившись над нижним ящиком письменного стола.
- Держи-ка, - велела она, выбрав подходящую тряпку и деловито задвинув ящик. - Эта подойдет. Опусти ее в воду.
Она провела мальчика к пожарному выходу, а пока он смывал со стены те ужасные слова, стояла в тупике и безмолвно наблюдала за его движениями.
Когда дело было сделано, а тряпка и миска убраны на место, учительница и ученик вновь присели возле того же стола.
- Винсент! Ты, наверное, думаешь, что я сержусь? - проговорила мисс Прайс. - Но это не так. Мне бы даже хотелось рассердиться, так было бы намного легче. Но мне обидно. Я старалась стать тебе другом, и мне показалось, что ты тоже хочешь дружить со мной. Но такое… Честно говоря, с человеком, который такое устраивает, дружить трудно.
Тут она с благодарностью заметила у него на глазах слезы.
- Винсент, а что, если я понимаю кое-что лучше, чем ты думаешь? Например, я понимаю, что иногда люди делают такое не потому, что хотят кого-то обидеть, а потому, что сами очень расстроены. Они знают, что поступают нехорошо, и знают даже, что им самим не станет от этого легче, но все равно идут и делают, что задумали. А потом осознают, что потеряли друга, и страшно сожалеют об этом, но уже слишком поздно. Сделанного не воротишь.
Выждав время, пока эта мрачная нота резонировала в тишине классной комнаты, она снова заговорила:
- Знаешь, Винсент, я не сумею это забыть. Однако сейчас мы еще сможем остаться друзьями, потому что я ведь понимаю, что ты не хотел меня обидеть. Только пообещай, что тоже не забудешь этот случай. Запомни навсегда, что, делая подобные вещи, ты обижаешь людей, которые очень хотят относиться к тебе хорошо, и этим ты наносишь вред самому себе. Ты запомнишь это, солнышко? Пообещай.
Слово "солнышко" вырвалось так же непроизвольно, как непроизвольно потянулась ее рука к плечу ребенка и скользнула по свитеру; и слово, и жест заставили мальчика только ниже опустить голову.
- Ну ладно, - сказала учительница, - ступай.
Он забрал из раздевалки ветровку и вышел, прячась от взгляда мисс Прайс, в котором затаились усталость и неуверенность. В коридорах было пусто и тихо, лишь откуда-то издали доносился гулкий ритмичный стук швабры о какую-то стену. Звуки, с которыми касались пола его собственные резиновые подошвы, только усугубляли тишину - как и одинокий сдавленный взвизг молнии на ветровке, и легкий механический вздох входной двери. В тишине тем более неожиданной оказалась встреча: на бетонной дорожке, в нескольких ярдах от школы, Винсент вдруг обнаружил, что за ним идут двое мальчишек - Уоррен Берг и Билл Стрингер. На лицах у обоих - нетерпеливые, почти доброжелательные улыбки.
- Ну, и чё она те сделала? - спросил Билл Стрингер.
Винсента застали врасплох; он едва успел натянуть на лицо ту же маску Эдварда Робинсона.
- Не твое дело, - бросил он и прибавил шагу.
- Нет, погоди - постой, эй! - крикнул Уоррен Берг, нагоняя его. - Ну что было-то? Просто сделала тебе втык или что? Эй, Винни, постой.
От этого имени его передернуло. Сжав кулаки в карманах ветровки, он продолжал идти. С трудом сохраняя самообладание и спокойный голос, Винсент проговорил:
- Не твое дело, сказал же. Отвали.
Но мальчишки не отставали.
- Представляю, какую выволочку она тебе устроила, - продолжал Уоррен Берг. - Что она вообще сказала? Давай расскажи, Винни.
На сей раз он не смог вынести звука этого имени. Самообладание покинуло его, колени ослабли, и ноги сами собой перешли на вальяжную походку, удобную для беседы.
- А ничё она не сказала, - ответил он наконец, а потом, выдержав театральную паузу, добавил: - А чё говорить? Она как возьмет линейку…
- Линейку? То есть она тебя - линейкой? - Лица мальчишек приняли потрясенное выражение, полное одновременно недоверия и восхищения, и, пока он продолжал говорить, восхищение явно преобладало.